– А где ты теперь работаешь? – спросила Юлька.

– В творческом объединении, – ушла от прямого ответа Дарья.

Громко, настойчиво и длинно прогремел первый звонок.

– Ну что ж! – с боевым настроем сообщила девушка. – Я домой. А вам пожелаю приятного просмотра!

Поднялась со стула, подхватила со стола свою стильную сумочку-клатч, улыбнулась только Юльке:

– Я рада, что у тебя все хорошо, Юль. – Перевела взгляд на Власова: – Всего доброго, Игорь Николаевич.

– Все-таки уходите? – Он немного опешил от такой стремительной перемены событий.

– Да, как-то сегодня с приобщением к искусству у меня плохо получается. – И быстро перевела взгляд на Юльку: – Пока!

– Пока, – ответила ей Юлька.

Он смотрел вслед уходящей Дарье и с досадой думал, что с удовольствием послал бы этот спектакль к чертовой матери, туда же и сегодняшнюю партнершу театральную и поехал домой. Лучший вариант – отвез бы Дарью Васнецову домой, идеальный – домой к себе.

Но он будет досматривать постановку. С Юлей.

– Расстроилась? – участливо спросил он у загрустившей Юльки.

– Ты про то, что она шутила? – печально улыбнулась Юлька.

Власов кивнул.

«Как с ней Байков живет? Привык, наверное, как привыкают к болезням родных людей», – подумалось ему.

– Нет, не расстроилась. Васнецова, она всегда такая. – И попыталась объяснить: – Когда она входила в офис, с порога шутила, и народ как просыпался. То ходили еле-еле, переругивались, а стоило ей войти – и все улыбаются, громко разговаривать начинают, смеются, даже из других отделов приходят пообщаться с ней. Она острит постоянно, она так разговаривает, у нее так мысли устроены, образ мышления. Я большую часть того, что она говорит, не понимала.

Длинно, громко и раздражающе прозвенел второй звонок. Юлька дождалась, когда он закончится, и продолжила говорить:

– Но знаешь, Даша единственный человек за всю мою жизнь, который извиняется передо мной. Она всегда искренне извинялась, когда шутила и замечала, что я тоже слушаю. Подходила ко мне и извинялась, но так, чтобы только я слышала и чтобы не давать повода остальным надо мной шутить. Я понимала.

Юлька помолчала, допила остатки шампанского, поставила бокал на стол и задержала на нем взгляд.

– А однажды она мне предложила: «Юль, давай я тебе объясню самые распространенные анекдоты, логику интриги, шутки. И мы их запишем, чтобы ты их знала и не терялась, если их при тебе расскажут, особенно в незнакомой компании. Чтобы ты могла себя более спокойно чувствовать». И она мне записала больше тридцати анекдотов и объяснила эту логику-интригу. Специально для этого со мной после работы оставалась. И я поняла основное, что весь смысл шутки именно в том, что логика там нарушена. Я все, что она записала, наизусть выучила, и действительно мне стало намного легче. – Юлька посмотрела на Власова. – Мне ее очень не хватает. Я рядом с Дашей чувствовала себя спокойной, защищенной, как с папой. Но она так неожиданно ушла из корпорации. Она сделала блестящую карьеру за несколько лет, ее кандидатуру уже утвердили, и через два месяца Даша должна была занять должность одного из руководителей в управлении. Но она все бросила и ушла. Так никто и не знает почему и куда.

Ее прервал третий громкий звонок. У Юльки поменялось выражение лица с грустно-задумчивого на сосредоточенное и деловое. Она сняла сумочку со спинки стула и твердо заявила:

– Идем. Надо досмотреть спектакль.

Власов про себя от души выругался.

Второй акт спектакля прошел без его участия, нет, физически он присутствовал, сидел рядом с Юлей и думал, посмотрев на нее, что выражение ее лица скорее соответствует наблюдению за проведением лабораторного опыта: что происходит, не совсем понятно, а итог туманен.

За каким хреном ей вообще дался театр, если большую часть происходящего на сцене она не догоняет, не просто, не криво, не боком – никак не догоняет отсутствующим рудиментарным органом? Впрочем, это ее дело.

А у него имелось свое. Дарья Васнецова.

Что теперь с ней делать? Искать? Настаивать на продолжении знакомства?

К концу спектакля Власов понял, что ни искать, ни предпринимать попыток разузнать о ней подробней и никаких иных телодвижений в данном направлении он делать не станет.

Если эта встреча на самом деле из области божественных шуток и Провидения, значит, пересекутся их пути еще раз, если нет, то, значит, привиделось ему что-то, не судьба! Да и смешно это, в его возрасте, с его опытом и знанием жизни: увидел и – женюсь!

Он, наверное, задремал, открыл глаза, когда его легонько потрясли за плечо.

Врач Антон Иванович, оперировавший Дашку, беспредельно вымотанный, в мокрой от пота хирургической робе. Сел рядом с Игорем на диван, снял с головы шапочку, потер с силой большой ручищей лицо.

– Нормально все. – И еще раз потер лицо. – Значит, картина клиническая следующая: тяжелое сотрясение мозга, но обошлось без пролома и трещин черепа, уже вперед скажу я вам. Перелом трех ребер справа, одного слева, перелом правой ноги. Разрыв селезенки зашили. Серьезный ушиб правой почки, было небольшое внутреннее кровотечение – остановили. Основной удар пришелся на правую сторону, рука цела, но трещина ключицы, синяк будет на все тело. И это ничего бы, но она долго находилась в угнетенном, сжатом состоянии и почти не могла дышать, кислород не поступал в кровь. При этом тело во множественных порезах осколками битого стекла, некоторые с подкожным проникновением, пришлось доставать и зашивать, но из-за них она потеряла много крови. Поэтому состояние тяжелое. Но есть обнадеживающие факторы – позвоночник цел, ни трещин, ни ушибов, при таких-то травмах, и второе: она очень здоровая девочка, сейчас по-настоящему здоровые люди редкость.

– Насколько тяжелое? – не поддался успокаивающей последней фразе Власов.

– Очень тяжелое, Игорь Николаевич, – перестал ободрять доктор. – Травмирующие составляющие, полученные ею, сами по себе не так страшны и опасны, а вот то, что она потеряла много крови и организм долго находился почти без поступления кислорода, осложняет картину. И не буду лукавить, может проявиться еще большими осложнениями. Я вообще не понимаю, как она умудрилась сохранить присутствие духа и хоть как-то дышать!.. Вот так-то!

– Что надо делать? – собрался воевать Власов.

– Вам обязательно отдохнуть, плотно поесть и выспаться. Как доктор, рекомендую выпить грамм сто. Она сейчас в палате реанимационной интенсивной терапии. До завтрашнего вечера будет подключена к аппаратам, и мы будем поддерживать ее в бессознательном состоянии. Так что, сами понимаете, увидеть ее раньше завтрашнего вечера нельзя. – Он похлопал Власова по колену, вставая с кресла. – Отдыхать, отдыхать, Игорь Николаевич.

В областной центр Власову приходилось наезжать часто, но квартирой в городе он не обзавелся, предпочитая останавливаться в одной и той же гостинице. Здесь его знали давно и принимали, состоятельного и известного в области, а оттого родного и любимого постояльца, с распростертыми объятиями и неизменно достойным уровнем сервиса.

Он предпочитал один номер с прекрасным видом с балкона на речку, набережную и парк и, предварительно забронировав, останавливался всегда только в нем. Но, подъезжая к гостинице, вспомнил, что сегодня номер не заказывал и в гостиницу не звонил, и поморщился от досады.

Он не был капризно-разборчивым, придирчиво соблюдающим статусность, презрительно-отстраненным хозяином жизни, хотя, конечно, давно привык к определенному высокому уровню и стилю жизни, не замечая и давно особо не отдавая себе в этом отчет.

Но именно сейчас ему, как никогда, требовалось место покоя, некое состояние внутренней тишины – осмыслить в полной мере, что произошло, пережить, победить и отпустить страхи за Дашкину жизнь и мысленно побыть с ней.

Принимая решение, куда ехать, он подумывал, не вернуться ли домой. В свое хозяйство, а к вечеру обратно в больницу. Но понял, что покоя ему там не дадут, придется решать массу рутинных срочных вопросов, ликвидировать проблемы. Может, это и неплохо, отвлекло бы от тяжелых переживаний, тревожных раздумий, но ему хотелось тишины, и Игорь поехал в гостиницу.