Между тем эшафот и виселица не оставались свободными в продолжение 1722 года, и казалось, что никогда не окончится дело о шайке Картуша, существование которой автор «Новейших известных преступлений», из любви к парадоксам, считает химерическим.
После мужчин дошла очередь и до женщин. Картуш, разумеется, не отличался строгой нравственностью. Его сопровождала во всех странствованиях целая группа одалисок, которые служили ему не только для развлечения и забавы, но вместе с тем были полезными и деятельными помощницами, не щадившими себя, которые благодаря своему полу устраняли всякое подозрение и играли важную роль во всех его смелых замыслах. Получив свою долю из добычи, они должны были также принять участие и в развязке.
В июле 1722 года в течение нескольких дней были повешены одна за другой две любовницы знаменитого бандита: девица Нерон и большая Жаннетон. Последняя из них во всем созналась и рассказала на допросе про множество грабежей, вследствие чего было арестовано еще шестьдесят человек, преимущественно из числа тех падших женщин, которые подстрекают несчастных девушек к разврату.
Вследствие этих беспрестанных доносов, наконец, все укрыватели мошенников и их добыча перешли во власть правосудия. С удивлением встречаешь среди них имена многих известных золотых дел мастеров, которых до того времени считали честными и зажиточными ремесленниками. Осыпали похвалами современную полицию, и в особенности Видока и его не столь заметных, в сравнении с ним, преемников за изобретение шпионства или выведывания, которое состоит в приобретении доверия к преступнику, чтобы заставить его случайно проболтаться. Жалкая выдумка, и мне кажется, что наша эпоха этим не может гордиться. Во все времена к подобным уловкам прибегали только низшие чины полиции. Видок обладал особенной ловкостью для своего времени, потому что в виду своей прошлой жизни был способнее всякого другого к тесному знакомству со злоумышленниками. Но эта система должна была пасть вместе с Видоком, и если смотреть на Видока как на исполина, то нужно согласиться, что его преемники кажутся в сравнении с ним жалкими пигмеями.
Наконец известно, что полиции необходимы были доносчики, и подобные люди всегда существовали. Предатели ведут свой род от начала христианской веры; родоначальник их — Иуда.
Спешу прибавить, что все показания соучастников Картуша резко отличаются от доносов нашего времени. Теперь язык заключенного развязывается, и он открывает тайны своих товарищей в надежде на лучшее обращение с ним в тюрьме, в надежде получить денежное вознаграждение и избегнуть наказания. В прошлом же столетии его побуждали к тому совсем другие причины. Сообщники Картуша спокойно ожидали приговора; они не сказали ни слова в продолжение всего ведения этого бесконечного дела, тянувшегося около двух лет; многие из них перенесли стойко пытку, отказываясь от всякого показания, но у подножия эшафота или виселицы все принимало другой вид. Бодрость исчезала, твердость оставляла их, и все или почти все осужденные останавливались в ратуше, прежде чем решались идти на казнь. Какая же причина руководила людьми, утратившими всякую надежду на спасение, участь которых не могла быть облегчена? Какая причина, говорю я, побуждала их прервать молчание, которое они хранили, несмотря на все мучения пытки, и сознаться не только в своих преступлениях, но и назвать своих соучастников? Причину легко отгадать. Почти все были настроены друг против друга: осужденные взаимно обвиняли один другого в своей смерти и в последние минуты своей жизни желали еще насладиться удовольствием мщения. Среди подобных мыслей религиозное чувство проявлялось живее, чем в обыкновенное время, озаряло их лучом раскаяния и заставляло высказать их истину.
Мы видели, что даже сам Картуш не избежал этого и дал показания, которые продолжили список новых имен. Однако же он старался оправдать своих братьев, утверждая, что они не принимали участия ни в одном из его преступлений, потому что, по его словам, он скорее бы изувечил их, чем согласился бы сделать сообщниками какого-либо преступления. Эта приверженность не принесла никакой пользы. Его младший брат, имевший не более пятнадцати или шестнадцати лет от роду, был приговорен к пожизненной каторжной работе и повешен под мышки на два часа на виселице на Гревской площади.
Едва этот ребенок был прикреплен подобным образом к виселице, как начал кричать, умоляя лучше лишить его жизни, чем подвергать подобным страданиям. Он говорил, что вся кровь приливает к подошвам его ног, на которых действительно стали показываться фиолетовые пятна. Шарль Сансон и его помощники с беспокойством глядели друг на друга, потому что несмотря на многочисленные казни того времени, они еще не видели подобной. Но так как этот маленький Картуш считался чрезвычайно злым и уже преждевременно склонным ко всякого рода преступлениям, то они несколько минут думали, что он преувеличивает свои страдания. Однако же видя, что лицо его наливается кровью, язык высунулся изо рта и слова замирали на его устах, они поспешили снять его, хотя еще не истек предписанный двухчасовой срок. Его перенесли в ратушу, где он вскоре скончался, не прийдя в чувство.
Это происшествие наделало много шума, и с той минуты начали роптать на господина Арно де Буйе, которого считали виновником смерти молодого Картуша. Среди волнений и шума, вызванных его трагической кончиной, народ даже не заметил казни Тантона, дяди жертвы, которого повесили в тот же день.
Инстинкт самосохранения, который, вполне естественно, проявляется у некоторых людей в виду неизбежной смерти, побуждал этих несчастных стараться хотя бы несколько часов продолжить свое земное существование.
Итак, я закончил описание этой шайки, существование которой осмеливались оспаривать. В заключение перечислю несколько казней, совершенных в то же время. Первым подвергся казни Пелиссье, прозванный Буало, смелый мошенник, который, переодеваясь то медиком, то жандармом, отваживался на преступления, не уступавшие попыткам Картуша. Поживившись богатой добычей, позволявшей ему отойти от дела, он поселился в Лионе, где стал жить на широкую ногу; в это время он был вдруг арестован и привезен обратно в Париж. Процесс быстро закончился, хотя преступник ни в чем не сознавался и утверждал, что не имеет ни товарищей, ни соучастников.
Пелиссье был повешен в пятницу 17 июля 1722 года, отказавшись от утешений религии и предаваясь до последних минут своей жизни безграничной ярости. Мне кажется, он положил свое беззаконно нажитое богатство в Венецианский банк и имел намерение бежать из Франции, но, завлеченный в любовную интригу, отложил давно задуманное намерение, и был арестован.
Это была одна из последних экзекуций Шарля Сансона. Хотя он был еще и не стар, но здоровье его все более истощалось; им овладела какая-то изнурительная болезнь, и все заботы Марты Дюбю не могли остановить ее развития. Мой предок почти умирал, когда 24 мая 1726 года он должен был встать с постели, чтобы присутствовать при казни, употреблявшейся весьма редко в то время, а именно, при сожжении на костре.
Дело касалось Этьенна Веньямина де Шоффур, лотаринского дворянина, обвиненного в противоестественном разврате, который он распространял среди других. В доме этого Шоффура нашли список более чем двухсот лиц, собиравшихся у него, чтобы предаваться самому постыдному разврату. Циничный регент, быть может, посмеялся бы только, и в уважение к памяти отца, которого подозревали в подобных же поступках, замял бы это дело, как и хотел уже сделать; но министры молодого короля оказались более строги. Не будучи в состоянии наказать столь значительное число лиц, решились, по крайней мере, наказать строго Шоффура.
Чтобы найти наказание, соответствующее такому необыкновенному преступлению, обратились к постановлениям Людовика, в которых говорится, что нужно присуждать к сожжению уличенных в подобных проступках. На костре сжигали еретиков; а то преступление, о котором мы говорим, составляло чистую ересь по сравнению с законами природы. Вот почему де Шоффур, человек ничтожный и развратный, погиб смертью Жанны д’Арк.
