Розамунда с наслаждением выпила чай, просмотр утренних газет вызвал у нее раздражение. Рут Гастингс дала интервью. Прогнозы Розамунды полностью подтвердились: тетка рассказала журналистам сладкую сказочку... Девушка с досадой отбросила газеты в сторону — такое и читать не стоит.
Вскоре к Розамунде зашел доктор Милвард. Он осмотрел детишек и остался доволен их физическим состоянием.
Вслед за ним пришла кухарка, крупная, полная шотландка. С ее появлением маленькая комната стала казаться еще меньше.
Когда вернулся Джон, Розамунда писала письмо мисс Элис.
Мне сказали, что ты здесь, — небрежно обронил он.
Да. Я решила не мозолить всем глаза. Ты, видимо, скоро примешь какое-то решение. А мне здесь удобно встречаться с людьми. Ты не возражаешь, что я заняла эту комнату?
Что ж, весьма разумный выбор. — Джон развалился в кресле, вытянув ноги и засунув руки в карманы брюк. — Так и должно быть. Идея планировки и меблировки принадлежала моей матери. Ей хотелось создать уютное гнездышко, где ничто не беспокоило бы ее. Как она сама говорила, ей не нравится болтаться в этом огромном доме, как горошина в стручке. Такая позиция раздражала отца, — сухо продолжал Джон. — Понимаешь, он любил, чтобы все делалось с размахом, с помпой.
Я понимаю, — уклончиво ответила Розамунда.
Джон взглянул на нее с любопытством:
Мне кажется, ты разделяешь точку зрения моей матери. Разве тебе не нравится этот дом?
О, поместье я видела — удивительно красиво! — призналась Розамунда. — А вот дом...
Да? — Он ждал ответ на свой вопрос.
Ты назвал этот дом мыловаренной фабрикой, — напомнила ему Розамунда. — Мне же он кажется похожим на гостиницу, очень хорошую гостиницу. Теплой атмосферы родного дома здесь не чувствуется. — Она решила переменить тему разговора. — Как ты съездил в приют? Что там творится?
Все сгорело практически дотла! Неудивительно! — возмущался Джон. — Здание давным-давно признано аварийным. И в таких безобразных условиях содержались бедные малютки. Пожар мог вспыхнуть в любую минуту. Какая преступная халатность! Это счастье, что никто не пострадал. Здание придется отстраивать заново, и это радует. Не представляю, сколько на это уйдет времени!
Так ты позволишь детям остаться?
А что еще можно сделать? Я встретился с сэром Джорджем Парксом, он один из членов правления. Основная проблема: где разместить детей на весь период реконструкции. В общем, я готов решить этот вопрос положительно. Скажем, на год. Но пускать все на самотек я не намерен. За детьми нужен строжайший присмотр. Что здесь вчера творилось? Они играючи превратят дом в развалины. Такая ситуация недопустима! Это означает, что нам придется остаться в поместье до тех пор, пока жизнь не войдет в нормальное русло. Возражения есть?
Нет.
Джон молча кивнул, принимая ее ответ, и заговорил о другом:
Ты сказала, к тебе заходили Милвард и кухарка. Ну, доктор, тот нанес тебе визит вежливости. А вот кухарка... У нее проблемы: по-моему, она вышла на тропу войны. Ох, чует мое сердце, быть беде!
Не думаю, — обронила Розамунда.
Джон широко распахнул глаза от удивления.
Не думаешь? Ты просто не знаешь нашу кухарку! Она мастер своего дела, но в остальном — сущий зверь!
Правда? А мне она показалась доброжелательной, услужливой. Она готова пойти на компромисс.
Джон поперхнулся от изумления.
Да?! — недоверчиво воскликнул он. — И в чем же это выражается?
Она говорит, в доме две кухни. На большой готовят в дни приемов, на малой — во всех остальных случаях.
Да, это так, — сказал Джон. — Но...
Она предложила использовать большую кухню для детей, а в ее распоряжении оставить малую.
Она это сама предложила? Не может быть! Ты что-то выдумываешь. Большая кухня, хотя она и не часто ею пользуется, — это ее вотчина и предмет особой гордости. Она никого не пустит туда без боя! Расскажи мне, что стряслось на самом деле?
Может, лучше спросишь кухарку? — сдержанно ответила Розамунда, поджав губы. Всем своим видом она давала Джону понять, что ежели он не верит ей, то истину может устанавливать сам. Ему решать, как поступить в данной ситуации.
Джон взъерошил волосы характерным, по-мальчишески небрежным жестом. У Розамунды сжалось сердце. Он всегда так делает, когда чем-то расстроен или озадачен. Только раньше на лице его обычно появлялась удрученная улыбка, а сейчас он был похож на каменную статую.
Я неудачно выразился, — процедил он сквозь зубы, извинение, даже в такой форме, далось ему с трудом. — Зная кухарку, я предположил, что ты не совсем верно поняла ее. Интересно, что все-таки привело ее к такому решению.
Рассказывать почти нечего, — призналась Розамунда. — Я ей сказала, что мы полностью осознаем всю трудность сложившейся ситуации, и были бы рады, если бы она подсказала оптимальный выход из нее. Вот она и поведала мне о наличии двух кухонных помещений, о чем я, естественно, раньше не знала.
Понятно... А ты уверена, что ничего не напутала и она действительно выбрала для себя малую кухню?
Абсолютно уверена, — ответила Розамунда. — Кухарка выдвинула одно условие: она надеется, что ей не придется готовить еду для званых обедов на малой кухне, но небольшую компанию она обслужит с радостью.
На что ты, наверно, ответила, что, если найдутся такие смельчаки, она может попробовать, — язвительно пробормотал Джон.
О нет, — спокойно ответила Розамунда. — Я мало ее знаю, и мне не хотелось задеть ее неосторожным словом. Она прямой человек, прекрасно чувствует разницу между фальшивой лестью и истинным уважением.
Вот как, похоже, ты нашла к ней верный подход.
Розамунда задумалась: что хотел Джон этим сказать? Он считает, что она ловчит, хитрит? Или уверен в честности ее помыслов и поступков? Она не знала точного ответа, но выяснять отношения с мужем у нее не было сил.
Ладно, пойду приведу себя в порядок, — сказал он, подходя к двери. — Я охотно перекусил бы. Я же остался без завтрака. У тебя ко мне еще какие-нибудь дела?
Ты сказал, что доктор Мидвард заходил ко мне из вежливости. Может быть. Но он сообщил мне также, что его волнует состояние мисс Флетчер.
Да? — спросил Джон без всякого интереса. — А что с ней не так, не считая ее умения наводить тоску?
У нее хронический аппендицит, и, кажется, сейчас уже пора принимать решительные меры. Но она ничего не хочет делать, не разрешает врачу осмотреть себя.
Идиотизм какой-то! — рассердился Джон. — А почему она не хочет, пусть доктор убедит ее...
Он, видимо, не может.
Куда ты клонишь?
Доктор Милвард считает, что ее поведение обусловлено какой-то важной причиной. Он полагает, я смогу вызвать женщину на откровенность, — ответила Розамунда.
Так, послушай меня, Розамунда, ты не можешь взвалить на себя решение всех проблем человечества, — озабоченно заявил Джон. — Ты, видимо, мечтаешь стать региональным менеджером по связям с общественностью.
А почему бы и нет? — Розамунда гордо выпрямилась. — Ты думаешь, я мечтаю сидеть сложа руки... и предаваться праздным размышлениям? Честное слово, именно это мне вообще не хочется делать!
Она резко повернулась к Джону спиной. Он понял, что разговор окончен, и тихо вышел из комнаты. Розамунда в изнеможении откинула голову — чтобы не пролились стоявшие в глазах слезы...
О, прости меня, Роб! — умоляла мисс Элис. — Я так тебя подвела!
Ну что ты, моя дорогая!
Они сидели за столом в каюте «Гордости Лондона». Доктор Роб нежно пожал руку огорченной мисс Элис.
Ты ничего не могла сделать. Лучше бы я не уезжал, надо было отбросить все дела. Хотя, если честно, мне кажется, я бы тоже не смог ничего изменить.
Повисла пауза. Доктор Роб взял газету и нахмурился.
Элис, все-таки я кое-что не понимаю. Скажи, и тебе этот брак кажется странным? Почему? Что нам не нравится? Да, конечно, обидно, что нас забыли. Но не в этом суть. В конце концов, они вольны делать все, что им заблагорассудится.
