Внезапно зазвонил телефон. То есть не зазвонил, а заиграл: «К Элизе».

Регина бросила веер, ринулась к своей сумке и вытащила мобильный.

– Аллоаллоалло? – спросила она торопливо. – Ах, это ты, гм, сейчас не совсем удачный момент, sorry, но со встречей на послезавтра все в порядке, о'кей, о'кей, чао белло… Sorrysorrysorry, – закончила она разговор и смущенно посмотрела на окружающих.

Медленно, как секундная стрелка на привокзальных часах, Теофил стал опускать правую руку. Штефани все еще улыбалась.

– Сядь, – приказала она Андре, который с некоторым удивлением послушался. Он поставил стул, сел и положил руку Штефани на свое колено.

Теофил уставился на эту руку, которая оказалась в том месте, где ее не должно было быть. Растерянно он перевел взгляд с руки Штефани на неуверенно улыбающуюся физиономию Андре.

– Теперь, э-э-э, господин Круг, могу ли я эту деликатную ситуацию, – Себастьян бросил растерянный взгляд на Андре, – м-м… несколько разрядить, причем сначала, разумеется, не желая забегать вперед, но из соображений приличий…

Теофил грубо его прервал.

– Что? – сказал он холодно. – Что вы, собственно, хотите сказать, вы, чертов болтун?

– О, как ужасно! Вы… ужасный! – залепетал Себастьян.

– Боже мой, Теофил, ты действительно самая смехотворная фигура, какую я когда-либо видела.

Голос Штефани звучал очень серьезно.

– Идиотская поза, голый пафос в словах, истасканные жесты, нож – глупая находка режиссера, сцена из буржуазной мелодрамы, прости, милый, что я повторяюсь, но, даже опасаясь тебе наскучить, скажу: ты опоздал лет на сто! – Она с достоинством отхлебнула пива. – А где, кстати, наша малышка? Она пережила этот, скажем так, взрыв твоего темперамента? Ей, между прочим, давно пора убрать десертные тарелки!

Лицо Теофила приобрело серый, землистый оттенок. И по мере того как он съеживался, Штефани распрямлялась. Она спокойно поднялась, достала бутылку из коробки Себастьяна и стала снимать проволочную уздечку. Когда пробка наконец вылетела из бутылки с громким хлопком, это выглядело так, словно Штефани хотела пристрелить своего мужа.

Теофил зашатался, нащупал рукой край стола и упал на стул. Затем закрыл лицо руками.

Андре взял из рук Штефани бутылку шампанского. Сделал пару глотков, посмотрел на этикетку и сказал уважительно:

– Неплохо, неплохо, вижу, вы все здесь хорошо упакованы. Теофил начал вздрагивать всем телом.

– Филли, золотце, что это ты вытворяешь, глупыш! – воскликнула Регина. Она подошла к нему и осторожно погладила прямо по лысине. – Come on… [117]

– No swing, no swing… [118]– простонал Теофил и, вскочив, выбежал из столовой.

Сибилла растерянно посмотрела ему вслед.

– Что это было? Может мне кто-нибудь сказать, что это было?

– Вот у меня на родине знают, как обращаться с ножом, – вступил Герман. – Там никто не остановился бы вот так просто на полпути…

– …Он же обезумел, Штефани, он что-нибудь с собой сделает! – взволнованно воскликнула Сибилла.

– О да, у него такая чувствительная душа, несмотря на… – всхлипнула Регина.

– Несмотря на что? – весело спросил Герман.

– А почему, собственно, ты называешь его Филли? – поинтересовалась Штефани и зафиксировала взглядом расстроенную Регину.

Всхлипы Регины усилились. Вдруг она подняла голову и прислушалась. Из глубины квартиры донеслись беспорядочные звуки. Теофил, похоже, колотил по клавишам фортепьяно кулаками.

Сибилла опустилась на стул рядом с Региной.

– О Божебожебоже! – пробормотала она, тоже начав всхлипывать.

– Я безмерно удивлен, что наш уважаемый хозяин этот момент проявления высших эмоций вымещает в реальной музыкальной композиции, – вещал Герман. – Весьма необычные звуки! Музыкально-эстетический всплеск, я бы сказал. Сегодня вечером он изменил пробирочному искусству?

Тем временем какофония приобрела такой накал, словно Теофил колотил по клавишам не только руками, но и ногами.

– Фортепьяно – терпеливый инструмент… – равнодушно сказала Штефани, не спуская глаз с Регины. Филли. Последняя капля.

– Миииинуту! – вдруг очнулся Себастьян, медленно обретая дар речи. Он взмахнул руками в сторону Германа и Штефани, как бы заставляя их замолчать, и повернулся к Андре.

– А теперь еще раз сначала, медленно. Так как ваше драгоценное имя?

– Я же уже сказал, – буркнул Андре, – меня зовут…

– Ах, Себастьян, не слушайте его, не слушайте. – Регина моментально перестала плакать и вытерла черные потеки со своих щек. – Это алмаз, пока еще неотшлифованный, с острыми гранями, но он скоро превратится в настоящую драгоценность, в изысканный бриллиант, не слушайте его… Андре, darling, ты ведь еще хотел пойти на вечеринку, time to say goodbye, [119]ну давай…

– Это почему же, теперь наконец и я могу развлечься! – запротестовал Андре.

– Тебя и в самом деле зовут фон Крессвиц? – спросила Штефани. Ее загар вдруг приобрел фиолетовый оттенок.

Андре продемонстрировал дырку между зубами.

– Точно!

– Ну что ты говоришь, безобразник… – воскликнула Регина.

– То есть ты родственник Регины, так? – не отступала Штефани.

– Можно сказать, так! – улыбнулся лукаво Андре.

– Так вы из бл-л-лагородной семьи? Подумать только!

– Не очень-то ему это помогло, я бы сказал, пока он не лучший представитель семейства! – ввернул Герман.

– Племянник, двоюродный племянник, другая ветвь родового древа, вы же знаете, у меня родня по всей Европе, просто кошмар, это польская ветвь! – пропела Регина.

– Племянник из Дингсда? [120] – сострила Сибилла, которую слезы явно освежили. – Ну поздравляю!

Она медленно пошла к своему месту и стоя выпила пиво одним глотком. По квартире разносились уже более спокойные звуки фортепьяно.

– These foolish things, [121]– профессионально отметила Сибилла.

– Это правда, Андре? Ты племянник Регины? – Голос Штефани стал строгим.

Вместо ответа тот взял ее руку и снова приступил к поцелуям.

– Андре, скажи мне! – настаивала Штефани.

Он виновато поднял глаза и сначала посмотрел на Штефани, взволнованную и разгоряченную, затем на Регину, в развевающихся одеждах шагавшую по комнате и строившую ему гримасы, словно в попытке передать тайное физиогномическое послание.

– Какого черта, мне надоели эти игры в прятки… Джина – моя мать!

– Твоя мать? – ошеломленно закричала Штефани. Она отшатнулась от него с таким ужасом, будто была на волосок от совершения инцеста с собственным сыном, которого она никогда не рожала. – Но это… это уже…

– Не так забавно, – закончил Андре.

– У тебя сын? – спросила Штефани, с ненавистью глядя на Регину.

– Сын? – повторила Сибилла. В ее голосе тоже звучала враждебность. Она, как и почти все женщины ее круга, ради перспективной работы и женатых мужчин отказывалась от детей. Регина нарушила этот неписаный закон. Предательница, как выяснилось.

– А что значит – сын? – пренебрежительно сказал Андре. – Сначала приемные родители, потом недолго с ней, просто кошмар, затем закрытая школа для детей из благородных семейств, но ничего не вышло, меня оттуда сразу же вышвырнули, потом много лет ни слуху ни духу, и вот пару месяцев назад она меня снова нашла. Так ведь, Джина?

Все посмотрели на Регину, которая, тяжело дыша, стояла перед Андре, руки на поясе, поза как у торговки на рынке. Было видно, что больше всего она хочет его поколотить.

– Зай-чик… – прошипела она.

– И вот тут в ней проснулась материнская любовь! Она решила сделать из меня художника, ну а вдруг получится, подумал я. – Андре улыбнулся Регине, которая опустилась на стул и взирала на него в полной растерянности. – Она всегда говорит: it' a crazy game, [122]выучи правила – и твое дело в шляпе!