Герман Грюнберг ощутил успокаивающую наполненность сигаретных пачек в карманах пиджака.
– Вино неплохое, – произнес он небрежно и сделал большой глоток.
– «Антр-де-мер» к семге – это не бесспорно, – прошептал Себастьян Тин Сибилле Идштайн, достаточно громко, чтобы Штефани могла слышать.
Ей стало холодно. Ситуация выходит из-под контроля, и виновата Регина, эта разряженная надутая кукла. Какой непростительной ошибкой было пригласить ее на чинный светский ужин. То, что Себастьян ей поддакивает, – катастрофа. Штефани непроизвольно выпрямилась на стуле. Ничто не должно было унизить ее авторитет, так как ей казалось, что женщина, чья репутация безупречной хозяйки подверглась сомнению, рискует и репутацией интеллектуалки.
– О, дорогой Себастьян, видимо мимо вас прошло то, что лучшие сомелье уже давно одобрили это сочетание. Разумеется, мы не должны рабски покоряться авторитетам, но в этом случае я проконсультировалась у своего коллеги, эксперта по кулинарии, вы знаете его, мэтр Хафербек, и он мне клялся… Правда, это было так трогательно, он так боялся, что я совершу страшный грех и выберу к блюду неподходящее вино, так вот, он мне клялся, что я не пожалею, остановив свой выбор на этом вине, тем более… – в своем вранье Штефани пошла вразнос, увенчав рассказ жирной точкой, – тем более, что это вино достал мне именно он. – Она улыбнулась Теофилу, смотревшему на нее с изумлением. Идиот, ну помоги же мне. – Этот Хафербек – большая шельма, у него есть какие-то тайные каналы, и говорят, что в вине он понимает чуть ли небольше, чем в еде!
– Но, милейшая Штефани, это была просто шутка, я просто подтрунивал над вами, – вскричал Себастьян Тин, казалось, напуганный такой многословной тирадой.
И вот снова эта кость. Штефани в поисках поддержки посмотрела на Теофила, но тот пялился в свою тарелку.
Регина тем временем передохнула и воспользовалась неловкой паузой, возникшей за столом.
– А вы знаете, что скоро в городе будет Шульт? [53]Он противный, но в чем-то забавный, я устраиваю вечер, что-то вроде round-table-talk [54]с едой, вы все не-пре-мен-но должны прийти, будет очень забавно, Пао приготовит стол, и Хаусманн уже дал согласие!
Сибилла с отвращением взяла свой бокал.
– Этот Шульт омерзителен. Вы не видели недавно, как он вешался на шею одному журналисту? Беззастенчивый конъюнктурщик, панегирист!
– Слишком красивое слово для такого человека, – сказал Себастьян Тин.
– Хаусманн, н-да… – протянул Герман Грюнберг, делая выпад в сторону восторженной Крессвиц. – Милый человек, без сомнения, но когда же ему наконец подарят собаку? Как же слепому без проводника?
– Вы не преувеличиваете? – спросил Теофил дипломатично.
– Нет, ни капельки. – Тон Германа приобрел коварную мягкость. – Судите сами, человек пишет целую книгу о том, кем был человек в цилиндре на картине Мане «Нана» – женихом, исчезающим сразу после акта, или честным семьянином, терпеливо ожидающим, пока его жена закончит туалет для совместного выхода в свет. Но ведь всякий разумный человек понимает, что цилиндр только потому появился на картине, что Мане именно в этом месте нужно было черное пятно.
Регина фон Крессвиц привыкла к возражениям, особенно со стороны Германа, поэтому нисколько не смутилась.
– Ну да, и тем не менее я состряпала объявление в прессе о Шульте, в которое, – она сделала небольшую паузу, чтобы подчеркнуть изысканность того, что собиралась сказать, – предусмотрительно запекла и возможную критику.
Среди всеобщего негодования Герман со злорадством успел шепнуть Штефани:
– Разве она не великолепна? Всегда сама себя разоблачает этими кухонными метафорами: стряпает, печет, варит…
Штефани кивнула ему с облегчением. По крайней мере один на ее стороне.
– Удивительно, что она все еще на плаву. Честно говоря, ее уровень серьезно снизился, не правда ли… или я несправедлива, Герман?
– Нет, нет. – Герман загасил сигарету. – И даже если так, то это ваше право, Штефани.
– Кстати, а вы знаете, что спасет находящееся в коме книгоиздательство? – выступила Регина в свой крестовый поход. Нужно хитро обтяпать это дельце с каталогом, именно этим она и решила заняться. – Каталоги! – выложила она с видом триумфатора. – О да! Людям нужны картины, картины, картины, они больше не читают, им нужны толстые-претолстые большие книги с цветными картинками, ну, может быть, с коротеньким текстом, где бы им разъясняли, как к этим картинкам следует относиться! Ну, вы же знаете, ренессанс coffee-table-book, [55]но на этот раз с классными, молодыми художниками, выгодное дело, сказал мне позавчера в Нью-Йорке Лео, он сейчас печатает каталог, совершенно неизвестный молодняк, и audience, – она подняла руки, словно дирижируя толпой воображаемых покупателей, указывая им путь в такую же воображаемую кассу, – валом валит и сметает все, просто crazy, они хотят, они требуют!
Она ободряюще кивнула Себастьяну. Ну, давай же, заглатывай приманку, рыба вареная.
– Вот как? – Себастьян, казалось, и в самом деле заинтересовался. – Любезнейшая, это в высшей степени любопытно, скажите, пожалуйста, а что это, э-э-э, за молодняк?
– Ну, собственно, это беззащитные и одаренные street boys, дорогой Себастьян! И представьте себе, что-то подобное начинается и у нас. Я как раз подмахнула договор на консалтинг с одним юношей, вскоре о нем заговорит tout le monde, [56]его зовут Андре, он делает такие вещи, просто безумие!
– И что же конкретно он делает, я имею в виду, пишет маслом, или работает со спреем, или заливает гипсом? Или относится к тем подозрительным типам, которые считают, что писать картины можно и видеокамерой? – Себастьяну, оказывается, было не так уж и любопытно.
Осторожнее, подумала Регина. Step by step, легко этот орешек не расколоть.
– Ну, так просто описать это нельзя, молодой человек должен сам объяснить. Знаете что? Может быть, он и заглянет сюда попозже!
– Ara. Что ж, чудесно. – В голосе Себастьяна не было особого восторга. Он боялся всех этих ужасно креативных молодых людей.
Все в порядке, думала Регина. Он раскачается, как только с ним познакомится.
Каталоги! Штефани с ненавистью посмотрела на Регину. Это уже наглость. Хочет заполучить Себастьяна для своего жиголо! Если сегодня здесь и родится какой-нибудь проект, так это проект с изданием моих работ и никакой другой.
– Каталоги… Откровенно говоря, не знаю, – произнесла она вслух. – Это так недолговечно… Вы не поверите, дорогой Себастьян, меня заваливают каталогами, просто засыпают. Большинство из них уже через несколько дней отправляется в букинистические магазины. Рембрандты и Ван Гоги пользуются не слишком большим спросом, что уж говорить об этих молодых талантах? Мы живем в конце концов во времена избытка визуального материала, медиального overkill. [57]Издательство должно специализироваться только на текстах, срок годности которых превышает срок годности йогуртов, и ваше издательство, Себастьян, слава Богу, всегда придерживалось этого качественного уровня – блестящие эссе, толковые диагнозы времени, вне русла mainstream, [58]именно это всегда и восхищало меня в вас!
Штефани подняла свой бокал, приветствуя Себастьяна. Затем посмотрела на Теофила, пытаясь понять, собирается ли муж ей помогать, но он, похоже, полностью устранился. Как хозяин он был полный ноль. Штефани пробуравила его взглядом, тот никак не отреагировал.
Теофил по-прежнему ел молча. Штефани совсем с ума сошла, это ясно. Что за дикую историю с вином она тут выдала. И купил и приволок домой вино он сам, и это чертово «Антр-де-мер», кстати, стоило не слишком дорого. Званый ужин, ах ты, бедняжка. Ритуал, превращающий всех в невротиков. Он решил по крайней мере получить удовольствие от семги. Уверенно и любовно разделал нежное мясо, наслаждаясь соком, выступающим между волокнами. Он каждый раз заново удивлялся подаркам, которые делала ему жизнь и на которые он вовсе не рассчитывал. Ему хотелось шумно отхлебнуть вино, чавкать, причмокивать. Боже мой, какие мы все цивилизованные. Иногда, когда Штефани «отсматривала» какую-нибудь пьесу и он оставался один, то получал удовольствие от того, что ел, положив локти на кухонный стол, совершенно свободно и вместе с тем медленно, роняя с вилки куски и давая жиру стекать по подбородку. Какой странный обычай это совместное принятие пищи, в конце концов, мы же не занимаемся групповым сексом.
