Она развелась с Джеффри, привлекательным и чрезмерно эгоистичным летчиком, почти три года тому назад. Франки была в то время стюардессой, но после развода оставила эту работу и вернулась в родной Сиэттл, где на деньги, взятые взаймы у своего отца, открыла свое дело, “Синдерелла Клозит”.

Удивительно, но дела шли успешно. Она продавала антикварные украшения и одежду в своем магазинчике, позднее стала менять вторсырье на партии товаров, провернув уже несколько такого рода дел. До сих пор она продолжала искренне любить Джеффри, но это было очень хрупкое чувство, которое могло в любой момент разрушиться. Судьба не казалась ей более жестокой, чем в день год спустя после развода, когда в автомобильной катастрофе погиб ее отец и у нее никого не осталось из родственников, за исключением капризного Брайена. После этого она погрузилась в полосу депрессии, когда в бесконечной последовательности сменялись сон, еда, работа.

Через некоторое время она прочитала о ежегодной недельной ярмарке в Гримсли, где проводится карнавал со средневековыми традициями. Это было всего в нескольких десятках минут езды на автобусе от Лондона, и идея поехать туда захватила целиком ее ум и воображение. Это было то, что позволило бы ей вернуться в нормальную жизненную колею. Она решила изменить все, даже создать иллюзию другого века.

Вдохновившись, Франки решила оставить все печали, перестать прятаться, отважиться выйти в большой мир, снова предпринять что-нибудь захватывающее.

Оставив все колебания, она начала приготовления к полету в Англию на средневековый карнавал.

Франки быстро привела свои мысли в порядок, с удивлением обнаружила, что на глаза навернулись слезы, и сердито вытерла их кулачками. Стряхнув горьковато-сладкие образы, что волновали ее чистый разум, привела в порядок чайный поднос. Пришло время положить конец прошлым воспоминаниям и последовать навстречу мечтам. Франки выставила поднос в коридор, затем сняла белые шорты и надела муслиновое платье и коралловые бусы. Ее серые глаза расширились, когда она взглянула на себя в старинном высоком зеркале на ножках, которое помещалось в углу комнаты. Хотя она видела собственное лицо, свои светлые вьющиеся волосы, но там был и неизвестный до настоящего времени аспект Франки Виттер. Волнующий средневековый карнавал, полный веселья, приключений и озорства, звал ее.

В этот момент солнечный луч прорезал комнату, распластался на полу искрящимся пятном, и показалось, что он издает слабый звук, похожий на перезвон колокольчиков. Вновь нахлынули воспоминания о Джеффри. Он обычно говорил: “Пойми, Франки, ты живешь в придуманном, фантастическом мире. В этом твоя проблема”. Франки улыбнулась, расправила юбку муслинового платья таким движением, как будто оно было сшито из французского шелка, и громко сказала:

— Пусть все идет к черту, и ты, Джеффри, со своими суждениями и мнениями.

Франки, рассмеявшись, затянула ленту корсажа на платье так, что ее скромная грудь стала выглядеть куда более выразительно, затем переложила дорожные чеки в карман платья вместе с ключом от комнаты. Лишь тонкие платиновые часы, подарок отца после развода, были свидетельством современности, но она спрятала их под рукав платья и босиком отправилась на ярмарочный маскарад.

Солнечный день, казалось, был особенно ярок, а небо незабываемо голубым. Франки чудилось, что повсюду царят магия, наслаждение и волнующе-опасные приключения. Вот как будто сам собою появился венок на ее волосах. Она некоторое время смотрела на кукольников, восторгалась рыцарским поединком. Смеялась и аплодировала участникам пантомимы, которые играли импровизированную пьесу, затем купила небольшой пирог, испеченный крестьянками в виде голубя, и нашла место на берегу ручья, который протекал посреди деревни. Здесь Франки ела свой ланч, погрузив ноги в прохладную воду, поздравляя себя с тем, какая она смелая и современная женщина. Ощущение возбужденности поднималось из глубины ее тела, как было на Рождество. Но это было что-то большее, значительно большее.

Франки прислонилась к стволу старинного дуба и закрыла глаза. “Никаких следов мигрени, — подумала она. Головные боли преследовали ее в течение всего времени после их развода с Джеффри. — Почему же я так счастлива сейчас?” Жужжащий звук вырастал до рева, и Франки очнулась. Может, у нее нервный срыв или маниакальность? Как объяснить ее чрезмерную веселость?

Когда она снова открыла глаза, то удивилась: мир вокруг нее изменился в течение нескольких секунд. Ручей стал шире и глубже, появился деревянный мост, перед которым стоял большой камень. Трава, на которой она сидела, была благоуханной, нежно-зеленой и невытоптанной. Сама деревня стояла в некотором отдалении, а кирпичные здания превратились в убогие хижины, покрытые соломой. Хотя, как и прежде, повсюду были люди, но другие люди. Их одежды были проще и грубее, большинство имело нечистую кожу и плохие зубы.

Но что особенно привлекло внимание Франки, так это вид Сандерлин Кип. Замок неясными контурами маячил на фоне мягко-голубого английского неба. Подъемный мост выглядел крепким, а ров был полон воды.

Франки посмотрела на это с изумлением, закрыла глаза, затем взглянула вновь. Видение не исчезло. Она неуверенно поднялась на ноги, нервным движением раскрошив пирог, и крепко прижалась к стволу дерева. Но это было другое дерево, не столетний великан, а едва подросшее гибкое деревце. Один из жителей деревни указал на нее и что-то сказал другим. Франки, испуганная и заинтригованная, рассматривала всех участников этой гигантской игры: актеров, клоунов, купцов и небогатых дворян. Это могла быть галлюцинация, а не действительное событие. Она снова удивилась, как ее подсознание предложило такой полный цвета и красок подарок — ее личную легенду о средневековой жизни.

Толпа начала тесниться вокруг нее, глазея и указывая. Она чувствовала их запахи, видела пугливое любопытство. Все это переполнило чувства Франки, и она была близка к обмороку. Они бормотали, что-то спрашивали, но их язык был подобен языку Чосера, как она помнила его из курса колледжа, но понимала лишь слова “здесь” и “там”.

В тот момент, когда силы вот-вот были готовы покинуть Франки, кто-то подошел, решительно протиснувшись через толпу. Он был высок и широкоплеч, с золотисто-русыми волосами и глазами странного цвета. Одет в серые рейтузы, кожаные ботинки и пурпурную накидку с вышитой эмблемой в виде льва на груди. На левом боку у него висел меч.

Франки пристально посмотрела в эти острые умные карие глаза. Она едва держалась на ногах, обхватив ствол дерева обеими руками.

— Я не знаю, как ваши люди ухитрились все это устроить так близко к реальности, — вымолвила она, — я потрясена.

Толпа вокруг них снова начала роптать. Он успокоил их жестом руки и выкриком “Тихо!”. По некоторым обрывкам речи Франки догадалась, что он говорит на одном из местных диалектов. Она чувствовала уверенность в том, что где-то в глубине мозга сумеет перевести его странный английский на вполне понимаемый ею язык. Она протянула руку.

— Привет, — голос ее лишь слегка дрогнул. — Я — Франческа Виттер.

Гигант взглянул на ее руку, затем, пристально, в глаза. Франки подошла ближе, снова слабея, и он подхватил ее и крепко удерживал.

— А кто вы? — выдавила она из себя с трудом.

Он слегка поклонился и сказал:

— Браден Стюарт-Рэмси, герцог Сандерлин. — Дерзким взглядом окинул ее взятое напрокат муслиновое платье. — Вам интересно здесь? Вы выглядите вполне подходяще для вечернего бала.

Франки чувствовала себя, как между двумя вращающимися дверями, поворачивающимися в разных направлениях. С одной стороны, она была охвачена благоговейным страхом в присутствии герцога. А с другой, оскорблена его явной самонадеянностью. Чувство собственного достоинства возобладало.

— Вы совершенно не такой, каким я вас представляла из чтения путеводителя. Более того, поищите для своего бала кого-нибудь в другом месте. Я боюсь, что не подойду для этого, к тому же я не пою и не танцую.