– Здравствуйте, Федор Ильич!

– Я опять не вовремя, отвлекаю? Ты же знаешь, я как смерть или беременность – всегда не вовремя, но неизбежно, – засмеялся генерал.

Федора Ильича, генерала ФСБ, бывшего непосредственного начальника Антона, называли в конторе Дед, хотя он был ненамного, лет на десять, старше Антона.

Он производил впечатление добродушного, веселого, шумного простачка, этакого мужичка, довольного жизнью и пытающегося осчастливить всех вокруг, все время сыпал присказками, анекдотами, любил посмеяться.

Внешне Федор Ильич соответствовал этому типажу – невысок ростом, плотненький, с розовыми щечками, небольшой лысинкой и пухлыми ручками.

Но в конторе все знали, что генерал обладает блестящим аналитическим умом, широчайшей эрудицией, невероятной памятью.

Волевой, хитрый, жесткий, он сам подбирал себе подчиненных, в число которых хотели попасть очень многие, и стоял за них горой. Если возникала необходимость, он отстаивал своих ребят на всех уровнях, используя все дозволенные и недозволенные приемы.

Это он тогда помог уйти Антону из конторы без особых потерь. Но, прощаясь, вздохнул и печально сказал:

– Антоша, ты же понимаешь, у нас бывших не бывает.

И уже через три месяца позвонил и попросил помочь в одном деле. Антон конечно же помог – а куда деваться, – но досадуя и ворча. Правда, последнее время, если Дед приглашал просто «обмозговать» или «поучаствовать», делал это не без удовольствия.

Как говорится в том анекдоте: «Бороду сбрить можно, а умище-то куда девать?»

– Ты заезжай, Антоша, пропуск я уже выписал. Посидим, почаевничаем, или на свидание торопишься?

Дед, как всегда, попал в десятку.

Его ждала Марина и даже что-то там готовила. Ринков уже третий раз переносил их свидание, она обижалась, дулась, но все равно звонила. Антон, испытывая легкое чувство вины, на этот раз позвонил сам, и они договорились, что он приедет к ней. Он даже разгреб сегодня дела пораньше.

И вот теперь надо все откладывать, заранее зная ее реакцию – обиды, долгие монологи о его, Антоновом, эгоизме и общем мужском свинстве, и все последующие воспитательно-наказующие действия с точно рассчитанной долей нажима: не дай бог спугнуть мужика – и в то же время подчеркнуть, какая она терпеливая, отходчивая, мудрая.

Все это Антон проходил не раз, и подыгрывал, конечно.

Марина была из обеспеченной семьи, и ее с детства затачивали на «удачное» замужество. Она побывала в браке не один раз и умело пользовалась всеми атрибутами воспитания мужчин.

Сейчас в роли «удачного» числился он, причем как у самой Марины, так и у ее родителей.

«Послала бы куда подальше или сковородкой дала по башке без комментариев, может, и прибежал бы скорее, хотя вряд ли».

Но когда он подруливал к проходной, дослушивая по мобильному Маринины обвинительные речи, ему было абсолютно и безнадежно безразлично.

В нем уже звенел интерес, и весь он был настроен на неизвестную еще интригу, задачу. У него всегда так – организм как бы настраивался на работу, как рояль перед концертом: еще неизвестно, что будут играть, а он уже звенит.

Чаек, конечно, был, и лимончик, и вазочка с конфетами, бутерброды с бужениной и огурцом и смородиновое варенье.

– Ну, здравствуй, Антоша. – Дед пожал руку, приобнял, похлопал по плечу и, отодвинув от себя, всмотрелся в лицо. – Похорошел, округлился, возмужал! Почему не женился до сих пор? Сидели б сейчас у тебя дома, и твоя жена потчевала бы нас пирогами.

Он все про всех знал, был в курсе всех личных проблем своих ребят, часто помогал ненавязчиво, а иногда анонимно, на то он и Дед.

– Здравствуйте, Федор Ильич. Дела, дела – не до женитьбы, да и где ее взять-то, такую, чтоб пироги пекла? – в тон ему отшучивался Антон.

– А ты не там ищешь. Все небось по ресторанам да по курортам, а там достойных барышень мало. Ты в метро спустись, Антоша. Цветник! И все умненькие, работящие, и с пирогами справятся, и детишек нарожают.

– Что это вы, Федор Ильич, меня сватать взялись?

– Так пропадает хороший мужик, золотой генофонд, можно сказать, нации, и счастья тебе желаю.

Это была традиция. Надо было обязательно выпить чаю, съесть бутерброды, и еще раз чаю с вареньем, под легкий шутливый разговор.

Без этого Дед никогда не приступал к делу. Даже если ты точно знал, что будут голову снимать и что ты наворотил такого… – без чая ругать не начинали.

– Ну, к делу, – сказал Дед, как только Антон допил чай.

Они пересели за переговорный стол, и генерал протянул Антону фотографию.

На снимке мужчина лет сорока пяти, абсолютно невыдающейся внешности, только по некоторым деталям – темные глаза, легкая смуглость кожи – можно было угадать в нем выходца с Востока.

– Это Хаким, пакистанец по месту рождения. Родители неизвестны, имя, в общем, тоже, из тех, которыми пользуется наиболее часто, – Хаким, Селим, Мухаммед, Роман, Руслан.

Он лучший из тех, кто прокладывает трассу для оружия и наркоты. Только для больших поставок и такую, которую можно использовать несколько раз.

Рано или поздно, но мы все их накрываем. К нему обращаются только с серьезными предложениями. Мелкотой он не занимается. Крупные партии, не менее десяти миллионов.

Обладает феноменальными способностями: знает десять языков, в том числе японский и китайский с диалектами. Совершенно чисто говорит на английском, американском, русском, немецком, испанском, про арабские я вообще молчу. Ориентируется на любой местности; знает, практически точно, карты всех основных стран; внешность, как видишь, совершенно усредненная, может выдавать себя за кого угодно – линзы, парик, краска, грим; естественно, боевые искусства; великолепная зрительная память.

Его услуги стоят пять процентов от цены партии, вне зависимости, прошла она вся или только часть.

У него ни разу не было осечек. Даже если партия шла частями, пока мы или коллеги раскапывали маршрут, большая часть уходила. Поэтому он так дорого стоит.

Конечно, его «ведут» все время, но он умудряется уходить. Все основные точки его пребывания и общения известны, ну это оперативка, потом прочтешь.

Он знает большинство агентов, как наших, так и не наших, в лицо – у него фантастическая зрительная память.

Обычно, получив контракт, выезжает один на место: смотрит, нюхает, слушает, выбирает путь. В первый раз он не камуфлируется, потому что может объездить несколько мест, достаточно удаленных друг от друга.

Но как только определился, берет свою команду – это три человека, – Федор Ильич протянул Антону еще фотографии, – одна женщина, русская, пятидесяти лет – великая актриса, жаль, что не на сцене, двое мужчин – кореец и латыш.

Как видишь, все грамотно. И они как растворяются – через две недели маршрут готов. Первую, пробную поездку он делает с представителем заказчика, с малой частью товара; потом все – не его проблемы.

Так вот, он уже был в Харькове и в Крыму. Сейчас опять едет в Крым. Зачем? Там все на виду – неинтересно – две таможни, всего два пути, и они как на ладони. Все сферы давно поделены, все не просто застолблено – забетонировано. Любой большой транзит – убийство для Крыма – они там все передерутся, да и здесь, в Москве, тоже. Это в общих чертах.

Съезди, Антоша, посмотри, понюхай, подстрахуй ребят. Его «ведут» все кому не лень – и братья хохлы, и мы, и турки, и Интерпол, кого на нем только нет. Езжай, Антон, его в лоб, да и хитростью не возьмешь. Ничем не возьмешь, тут нужен твой Божий дар. Брать его никто не собирается, но разобраться, что он там варит, надо. Едет он поездом, тоже вопрос: почему? Куда проще самолетом.

Я и контрактик на Южном берегу подготовил для твоей фирмочки. Хотя на хрена им система охраны такого уровня – убей не пойму.

– Ну если и контрактик, то как не поехать? – подытожил Антон.

– Вот и молодец! Тогда все с начала и в деталях.