– Волчицами? – не поняла Софи.

– Это я о молодых дамах, желающих выйти замуж, – пояснил Колин. – В основном это кровожадные волчицы. Вас, естественно, я не имею в виду.

Софи сочла за лучшее не упоминать о том, что она вовсе не является кандидаткой в жены.

– Для моей матушки не было бы большего счастья… – начал Колин.

Бенедикт застонал.

– …чем женить моего дорогого старшего брата. – Он помолчал и задумчиво договорил: – Разве что женить меня.

– Вот именно. Чтобы появился повод выпроводить тебя из дома, – сухо заметил Бенедикт.

На сей раз Софи действительно хихикнула.

– Но ведь он намного старше меня, – продолжал Колин, – вот пускай и отправляется на виселицу… то есть я хотел сказать – к алтарю.

– На что это ты намекаешь? – нахмурился Бенедикт.

– Ни на что, – отозвался Колин. – Я вообще никогда ни на что не намекаю.

Бенедикт повернулся к Софи.

– А вот это верно.

– Ну так что? – обратился Колин к Софи, картинно взмахнув рукой. – Может быть, пожалеете мою бедную, многострадальную матушку и отведете моего дорогого братца к алтарю?

– Он меня об этом не просил, – шутливо ответила Софи.

– Ты что, выпил лишнего? – сердито бросил Бенедикт.

– Ну что ты, я совсем не пил, – весело проговорил Колин, – однако всерьез подумываю над тем, чтобы исправить это упущение. Выпивка может оказаться единственным средством, позволяющим сделать этот вечер сносным.

– Если эта выпивка заставит тебя убраться с моих глаз долой, она тоже окажется единственным средством, которое поможет сделать этот бал сносным, – заявил Бенедикт.

Колин ухмыльнулся, весело отсалютовал и был таков.

– Приятно видеть, когда братья так сильно любят друг друга, – прошептала Софи.

Бенедикт, рассерженно наблюдавший за тем, как брат исчезает в дверях, снова переключил свое внимание на нее.

– И это вы называете любовью?

Софи вспомнились Розамунд и Пози, вечно подкалывающие друг друга, причем отнюдь не шутливо.

– Да, – решительно ответила она. – Совершенно ясно, что вы жизнь за него отдадите. А он – за вас.

– Думаю, что вы правы. – Бенедикт сокрушенно вздохнул, но тотчас же, улыбнувшись, заметил: – Хотя мне страшно не хочется в этом признаваться. – Прислонившись спиной к стене, он скрестил руки на груди, изображая человека, умудренного опытом. – А скажите-ка мне, у вас есть братья или сестры?

Помешкав, Софи решительно ответила:

– Нет.

Одна бровь у Бенедикта изумленно поползла вверх. Склонив голову набок, он заметил:

– Интересно, почему вы так долго думали, прежде чем ответить на мой вопрос? Мне кажется, ничего сложного в нем нет.

Софи отвернулась, пряча глаза. Ей всегда хотелось иметь семью. Откровенно говоря, это было ее самым сокровенным желанием. Отец никогда не признавал ее своей дочерью, даже когда они оставались с глазу на глаз, а мать умерла при родах, давая ей жизнь. Араминта шарахалась от нее, как от прокаженной, а Розамунд с Пози никогда не были ей сестрами. Пози периодически выказывала ей дружеские чувства, но даже она постоянно обращалась к Софи с просьбами: то подшить платье, то сделать прическу, то почистить туфли.

И хотя Пози в отличие от матери и сестры не приказывала, а просила, Софи понимала, что отказа она не потерпит.

– Я единственный ребенок, – наконец сказала Софи.

– И это все, что вы можете сказать? – пробормотал Бенедикт.

– Совершенно верно, – согласилась Софи.

– Очень хорошо. – Он не спеша улыбнулся. – И какие вопросы мне разрешено вам задать?

– Никаких.

– Совсем никаких?

– Могу лишь сказать вам, что мой любимый цвет – зеленый, и не более того.

– Но к чему такая таинственность?

– Если я отвечу на этот вопрос, – проговорила Софи с загадочной улыбкой, вполне, по ее мнению, соответствующей образу таинственной незнакомки, – она тотчас же исчезнет.

Бенедикт слегка подался вперед.

– Вы всегда сможете снова ее создать.

Софи невольно отступила на шаг. Взгляд Бенедикта становился жарким, а она достаточно наслушалась разговоров слуг, чтобы понимать, что это означает. И хотя все происходящее заставляло ее душу трепетать, она не была настолько смелой, насколько пыталась казаться.

– Во всей сегодняшней ночи таинственности больше чем достаточно, – заметила она.

– Только не во мне, – возразил Бенедикт. – Я перед вами весь как на ладони. Можете спрашивать меня о чем угодно.

– Неужели? – удивилась Софи. – А мне казалось, что у каждого человека есть свои секреты.

– У меня их нет. Моя жизнь безнадежно банальна.

– Быть этого не может!

– Но это правда, – сказал Бенедикт, пожав плечами. – Я ни разу не соблазнил ни невинную девицу, ни даже замужнюю даму, у меня нет карточных долгов, и мои родители всегда были верны друг другу.

То есть он в отличие от нее рожден в браке, подумала Софи, и при этой мысли у нее больно сжалось сердце. Ведь узнай он, что она незаконнорожденная, он никогда бы к ней не подошел.

– Вы так меня ни о чем и не спросили, – напомнил ей Бенедикт.

Софи удивленно захлопала глазами. Она не думала, что он говорит серьезно.

– Хорошо, – пробормотала она, сбитая с толку. – Какой ваш любимый цвет?

– Вы собираетесь тратить ваш вопрос, чтобы узнать такой пустяк? – ухмыльнулся Бенедикт.

– А мне разрешено задать только один вопрос?

– Это более чем справедливо, учитывая, что вы не разрешили задать вам ни одного. – Бенедикт наклонился к ней, и его темные глаза блеснули. – Ответ: синий.

– Почему?

– Что «почему»? – переспросил он.

– Почему синий? Потому что океан синий? Или потому что небо синее? Или потому что просто вам нравится синий цвет?

Бенедикт изумленно взглянул на нее. Какой странный вопрос – почему его любимый цвет синий. Всех устраивал его односложный ответ, но эта женщина, имени которой он до сих пор не знает, решила копнуть глубже.

– Вы художница? – спросил он.

Она покачала головой:

– Нет. Просто любопытно было узнать.

– А почему ваш любимый цвет зеленый?

Незнакомка вздохнула, и глаза ее стали мечтательными.

– Наверное, потому, что трава и листья зеленые. Но в основном из-за травы. Так приятно пройтись по скошенной траве босиком. Она так приятно пахнет.

– А какое отношение запах имеет к цвету?

– Наверное, никакого. А может быть, самое непосредственное. Видите ли, раньше я жила в деревне…

Софи осеклась. Она не собиралась говорить ему даже этого, однако рассудила, что не будет большой беды, если он узнает такую малость.

– И там вы были счастливее? – тихо спросил Бенедикт.

Софи кивнула и внезапно ощутила легкое беспокойство. Должно быть, леди Уистлдаун никогда не вела с Бенедиктом Бриджертоном серьезных разговоров, поскольку она никогда не писала, что он самый проницательный человек в Лондоне. Когда он смотрел Софи в глаза, у нее было такое чувство, словно он видит ее насквозь.

– В таком случае, должно быть, вы любите гулять по парку, – заметил он.

– Да, – солгала Софи.

У нее никогда не было времени сходить в парк. Араминта не предоставляла ей выходного дня, как другим слугам.

– В таком случае давайте погуляем вместе, – предложил Бенедикт.

Софи уклонилась от ответа.

– Вы так мне и не сказали, почему синий – ваш любимый цвет, – напомнила она ему.

Он слегка склонил голову набок и прищурился, и Софи поняла: он заметил, что она уклонилась от ответа, однако не стал допытываться, почему она это сделала.

– Не знаю, – лишь сказал он. – Может быть, так же, как и вам, этот цвет мне что-то напоминает. В Обри-Холле, где я вырос – это в Кенте, – есть озеро, но вода в нем всегда казалась мне скорее серой, чем синей.

– Может быть, этот цвет напоминает вам небо? – подсказала Софи.

– Оно тоже чаще бывало серым, чем синим, – улыбнулся Бенедикт. – Вот уж по чему я скучал – так это по синему небу и солнцу.

– Англия на то Англия и есть, чтобы в ней постоянно шел дождь, – улыбнулась Софи в ответ.