Рабыня улыбнулась так, что у него упало сердце.

— Может быть, не всегда?

— Ну что ты говоришь! — воскликнул Элсу в тоске. — Ты что, хотела бы, чтобы я тебя отлупил и обрезал? Действительно?! Вот хотела — на скачках, на собачьих боях, во время наших спаррингов — ты об этом думала?!

— Нет, — сказала рабыня, вздохнув и отводя глаза. — Тогда я была такая же дура, как и все. Я… я не знаю… я иногда всех ненавидела… и мне просто хотелось служить тебе… Но теперь — теперь я всё понимаю и знаю, как надо. Как сделать… красиво…

— Быть девкой?! — зло бросил Элсу и тут же пожалел об этом.

Рабыня пожала плечами.

— Лучше быть девкой на севере, чем рабыней на юге, — сказала она тоном, в котором Элсу вдруг узнал прежнего, спокойного и рассудительного Кору. — Знаешь, почему наши пленные не возвращаются домой?

— Да. Ты ж сама сказала…

— Знаешь, — продолжала рабыня, в которой Элсу всё больше и больше узнавал своего боевого друга, — я иногда ужасно боюсь за тебя. Тебя отвезут домой — и один Творец знает, что с тобой будет.

— Да. Северяне сделают всё возможное, чтобы меня опозорить.

— Нет, командир. Им и делать ничего не надо. Лев и твои братья всё сделают сами.

Между тем, Зи-А и его светловолосый друг начали поединок — и Элсу поразился тому, насколько это вдруг отошло на задний план.

Да, Зи-А выглядел не таким беспомощным, как можно было подумать — и Эр-Нт разговаривал с ним, то и дело бросал реплики, будто хотел таким образом чётче обозначить себя в тёмном мире Зи-А. Да, невероятное зрелище явно развлекало и восхищало пограничников, которые затаили дыхание, чтобы не мешать Зи-А слышать соперника. Да, пару раз он ухитрился парировать удары Эр-Нта очень эффектно. Да, с его лица так и не сходила та самая рассеянная улыбочка, что и всегда — только более напряжённая. Но всё это уже не имело отношения к Элсу.

Элсу вдруг понял, что самим согласием на бой Зи-А отдалился от него на другой край Вселенной. Что, как бы всё не сложилось, между ним и Зи-А ничего больше не будет. Что Эр-Нт для Зи-А — не угроза, не враг и даже не чужой. Что несчастный калека, в сущности, гораздо счастливее его самого — и смысл этих разговоров по вечерам сквозь решётку, этого травника, этих песен и этого отвратительного печенья под самый конец заключается именно в том, что Зи-А пожалел Львёнка. Сам он не нуждался в жалости.

Лучше быть слепым, чем одиноким.

А Элсу вдруг из ощущения одиночества, беспросветного, абсолютного одиночества, увидел своего верного, честного друга, способного простить нереально много — да пусть даже и ставшего рабыней, что с того?! Они оба оказались в плену — в грязи — обстоятельства и судьба сыграли против них, Творец отвернул лик — но если ты пал сам, зачем унижать другого падшего больнее, чем это сделала судьба? А если этот падший когда-то спас твою жизнь?

— Кору, — сказал Элсу, и голос сорвался, потому что горло перехватило. Он кашлянул и сказал снова. — Кору… я заберу тебя отсюда. Ты будешь только моей рабыней. Я постараюсь.

— Я уже не Кору, — сказала рабыня. — Северяне зовут меня Ласточка. И… ну ты же знаешь… сам говорил, командир… что со мной было.

— Знаешь, что… это не важно, совсем не важно. Мы с тобой… мы попали в беду, а остальное… а где Варсу, кстати? — вдруг вспомнил Элсу.

— Она теперь здесь не живёт, — сказала рабыня. — Она… тут говорят "вышла замуж". Она теперь рабыня одного здешнего, младшего офицера, живёт в доме его отца, в городе. Будет рожать ему детей. Этот офицер меня называет "сестрёнка", знаешь это слово? Хорошее слово…

Элсу покачал головой. Рабыня вздохнула. В этот момент Эр-Нт закончил поединок, выбив меч у Зи-А из рук. Все орали, кто-то поздравлял Эр-Нта, кто-то вопил, что на Зи-А смотрят Небеса, солдаты пили вино, девки зажигали фонарики, Эр-Нт унёс Зи-А в дом для офицеров, перекинув его через плечо, как правильный трофей, Зи-А, скорее, делал вид, чем отбивался всерьёз, а шикарный штатский в золотых галунах и полосах чёрного блестящего меха говорил коменданту:

— Вы знаете, Уважаемый Господин О-Бри, я, в сущности, был против брака сына с вашей дочерью — но сейчас ничего не могу сказать. Сильная, храбрая девочка… вопреки своей слепоте. Надеюсь, они будут счастливы, пошли Небо здоровья их детям…

— Вот забавно, — сказал Элсу рабыне. — Мы с ним дружили, это он убедил своё начальство позволить мне взглянуть на этот их праздник… и я его больше никогда не увижу. Даже не пришлось ничего сказать на прощанье… ну да это тоже неважно.

— Командир, — начала рабыня, но не успела больше ничего.

Высокий офицер из свиты О-Наю, простоявший рядом всё это время, как неподвижная и немая статуя, вдруг тряхнул Элсу за плечо:

— Львёнок, отдайте меч и следуйте за мной. Маршал торопится.

Элсу оглянулся и увидел крытую повозку, запряжённую парой обрезанных северных лошадей. Свита маршала стояла рядом, держа своих жеребцов под уздцы. Пограничник открыл дверцу повозки.

— Идите! — повторил офицер. — Уважаемый Господин Маршал слишком снисходителен. Вам позволили присутствовать на празднике — и теперь вы ждёте неизвестно чего… вас тащить волоком?

Элсу протянул рабыне руку — Кору на миг сжала её в ладонях и тут же отпустила. Её глаза блестели от слёз — и в этих слезах не было ровно ничего низкого. Элсу расстегнул пояс с мечом и сунул в руки офицеру:

— Хотел этого?! Хотел — так?! На, подавись.

Офицер взглянул гадливо:

— Отправляйтесь к повозке!

— Кору, я заберу тебя отсюда, — шепнул Элсу.

Рабыня обхватила себя руками и покачала головой:

— Я уже не Кору, командир…

— Ты — Ласточка, — через силу усмехнулся Элсу, и офицер, еле сдерживая раздражение, спросил:

— Вас вправду надо тащить?

Ординарец придержал О-Наю стремя. Пограничники открывали ворота. Элсу пошёл к повозке, как к адским вратам.

— Спаси тебя Творец, Командир! — крикнула Кору.

— Я заберу тебя отсюда, — прошептал Элсу, не надеясь, что она это услышит, понимая, что никогда этого не случится, осознав, что в какой-то давно промелькнувший миг жизни всё пошло не так — а теперь ничего не исправишь. Он подошёл к повозке и запрыгнул внутрь, где оказалась пара жёстких скамеек, а окошко было забрано тонкой решёткой. Следом за Элсу в повозку сел один из офицеров О-Наю; солдат на козлах свистнул лошадям.

Повозка тронула с места. Элсу забился в угол, поджав под себя ноги.

Всё было нестерпимо плохо — но Элсу решительно не мог себе представить, как изменить это положение вещей. Он просто не умел — и беспомощность становилась тупой болью внутри.

Запись N135-06; Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Дворец Государев.

Южанам не нравится образ жизни северян — и свои апартаменты они переделали, насколько смогли.

Во-первых, они мёрзнут. В комнату, где живут послы, притащили три жаровни; натоплено так, что мне непривычно — в Кши-На любят этакую свежую прохладу. В покоях Государыни — градусов двенадцать-четырнадцать по Цельсию, у южан — все двадцать или больше, и угля они не жалеют.

Во-вторых, им не нравятся изысканные запахи северных благовоний — все курильницы они убрали. Запах дыма от жаровен южанам приятнее, а ещё пахнет овчиной, потом, железом, какой-то пряной травой… Короче, гости создали себе комфортную атмосферу.

В-третьих, Север любит отстранённость и уединение, а Югу неуютно, когда все поодиночке. Видимо, ещё и с тактической точки зрения нервно — а вдруг злыдни из Кши-На решат напасть, убить? За стеной и не услышишь! Поэтому все собрались в кучу: в одной спальне — две постели послов, около двери, в углу — войлочная подстилка для стражника или слуги, в другом углу расположился, поджав ноги, толстый "бесплотный" писец Когу и разбирает какие-то бумаги. Поклонился нижайше, а зыркнул остренько — на его туповатом плоском лице глаза вполне живые и внимательные. Вот интересно, есть ли у него в свите хоть минимальное право голоса? Никудышник, всё-таки…