— И к какому это «сожалению» тебе пора? — язвительно поинтересовалась Никитина, разделывая ножом и вилкой кусок селедки. — «Сожаление» могло бы и подождать. Все-таки не у него, а у Насти сегодня день рождения!.. И, вообще, «сожалению» можно и космы за такие дела повыщипать. Ты так не считаешь?

Сашенька улыбнулся, щелкнул браслетом часов и, выходя из-за стола, небрежно, как маленького ребенка, потрепал Лариску по голове.

— Вы возводите на меня напраслину, сударыня! Это исключительно деловая встреча… Да и, думаю, не стоит «выщипывать космы» председателю крупной акционерной компании?

В прихожей он тщательно расправил свой пестрый шейный платок и посмотрел в зеркало так, будто пытался понять, кто глядит на него оттуда — друг или враг. Похоже, это действительно была очень важная деловая встреча. Встреча, из-за которой стоило пожертвовать днем моего рождения.

И все же на сердце отчего-то было неспокойно. Когда Саша, поцеловав меня на прощание, аккуратно закрыл за собой входную дверь, я заглянула в комнату и поманила пальцем Никитину.

— Чего? — беспечно спросила та, усаживаясь на тумбочку для обуви и закидывая ногу на ногу.

— Понимаешь, Ларис, мне надо свежим воздухом подышать… Ты не могла бы поразвлекать гостей? Немножко. Минут пятнадцать-двадцать…

— С Сашенькой, что ли, сбежать хочешь?.. Невтерпеж?

— При чем тут невтерпеж? Да и вообще не с Сашенькой… То есть не с Сашей… Просто надо подышать!

— Ну-ну! — Лариска взглянула на меня исподлобья и полезла в карман своего светлого блейзера за сигаретами. — Иди. Дыши. Именинница…

Я накинула тоненький белый кардиган и прямо в шифоновом платье выбежала на улицу. Прозрачный голубой подол тащился по асфальту, как шлейф низвергнутой королевы. Прохожие, наверное, думали, что видят сумасшедшую выпускницу, устроившую себе прощальный бал задолго до окончания экзаменов.

А я просто брела к центральному проспекту, хотя и не могла знать точно, что Саша пошел именно туда. И даже немного удивилась, когда увидела его на автобусной остановке, возле газетного киоска. Он стоял под уличным фонарем, и льющийся сверху рассеянный свет таинственно серебрил его темные волосы. Автобусы останавливались, раскрывали свои двери-гармошки, снова уезжали. Саша не двигался с места. И только когда возле бетонного бордюра лихо притормозил темно-синий «Опель», сделал несколько не очень уверенных шагов вперед.

И тут же кто-то тронул меня за плечо. Я вздрогнула и обернулась. Пьяный мужичонка в дурно пахнущей цветастой рубахе, выпущенной поверх штанов, смотрел на меня с восхищением.

— Принсесса!.. В натуре — принсесса, твою мать!

— Отстаньте, ради Бога! — Я попыталась отойти, но он цепко ухватил меня за локоть.

— Ну че ты боисся, Принсесса! Я тебя не трону… Ты слышь чо? Лидка моя говорит: «Иди, принсессу себе ищи, если я не нравлюсь!» А я вот пошел и тебя нашел…

Дверца «Опеля» тем временем открылась, и из автомобиля вышла черноволосая девушка в блестящих узеньких брючках. Саша направлялся к машине справа, а девушка, взглянув на наручные часики, быстро пошла влево, к коммерческому киоску со спиртным, прохладительными напитками, жвачкой и прочей ерундой. И еще прежде, чем она вошла в свет фонаря, я поняла, где ее видела. Кроме меня, это поняли еще несколько людей на остановке, потому что тут же начали таращиться на брюнетку, словно на диковинную зверюшку. Наталья Ливнева, а это была именно она, вела на местном телевидении одну из самых популярных информационных программ и не раз завоевывала почетный титул «Мисс ТV».

Пьяный искатель «принсесс» продолжал дергать меня за рукав, норовя порвать кардиган, а я из-за угла наблюдала за Сашей. Он уже изменил курс и двигался прямиком к коммерческому киоску. Когда Ливнева с купленным «Тик-Таком» повернулась, то чуть не уткнулась носом в его грудь. Саша ласково взял обе ее руки в свои и осторожно поцеловал ухоженные пальчики, в свете фонаря мерцающие французским «бриллиантовым» лаком.

— Ну, ты чо, в натуре, сильно гордая, да? — взревел мужичонка, отчаявшийся привлечь мое внимание мирным способом. При этом с такой силой дернул за серебряную цепочку, что она, словно удавка, впилась мне в шею. — Чо ты ко мне ж… поворачиваешься? Принсесса, твою мать!

От боли и обиды из моих глаз жарко хлынули слезы. Я тоже потянула за цепочку, умудрившись порвать ее, и отчаянно закричала:

— Да уйдете же вы, наконец, или нет?! Что вам от меня нужно? Милицию позвать, да?

Саша, до этого мирно болтавший с Ливневой, мгновенно повернулся на мой голос. Прислушался, видимо, полагая, что ему почудилось, а потом решительно направился к киоску.

— Тебя русским языком спрашивают, что надо? — Он уставился на вмиг утратившего боевой задор мужичонку весьма зловеще. — Русским или нет? Или ты по-русски не понимаешь?

— Да я… Да мне… Принсесса вот…

— «Принсесса», — Саша усмехнулся. — Принцесса — моя.

Пьяница согласно кивнул и присел на корточки.

— И цепочка — моя…

— Ага… — сказал тот покорно и разочарованно. И с хорошей скоростью удалился.

Саша же поднял с земли цепочку, сдул с нее пыль и мусор и протянул мне:

— На, держи!

Я ждала, что сейчас он скажет: «Моя принсесса», или сделает что-нибудь такое, что Ливнева, стоящая неподалеку и наблюдающая за нами, поймет — да, я его «принсесса», я, а не она. Но он только испытующе посмотрел мне в глаза, галантно поинтересовался, дойду ли я до дома самостоятельно. И, получив утвердительный ответ, направился к своей «Мисс ТV»…

В среду он явился как ни в чем не бывало. У меня ужасно болела спина, на которую я умудрилась хлопнуться прямо с «высоких» пальцев. Кроме того, настроение, естественно, оставляло желать лучшего. Услышав, как в замке поворачивается ключ, я сразу же попала под власть двух одинаково сильных желаний: разрыдаться у Саши на груди или немедленно спустить его с лестницы.

— Привет, — сказал он, проходя в комнату и бросая на стул мокрый плащ. На улице в тот день шел дождь. — Что на диване валяешься? Устала?

Я не стала объяснять ему про ушибленную спину. Тем более что уже через минуту, задрав на мне футболку, он сам увидел огромный багровый синяк.

— Да, тяжел, тяжел труд российской балерины!.. Тебе, наверное, и двигаться больно?

— Нет, — мотнула головой я.

Тогда он, подхватив меня под колени, пересадил на пол, а сам разложил диван и накрыл его свежей простыней из комода. Батистовая простыня, лежащая внутри дивана, тоже была еще совсем свежая, но я возражать не стала. Как не стала спорить и с тем, что Саша, сняв джинсовую рубашку и плавки, тут же нырнул под одеяло, не удосужившись поцеловать меня, хотя бы ради приличия.

Мне было невыносимо скучно скатывать с бедер лосины, расстегивать бюстгальтер и выключать торшер. Скучно и как-то гадко целовать его почти безволосую грудь с темно-коричневыми кружками сосков. Гадко и унизительно-привычно раскидывать ноги в стороны, задирая колени к ушам. И слушать при этом надсадный, болезненный стон, с которым он входит в мое бедное, измученное тело.

— Ох, ну и коленочки у тебя, сладенькая! Это же уколоться можно… Или поцарапаться! — приговаривал Сашенька, удобно устраиваясь между моих ног. — А ребрышки! На тебе прямо как на стиральной доске…

И снова вдавливал мои плечи глубоко в скрипящий пружинами диван и терся вспотевшим лбом о мою равнодушную и холодную щеку…

— Ну, «на лошадку» я тебя сажать сегодня не буду. Ты у нас больная, — заявил Саша, когда сеанс закончился и он откинулся на спину с видом привычно-удовлетворенным. Судя по всему, ему больше ничего и не хотелось, но, как «истинный мужчина», он не желал ударить в грязь лицом и поэтому предпочел свалить все на женщину. — Отдыхай, Настик, лечись. А то с такой спиной декольте тебе не носить…

— А ты что, уходить собираешься? — спросила я, приподнимаясь на локтях и щелкая выключателем торшера.

— Да, сегодня есть еще кое-какие дела. И потом, ты же знаешь, я новую квартиру себе подыскал. Обставлять там все надо, генеральную делать…