— Я не просила месье Компа, — Анна кивнула в сторону затихшего в углу «студента», — рассказывать мне об этом, но была признательна ему за информацию, которая помогла бы мне в будущем избежать бед.

— И каким же это способом? — ехидным тоном осведомился жандарм.

— Самым простым. С ее помощью можно исключить опасные регионы из маршрута своей поездки, — спокойно пояснила Анна.

— Вы удивительная женщина, мадам, — офицер откинулся на стуле и с любопытством взглянул на нее. — Такая стойкость, такая выдержка и хладнокровие! И это в тот момент, когда вас ищут все полиции Европы!

— О чем вы? — вздрогнула Анна, и на ее лице отразилось такое сильное недоумение, что даже жандарм задумался, а не ошибся ли он, точнее его агент.

Неделю назад офицер Пфайль получил, как и другие его коллеги, секретную депешу, в которой сообщалось, что на всех пограничных постах объявлено двойное предупреждение. Из парижского источника, близкого к кругам тайной революционной секты господина Мадзини, стало известно о том, что в Италию направляется одна из самых известных и горячих сторонниц лидера террористической группы «Молодая Италия», больше известная под именем пани Ванда.

Ее приметы отчасти совпадали с описанием, переданным на одной из промежуточных станций по телеграфу Пфайлю филером, следовавшим парижским дилижансом. Женщина, которая обратила на себя внимание агента, маскировавшегося под студента Сорбонны, еще в Париже вызвала его интерес тем, что говорила с провожавшим ее спутником на каком-то из славянских диалектов. И упускать такую возможность для повышения жандарм не мог. Он велел арестовать даму, на которую указал «студент».

Однако чем дольше Пфайль говорил с ней, тем больше убеждался, что агент ошибся. Женщина была как будто ниже ростом и более изящного сложения, чем «пани Ванда». И у нее был русский паспорт на имя баронессы Корф, и ехала она открыто, что, впрочем, вполне могло быть уловкой. Но что-то все-таки подсказывало Пфайлю, что он промахнулся, а признавать это он не хотел — по крайней мере, не так публично.

И поэтому продолжал допрос, пытаясь спровоцировать «подозреваемую» на какую-нибудь неосторожную фразу или случайную реплику, позволившую бы ему продержать русскую под арестом для вида хотя бы некоторое время и тем самым утешить свое самолюбие.

— Вы так и не ответили на мой вопрос! — воскликнула Анна. — В чем меня обвиняют?

— Мы не в суде, мадам, — высокомерным гоном «успокоил» ее жандарм. — Мы всего лишь пытаемся выяснить вашу причастность… или непричастность к деятельности одной известной вам особы. Я говорю о пани Ванде. Ведь вы не станете отрицать, что это имя вам знакомо?

— Лишь ее имя! — вынуждена была признать Анна. Этого еще только не хватало: таинственная незнакомка словно преследовала ее! — Я слышала его вот от того молодого человека, который прячется за вашей спиной.

— Этот молодой человек исполнял свой служебный долг, — скривился Пфайль. — А вот почему вы должным образом не отреагировали на его слова и не сообщили о возможном волонтере бунтовщиков на первом же посту?

— Я не состою доносчиком ни в Охранном отделении, ни в Тайной полиции, — возмутилась Анна.

— А мне казалось, что русские больше других заинтересованы в том, чтобы революционная зараза перестала распространяться по Европе, и как можно быстрее.

— Русские предпочитают честный бой, — гордо вскинулась Анна.

— И напрасно, — самоуверенно произнес Пфайль. — Пока вы будете собирать войска, заговорщики проникнут во все слои общества и расколют его, отравив всех заразой сомнения и сказками про лучшую жизнь.

— Я не имею никакого отношения к большой политике, — устало сказала Анна. — Я ехала навестить подругу, которая недавно вышла замуж, чтобы поздравить ее с этим событием. Я невероятно утомлена дорогой и этим бессмысленным диалогом. И вы ведь можете проверить подлинность моего паспорта у русского консула в Ницце.

— Разумеется, могу, — надулся Пфайль. Допрос явно подходил к концу, и он уже понял: на повышение нечего и рассчитывать. — Однако пока не придет подтверждение, я вынужден задерживать вас.

— Но… — взмолилась Анна.

— Никаких «но»! — жандарм кивнул «студенту». — Отведите мадам к дежурному унтеру, пусть ее поместят в гостевую комнату и выделят солдата для охраны. А вы тоже будьте рядом. На всякий случай.

«Студент» кивнул и открыл дверь на улицу, давая Анне понять, чтобы следовала за ним. Анна с видимым усилием поднялась и направилась к выходу. Проходя мимо Пфайля, она на минуту остановилась и сказала:

— Вы допускаете ужасную ошибку, господин офицер. Мой муж — сотрудник дипломатического корпуса. И я уверена, что если ваше самоуправство станет известно при дворе русского императора, ваше начальство немедленно призовет вас к ответу. И, поверьте, разговор этот может оказаться совсем не из приятных.

Но эта ее фраза жандарма не успокоила, а насторожила, в его мозгу тут же родилась новая идея: а что, если баронесса выполняет какую-то секретную миссию, о которой русские не сообщили своим австрийским коллегам? И если ему удастся выведать это, то он сможет все-таки претендовать на повышение! Пфайль решил дождаться ответа из русского консульства, а потом учинить баронессе еще один допрос…

— Что вам нужно? Что вы делаете здесь? — воскликнула Анна, приходя в себя.

Она, казалось, буквально на мгновение сомкнула глаза, позволяя себе отдохнуть. Последние события отозвались в ней таким напряжением, что она держалась в здравии и рассудке только сильнейшим усилием воли. Но вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и очнулась от вязкой и тревожной дремоты. Она поднялась и села на узкой железной кровати, на которую какое-то время назад решила прилечь, давая небольшой отдых уставшему от утомительной дороги и неожиданного волнения телу. Анна встряхнула головой, будто освобождаясь от наваждения, и увидела рядом с собою «студента», на коленях стоявшего перед кроватью.

— Мадам, — плачущим голосом произнес Компа, — не надо кричать! Прошу вас, не выдавайте меня.

— Я? — Анна взглянула на него с нескрываемым ужасом. — Насколько я помню, это вы выдали меня своим хозяевам. Совершенно безвинную женщину!

— Вы не поняли, мадам! — Компа попытался схватить ее за руку и поцеловать, но Анна с брезгливостью отняла руку. — Конечно, я виноват перед вами, но вы должны меня понять. Я был полон возвышенных идей, я верил в революцию. Но однажды меня предал мой собственный духовник, он раскрыл тайну исповеди полиции, и всех моих друзей арестовали, а сам я попал в сети, из которых уже не в силах выбраться.

— Но что вы хотите от меня? — с негодованием спросила Анна. — Я не исповедую вашу веру и не могу отпустить ваши грехи.

— Можете! — горячо воскликнул Компа. — Вы можете простить меня. Я всего лишь выполнял свою работу, к которой привязан пожизненно, как раб. Но я виноват перед вами, я ошибся, я принял вас за другую и хочу исправить свою оплошность. Я могу помочь вам бежать.

— Бежать? — искренне удивилась Анна. — Но я не совершала ничего противозаконного. Мне незачем подвергать свою жизнь и свою цель дополнительной опасности…

— Так, значит, цель все-таки была? — вдруг услышала она все тот же наглый голос.

В комнату стремительно вошел Пфайль, а «студент» тотчас вскочил с колен и по едва уловимому знаку бровями, поданному ему жандармом, кинулся прочь из комнаты.

— И вам не надоели эти провокации? — рассердилась Анна и встала, шагнув от кровати к офицеру. — Что вы себе позволяете?! Ведь мы, кажется, союзники? И неужели вы до сих пор не получили ответа из консульства?

— Ответ-то я получил, — недобро усмехнулся тот. — Однако он меня не обнадежил, а скорее насторожил.

— Что вы хотите этим сказать? — не сразу поняла Анна.

— Только то, что вы, мадам, — жена человека, которого подозревают в краже казенных денег, и который таинственным образом исчез с ними из поля зрения своего начальства, — торжественно объявил Пфайль.