Мы выходим из зала и тут же попадаем в лапы королевской охраны. Свита расшугалась по углам, зато стража начала работать всерьёз. Всё чётко и грубо: гвардия Государева Дома использует огнестрельное оружие по последнему слову военной техники, хотя вряд ли начнет палить в присутствии августейшей особы без принципиальной нужды. Те, кто стоит ближе, обнажили клинки. Ясно.

Вооружены все, но некоторые имеют преимущества.

Командир местных спецов, тихий убийца с седой косой и в неяркой одежде, приказывает вполголоса:

— Отдайте оружие и следуйте за мной.

Я улыбаюсь и отдаю тесак, хотя мне страшно не хочется. Ар-Нель, бледный и с синяками под глазами, медленно качает головой:

— Господин Офицер, вы не можете приказывать аристократу из Семьи Ча расстаться с мечом. Я клянусь тенями предков, что мой клинок не покинет ножен без особого позволения Государя.

— Не припомню, чтобы вы добивались аудиенции, Господин Ча, — усмехается седой. — Сегодня вышла странная ночь, а день наступил просто невероятный…

— Господин Офицер, — продолжает Ар-Нель, еле справляясь с волнением, — я выполнял просьбу Официального Партнёра Государя. Вы считаете, что я мог отказаться?

Седой медлит. Я понимаю, о чём он думает: как знать, что будет через десять минут? Ра может стать Государыней, может быть убит, может быть обвинён в государственной измене… совершенно взаимоисключающие пункты!

А в приёмной выясняют отношения; я не разбираю слов, но слышу голос Ра — Принц на него не кричит, Принца почти не слышно. Я замечаю, что все прислушиваются — но ни гвардейцам, ни нам с Ар-Нелем не очевидно, чем там может кончиться.

Седой хмурится, прищуривает глаза, думает… наконец, делает вывод:

— Пройдите в гостиную.

Высокий мальчик с глазами дракона возвращает мне тесак, который я с некоторым облегчением забираю и цепляю к ремню. Нас провожают в уютный зал, расписанный по бледному шёлку лиловыми ирисами — не убирая пистолетов. Отсюда ничего не слышно; мне становится тревожно. Мы с Ар-Нелем входим, садимся на фигурно плетёную из каких-то упругих стеблей циновку — а напротив нас, у дверей, шагах в пяти-шести, останавливается парочка гвардейцев, и делает вид, что рассматривает кремни и вообще — проверяет оружие. Что сделаешь?

Ну, вообще-то, мы ни бежать, ни драться и не собирались. Не сговариваясь, делаем безмятежные мины.

— Господин Офицер, — говорит Ар-Нель, пытаясь держаться светского тона, — не будет ли излишне неучивым попросить чашку чок?

Седой шепчет пару слов бело-чёрно-красному лакею. Тот исчезает.

— Боишься, Ар-Нель? — спрашиваю я тихонько.

Он поднимает на меня глаза.

— Боюсь за Ра — и боюсь собственной беззащитности. Тюрьма страшнее смерти. Видишь ли, Ник, пока со мной меч Семьи Ча, я совершенно спокоен — но если его не будет…

— Хочешь остаться мужчиной? — спрашиваю я.

Ар-Нель досадливо морщится.

— Хочу остаться человеком. Вероятно, тебе это будет непросто понять… статус тела менее важен, право, чем статус души. Дело не в том, что с тобой произойдёт, Ник. Дело в том, как это случится. К примеру, шансы Ра победить равны нулю, ты и сам видишь; но ведь нам было необходимо прийти сюда, верно?

Я мотаю головой, оглядываюсь на наших конвоиров, спрашиваю шёпотом:

— То есть, ты считаешь, что Ра не справедливость восстанавливать пришёл?

— Он ещё очень юн, — говорит Ар-Нель в полный голос, пожимая плечами, — но он вовсе не дурачок. Я думаю, он вполне понимает, что его выбор — между смертью и метаморфозой.

У меня окончательно заходит ум за разум.

— Погоди, Ар-Нель, — говорю я. — Тогда какой во всём этом смысл вообще? Если Ра всё равно морально готов измениться и стать женой Принца…

Ар-Нель смотрит на меня со снисходительной жалостью.

— Может, ты и демон, Ник, — говорит он, усмехаясь, — но душой — плебей. Надеюсь, ты понимаешь, что смерть — это тоже выбор?

— Он мог и дома зарезаться, — возражаю я. — Это хорошо, по-твоему?

— Это был бы поступок отчаяния, — говорит Ар-Нель. У него есть особенный тон, вроде того, каким разговаривают с маленькими и отроду бестолковыми детьми — подчёркнутого горестного терпения; этот тон за две минуты выводит из себя почти любого нги-унг-лянца. Даже меня раздражает. — Быть убитым на поединке — особая смерть. Не просто смерть. Проявление любви, а не желания самоуничтожиться…

— Он притащился сюда, чтобы Принц мог его убить?!

— Сделай ударение не на "убить", а на "мог"… Мне страшно любопытно, откуда ты взялся, Ник. Иногда мне кажется, что ты свалился с неба…

Знал бы ты, насколько прав… и насколько я порой чувствую себя свалившимся с вашей маленькой зеленоватой луны — Ока Ночи…

Я уже собираюсь ответить, как вдруг до нашего уединённого приюта доносятся громкие восторженные вопли. В гостиную влетает взъерошенный лакей, сдирая с себя чёрно-красный шарф:

— Государь победил в поединке! Слава Государыне!

Суровые лица гвардейцев расцветают, они улыбаются нам.

— Слава Государыне! — радостно вопит мальчик с глазами дракона.

Второй гвардеец отвешивает нам поклон и сует мушкет в кобуру. Седой убийца в сопровождении толпы челядинцев вламывается в место нашего заточения:

— Уважаемый Господин Ча! — возглашает он со смущенной неумелой улыбкой. — Государыня изволила вас отметить. Она желала вас видеть, вас — и Господина Ника.

Ар-Нель встаёт и идёт сквозь толпу с непринуждённым видом, я следую за ним. Аристократы склоняют головы; на полу под ногами — чёрно-красные шарфы и ленты, их топчут, как мне кажется, слегка демонстративно.

В такой радостный день траур должен быть срочно закончен.

В королевской опочивальне — толпа. Два лакея поспешно застилают громадное ложе ярко-красным шёлком, а Принц держит Ра на руках — и Ра в таком же красном шёлке, в широком одеянии, вроде халата. Принц опускает Ра на ложе; у Ра — лицо бледное, губы искусаны, румянец пятнами и глаза светятся, но ни малейшей тени страха, стыда или хоть печали.

Я пытаюсь определять статус челядинцев по одежде и поведению. По моим выкладкам, рядом с Принцем и Ра — лейб-медик, церемониймейстер, синие смотрители — смотритель Дворца, наверное, смотритель Столицы и ещё какой-то смотритель с фениксами на подоле… чуть дальше — кто-то из старших родственников с собачьей головкой на эфесе и в трауре, на который уже накинули весёленький вышитый плащ, бледная немолодая женщина в королевском орнаменте, грузный и жёсткий, наверное, маршал, с лицом в рубцах, в кирасе под широченным камзолом… Вид у всей этой шикарной публики, как у детей на новогоднем утреннике, когда появляется Дед Мороз: "Слава Государыне!" — искренняя радость. Аристократы преклоняют колена перед ложем, пожирая Ра глазами.

Принц… то есть, уже Государь с окончательно подтверждённым статусом, представляет их: "Мой Дядя по Матери… Уважаемый Господин Канцлер… Господин Хе-Тн из Семьи Ло… Моя Тётя, Вдова Нэр…" Ра кивает, пытаясь улыбаться; видит нас и смотрит на своего Государя вопросительно.

— Назови, — говорит Государь. — Назови своих людей.

— Господин Ар-Нель из Семьи Ча, — говорит Ра. По голосу слышно, что чувствует себя наша Государыня, всё-таки, не блестяще. — Мой друг и наставник.

— Мой друг, — говорит Государь. — Мы побеседуем позже.

Ар-Нель вспыхивает и отвешивает глубокий поклон. Государь касается его плеча ритуальным жестом одобрения и благоволения вассалу. Смотрит на меня.

— Ник, — говорит Ра, смущаясь. — Просто Ник. Он… лекарь… слуга нашей Семьи.

— Ник… — повторяет Государь задумчиво — прикидывает, как поступить со мной. В конце концов принимает решение. — Слуга Государыни, отмеченный особыми заслугами, — говорит он то ли мне, то ли окружающим аристократам. — Ник, у тебя нет Имени Семьи?

Пожимаю плечами, киваю.

— С нынешнего дня твои дети имеют право носить имя Э-Тк, — говорит Государь.

Я подбираю с пола челюсть. Мне пожаловали дворянство и подарили земли — просто и мило.