Разговор получился – по крайней мере, документацию обещали прислать. Ну, и на том спасибо. Народ отправился обедать, я же, из-за привычки есть два раза в день, без обеда, возился с документами. Сводка Совинформбюро работать не мешает, если там нет ничего важного. Однако сегодня… «Сегодня войска Юго-Западного и Южного фронтов прорвали оборону противника и с боями продвигаются в направлении Одессы». Однако! Когда я прибежал в столовку, туда уже кто-то приволок карту. Да-а-а, если наши не сильно соврали, то губа не дура – в котел попадает фактически вся группа армий «Юг». Вот только силенок-то хватит? Очень хочется, чтобы хватило, очень.

…Стылый ветер в украинских степях с трудом пробивает полушубки и теплые ватники, которые носят русские. Зато щегольские мундиры и шинели фельдграу он пролетает насквозь, особо и не задерживаясь – и злорадно свистит, завиваясь небольшими вихрями. Как-то незаметно почти европейская осень сменилась на русскую зиму – с ее морозами, метелями, и беспощадно-злым степным ветром и таким обманчиво-ласковым летом. Так мягко звучат українською мовою месяцы: листопад, грудень, січень – и так жестоко они отнеслись к цивилизаторам из Европи, пришедшим в очередной раз просвещать огнем и мечом… …Под тяжелыми ударами Красной Армии, огрызаясь, германские войска отходили на запад. Штабам передовых соединений еще как-то удавалось держать бразды управления в своих руках – вовремя реагировать на опасные вклинения ударных «роликов» генерала Романенко, парировать неумолимое продвижение русских пехотных частей, уже научившихся обходить опорные пункты, обкладывая их заслонами. Но вторые эшелоны и тылы – как организованная сила они на какое-то время перестали быть. Конно-механизированные группы генерала Городовикова рубили всех и вся, сея панику и смерть. Если бы у командующего ГА «Юг» фельдмаршала фон Рунштедта имелось хоть немного времени – ситуация не была бы такой катастрофической. А времени отчаянно не хватало – как большевикам в июне… …Вот побелевший от инея артиллерист, примерзший к панораме РаK.40, - ему повезло подбить из этой новейшей, только месяц назад полученной из фатерлянда пушки два русских танка. Очередной снаряд заброшен в казенник ловким заряжающим, и наводчик лихорадочно крутил штурвальчики, ловя в марку прицела еще один танк… Но шустрый броневик, выскочив из снежной круговерти совсем близко, одной очередью перечеркнул жизни расчета… …Вот ошметки тыловой колонны, растрепанной налетом кавалеристов. Остановившиеся из-за мелких поломок грузовики и тягачи стали легкой жертвой – охранение проспало выдвижение конницы и умерло бесполезно под штыками разведки. Поставленные на прямую наводку легкие пушки подожгли машины, немногочисленные танки и броневики, а карабины и пулеметы довершили дело. Оставив догорать технику, замерзать уцелевших солдат и офицеров, казаки растаяли в сумерках… …Самое страшное зрелище для пилота люфтваффе – опытного, крепкого профессионала-«эксперта», воюющего еще с испанских времен, — русские танки на трудолюбиво укатанном покрытии аэродрома. Вспахивающие его широкими гусеницами, с невыносимым для утонченного слуха лязгом, воняющие резким выхлопом солярки… и с каким-то непостижимым, исступленным восторгом яростно вминающие стремительные «фридрихи» и «эмили» в мерзлый ковыль. Чадит посреди поля ринувшийся было на взлет Bf.109 майора Лоренца, штабной «шторьх», набравший высоту, сбит одним из русских «ильюшиных», звеном проутюживших зенитки, которые оказали сопротивление танкам. Оставшихся в живых пилотов и техников сгоняют в чудом уцелевший ангар русские мотострелки… …Зеркальное отражение лета сорок первого: батарея тяжелых гаубиц sFH.18, перехваченных Т-34 в процессе сворачивания, — раздавленные тягачи и прислуга. Застывшие на откате опаленные стволы орудий, стрелявших прямой наводкой фугасными, развороченное взрывами поле, на котором осталось лениво чадить несколько невезучих танков. Пробитые осколками щиты и вспаханные орудийные дворики – заносимые снегом, мягким покрывалом скрывающим мертвых артиллеристов. Сколько раз видели эти надменные парни разметанные позиции русской артиллерии – они радовались успеху «панцеров», собирали трофеи, фотографировались рядом с орудиями противника. «Да воздастся каждому по делам его»…

Наступление на юге развивалось стремительно: сводки захлебывались информацией об очередных успехах наших войск, освобожденных городах, трофеях. Точно так же, наверное, летом увлеченно трещал доктор Геббельс, ибо боевая пропаганда одинакова во все времена и под любым флагом. Ну, да и ладно, работа у них такая.

Немцы драпают, другого слова не подберешь. Но даже при разбитых тылах, без топлива и теплой одежды они, нехорошие люди, драпают в относительном порядке – разорвать их на отдельные, не связанные между собой группы не получается. А это очень хреново: выскочить они не успеют, факт, но если засядут в окружении плотной группой – замучаемся уничтожать.

…Удар наших из Одессы десятого числа привел к ох… ну, в общем, к очень сильному удивлению с моей стороны. Не операция – практическое пособие для начинающих авантюристов. Переформированный двадцать восьмой танковый корпус высадил первый эшелон, который совместно с гарнизоном прорвал оборону румын. А второй эшелон вступал в бой, можно сказать, прямо с кораблей. И ведь выгорело! Немцы, похоже, удивлялись еще больше. Они удивлялись настолько, что сдержать удар даже не пытались, да и нечем им было это делать.

…Почти невидимая в солнечном свете ракета уходит к небесам, и цепочка людей поднимается в атаку. Впереди несколько сот метров чистого пространства, которые надо преодолеть, а за ними – окраина небольшого хутора, где засели немцы. В цепях пехоты уверенно ползут легкие Т-26, выполняя свое предназначение – поддерживать эту самую пехоту. Время от времени то один, то другой танк на несколько секунд замирает, выплевывает снаряд в сторону, где ему показалось шевеление. Хутор молчит. Триста метров. Тишина. Цепи переходят на бег, танки увеличивают скорость и… Свинцовая стена врезается в наступающих! Несколько пулеметов, умело, можно сказать любовно, расставленных и замаскированных, косят, другого слова просто не подберешь, русских солдат. Танки увеличивают скорость, стремясь, как можно быстрее, сблизиться, ворваться на хутор, уничтожить пулеметчиков, но в крайний слева влипают разом несколько трассеров – на таком расстоянии даже экранированный лоб не спасет от бронебойных жал – взрыв превращает танк в груду железа. Еще один просто замирает на месте, из верхнего люка выбирается фигурка, ловко соскальзывает с брони и исчезает из вида. Самый удачливый подбирается к самым домам и… подпрыгивает, подорвавшись на мине, заброшенной кем-то из немцев прямо под гусеницу, а пулеметы продолжают свою работу. Их много, десятки, сотни… Беспорядочной толпой пехотинцы отходят, уцелевшие танки пятятся, прикрывая их. Атака отбита. Уничтожено три танка.

Только к вечеру, под угрозой охвата с фланга немецкая рота отходит, бросив две противотанковые пушки, для тягачей которых не было горючего. Потери советских войск – двадцать один убитый, пятьдесят семь раненых, два танка потеряны безвозвратно.

…Гауптман Петер Бергер криво улыбнулся, вспомнив Южную Францию, куда ему повезло попасть в ходе кампании на Западе. Недавно прочитанная им заметка из какой-то газеты, где русское Причерноморье сравнивали как раз с оной, — походила на утонченное издевательство. Там просто неоткуда было взяться подобным морозам и ветрам – в его ротах потери только замерзшими и обмороженными дошли до двадцати нижних чинов и унтер-офицеров. Единственный оставшийся в живых из офицеров, прошедших с ним всю кампанию в Европе и России, — командир второй роты, обер-лейтенант Хорст, был тяжело ранен сегодня при отражении атаки русских у деревни. Остальные же – с таким трудом выцарапанные из недавнего пополнения, еще зеленые лейтенанты. Пока ситуацию с отсутствием опытных кадров удавалось решать в основном за счет «нянек» – старших унтер-офицеров, стоявших за спинами новоиспеченных комрот и комвзводов.