…Упрощенные деревянные кабины для грузовиков и тягачей были уже давно разработаны, только внедрение состоялось почти на полгода раньше нашего варианта истории. На тягачах СТЗ появилась открывающаяся заслонка на капоте между моторным отсеком и кабиной – зимой будет чуть теплее. После внедрения нескольких технологических улучшений, как моих, так и ранее предложенных работниками завода, выпуск тягачей на СТЗ вырос на целый трактор в сутки, правда, перед этим конвейер простоял одну смену. Еще мне с Доком удалось убедить танкостроителей приступить немедленно к внедрению пятиступенчатой КПП на Т-34 и «восьмиступки» на KB, воздухофильтров типа «Циклон». БТР-ы были признаны желательными, но пока недостижимыми из-за дефицита автомобильных агрегатов. Тем не менее на базе полноприводного варианта «ЗиС-6» сделали «гробик» по мотивам БТР-152, который гоняли на полигоне круглосуточно. А потом нас собрали вместе и повезли в Москву.

А с ноября сорок первого на все моторы «ГАЗ» и «ЗиС» стали устанавливать масляные фильтры моей конструкции. И если на «ЗиС-ах» он считался дополнительным, то на «газонах» – единственным. Конечно, авторство я присвоил, нагло слизав конструкцию современных мне фильтров для коробок-автоматов, подогнанную под реалии сороковых. Тем не менее это работало. На дизелях типа В-2 также появились фильтры, а на ведущих звездах и ленивцах танка KB – дополнительные обода, «забивающие» пальцы траков. Авторами большинства усовершенствований стали не мы, но наше слово оказалось очень важным в процессе отбора нововведений для внедрения.

А еще в Кубинке, при испытаниях Т-34 с новой сталинградской башней, я был удивлен присутствием в хранилище «Горыныча» и ЗСУ на базе Т-26. Причем при каждом из них оказалась папка с документальным анализом.

Сколько я пробыл без сознания – не знаю, но когда очнулся и приоткрыл глаза, вокруг было темно. Прислушался – слышу, говорят. По-русски.

— Где я? — Мне казалось, что я говорю громко, но на самом деле это был очень тихий шепот.

— О, танкер очнулся, — услышал я.

Говоривший подошел ближе и сел рядом.

— Ты не волнуйся, жить будешь, хоть и зацепило тебя…

— Где я? — повторил я вопрос.

— В деревне… — Говоривший замялся, но продолжил: – В плену. Тебя немцы привезли и к нам бросили. Ты уже три дня как без сознания. А мы неделю тут загораем. Нас тут с тобой уже пятнадцать человек будет, — предупредил он мой следующий вопрос.

— А остальные?

— Одного тебя привезли, — понял говоривший, — ты отдыхай, сил набирайся.

А у меня перед глазами встали ребята, с которыми я в разведку шел. Один за другим.

Еще три дня мы сидели взаперти. Единственным развлечением была кормежка – два раза в день. Правда, назвать это едой… Скорее помои, но что давали, то мы и ели… Заодно познакомился с соседями – еще двое оказались танкистами, а остальные – пехота. Все рядовые.

На четвертый день нас всех выгнали во двор. Там стоял какой-то гауптман и рядом с ним пара в гражданском. Один из них – с камерой…

Я отвел взгляд от гражданских и огляделся вокруг – нас построили в шеренгу и через переводчика сказали, чтоб мы надели офицерские петлицы (самый младший из нас по званию благодаря этому подлогу стал капитаном), и начали снимать для кинохроники. После чего нас отвели обратно в «тюрьму». Через несколько часов туда бросили еще троих. Один из них – с артиллерийскими петлицами и тремя кубами… Это меня удивило, до того тут все были рядовыми.

— Вы откуда, товарищи? — спросил я новеньких.

— Четырнадцатый гаубичный, — ответил один из них.

Из ответа на вопрос, как они попали в плен, я узнал, что их чуть не поймали еще в начале июля под Витебском. Там они успели уйти из окружения, хоть и потеряли половину орудий. А вот второй раз им не повезло, и когда их послали заткнуть очередную брешь в обороне, они снова попали в окружение, и уйти не получилось. Познакомились.

— В общем, Олег, надо думать, как быть… — обратился ко мне старлей вечером того же дня, поскольку среди «старичков» командовал я.

— Да что тут, Яша, думать-то? — удивился я.

— Валить отсюда надо, но как – пока не знаю.

Еще через пару дней «сидения» нас всех погнали на улицу. У нас под боком на ночлег танковая колонна примостилась. И нас отправили бочки с горючкой тягать, чтоб технику заправить для продолжения похода на следующий день. Как только мы сгрузили горючку и помогли немцам заправить машины, нас погнали назад в сарай.

— Ну что? — начал я. — Этой ночью драпать надо.

— Почему? Что изменится, если мы не этой ночью, а позже уйти попробуем? Мы ж не готовы еще… — посыпалось со всех сторон.

— Да потому что я танкист, а с танком уйти проще, чем без оружия и на своих двоих, — ответил я.

Тогда вперед вышел один из бойцов и показал нам монтировку. На вопрос, где он ее взял, боец ответил, что в кузове валялась, а поскольку он и так в ногу ранен, на то, что он хромал и не мог согнуть ногу в колене (так как он в штанине монтировку припрятал, затолкав ее под бинт, чтоб не выпала), немцы внимания не обратили. Дождавшись, пока все, кроме часовых, уснут (ориентировались по шуму и разговорам), мы начали потихоньку делать «запасный выход» из сарая. Выбравшись наружу, сразу двинулись к стоянке техники. Одинокого часового сумели снять без шума и, погрузившись в «троечку» и Sd.Kfz.251, рванули в сторону лесной дороги, которую наметили еще днем.

Пока немцы среагировали на звук моторов, пока разобрались в произошедшем и попытались организовать погоню, мы успели уйти далеко и оторваться от возможного преследования. Углубившись в лес и замаскировав технику, мы решили осмотреться, отправившись четырьмя группами в разные стороны. Через полчаса я с удивлением понял, что меня занесло на ту самую поляну, с которой все началось.

Когда все группы вернулись, я сказал, что знаю, куда нам надо двигаться, поскольку узнал то место, где мы находимся.

— Но перед этим давайте познакомимся по новой – с именем и фамилией, а не только по именам, как раньше, — сказал я и представился: – Медведь Олег Евгеньевич. Капитан.

После чего свои фамилии и имена назвали и остальные бойцы. Последним назвался старлей: – Старший лейтенант Яков Иосифович… — Тут Яша слегка замялся, но продолжил: – Джугашвили. Я от услышанного чуть не споткнулся о свою челюсть. Остальные бойцы тоже были потрясены. Даже те двое артиллеристов, которых привезли вместе с Яшей, выглядели офигевшими. Как я потом узнал, они оказались из недавнего пополнения и не успели узнать, кто же такой этот лейтенант, тем самым избавившись от соблазна сдать его немцам, осложнив нам побег до невозможности.

Передохнув до следующего вечера, мы двинулись на нашу первую базу.

Там все оставалось по-прежнему. Так же стояли врытые в землю танки, превращенные в доты. Оставленное топливо и оружие нашлось там, где его и положили. В капонире сиротливо стояло шасси от «Евы». Вот только людей на базе уже не было. Народ, вооружившись и переодевшись в целую форму (некоторый ее запас тоже оставили при перебазировании), отправился спать. Я же, взяв с собой бутылку водки и два стакана, пошел к Олегычу. Открыв бутылку, налил по сто грамм в оба стакана. Один поставил на надгробье со словами «Это тебе. Прости, что больше ничем помочь не могу». А второй взял в руки.

— Ну, Олегыч, — сказал я, — пусть тут земля тебе будет пухом. И будь счастлив там, где ты теперь.

А через недельку, отдохнув и придя в себя, мы решили переместиться на базу «номер два», поскольку для активных действий нас явно недоставало. Выдвигаться же раньше мы не решились – можно было легко влипнуть, ибо нас искали. Над лесом кружили вражеские самолеты-разведчики.

Перед самым прибытием на вторую базу я вспомнил разговор с бойцами, состоявшийся на третий день после того, как мы бежали от немцев.

— Ну, что? — спросил один из бойцов, которого звали Сергей Пронин. — Может, немца пощипаем?

— Нет, — ответил я.