И вдруг она осознала, почувствовала с внезапной болью прозрения, как мало умеет, как мало знает о том, к чему стремится. Как сделать так, чтобы ему было хорошо?!

С приглушенным стоном Лоренс поднял ее и уложил на кровать. В беспамятстве девушка потянулась к нему, обняла за плечи, судорожно ища губами его губы. Она хотела стать частью его самого, слиться с ним…

На какое-то мгновение Бэб напряженно замерла, Лоренс затих, затаив дыхание. В глазах его, обращенных к ней, она увидела готовность утолить и ее, и свою страсть. И он решился…

— Милая… — тяжело дыша, шептал он, — меньше всего мне хотелось сделать тебе больно.

— Нет, Лоренс, нет, не останавливайся, — вырвались у нее со стоном слова. Бэб почувствовала, как мимолетная острая боль сменилась ни с чем не сравнимым наслаждением. Она и не знала, в какую пучину неземного блаженства увлечет ее близость с любимым. Тела их слились в одно, двигаясь в унисон.

Я люблю тебя, люблю тебя! — стучало у нее в висках, тело обмякло в сладкой истоме. Она слышала хриплое дыхание Лоренса, уткнувшегося лицом ей в грудь. Было так тепло и хорошо! Пальцы ее нежно перебирали густую шевелюру мужчины. Бэб испытывала к нему безграничную нежность, а ощущение того, что она смогла доставить ему удовольствие, принесло радость и успокоение.

Она любила его. Безмятежно улыбаясь, Бэб смотрела в потолок. Она всегда любила его, и что бы ни произошло в будущем, никогда не пожалеет об этом, никогда не забудет первого познания таинств любви, принесшего полный покой и согласие с самой собой и окружающим миром. Дыхание Лоренса, щекочущее кожу, приятная тяжесть его тела, шелковистая копна волос под пальцами — ну разве это не счастье?! Если бы можно было остановить этот миг, остаться в нем навечно! «Я люблю тебя… Я люблю!» — хотелось ей выкрикнуть изо всех сил.

Почувствовав, как Лоренс пошевелился, она закрыла глаза. Ну как признаться в любви к нему? Что бы ни случилось, он не должен ни о чем догадаться.

— Бэб?

Приподнявшись на локте, Лоренс смотрел на нее, нежно перебирая упавшие на лоб влажные пряди.

Прикосновение его ласковых пальцев было таким приятным, таким успокаивающим. Покой, мир, добросердечие. Штиль после бури. Да, за это можно отдать полжизни. Если бы она могла, то провела бы так остаток своих дней…

— Ты не спала с Рональдом, — медленно, словно сам не в силах поверить в то, что говорит, протянул Лоренс.

— Я же сказала, что мы только друзья…

— И ни с кем другим тоже, — продолжал он.

Барбара усмехнулась, чувствуя, как что-то внутри нее тает. В словах Лоренса слышалось явное удовлетворение. Наверняка дело не только в мужском тщеславии. Значит, она небезразлична ему, что-то для него значит. Он хотел, чтобы она оказалась девственницей, хотел быть у нее первым. Ну что же, она его не разочаровала.

— Знаю, о чем ты думаешь, — рассмеялся Лоренс. — Можешь сказать?

Он припал к ее губам с поцелуем, не давая возможности опередить его с ответом.

— Что я твой первый мужчина, — прошептал он нежно, поворачиваясь на спину и увлекая за собой Бэб. Взяв ее в кольцо рук, Лоренс положил голову девушки себе на грудь, касаясь подбородком макушки.

Первый и единственный, думала Бэб, потираясь щекой о его поросшую жесткими волосками грудь. Другого не надо, да и не будет. Ее вдруг охватило беспокойство, она не знала отчего. Сама же хотела того, что произошло. Остается только радоваться. Сейчас Лоренс рядом, она обнимает его, слышит биение его сердца, осязает кожу — руками, поглаживающими мускулистые плечи; ногами, которые трутся о сильные мужские бедра. Бэб сделала несколько вдохов, словно торопясь надышаться запахом своего первого мужчины, а потом, подняв голову, спросила:

— Лоренс, что случилось с твоими родителями?

Спросила и тут же пожалела, почувствовав, как напряглось под ней его тело. Она все испортила. Сейчас он вновь спрячется в свой кокон, замкнется, оставив ее за порогом своего «я». Знакомое чувство крушения надежд накатило на Барбару. Как же так? Она только что занималась с ним любовью, нагая лежит в его объятиях. Не может же он вот так запросто взять и отгородиться от нее непроницаемой завесой, расценив ее вопрос как праздное дамское любопытство.

Выскользнув из рук любовника, девушка села, уже настроив себя на выслушивание холодной отповеди, совершенно сбитая с толку его добродушным смешком.

— Почему люди так любят заглядывать в чужое окошко? — беззлобно заговорил Лоренс. — В средневековье за это можно было попасть на костер. — Довольный своим замечанием, Лоренс на мгновение умолк и уже серьезно спросил: — Неужели я тебе так интересен?

— Ты еще спрашиваешь?

Бэб посмотрела в его глаза. Она слишком любила этого человека, чтобы сделать ему больно.

— Я никогда не знаю, о чем ты думаешь, — продолжала она, — что ты чувствуешь… Прошло четыре года, как мы знакомы, а я о тебе ничего и не ведаю.

— Почему же не спросишь?

— Каждый раз, когда я пытаюсь…

— Ты хлопаешь дверью, не давая мне возможность ответить.

— Неправда, — горячо возразила она, встретив все ту же ухмылку, и виновато улыбнулась в ответ, стараясь не думать о разверзшейся перед ней пропасти. Уже не в первый раз Бэб подумала, насколько они с Лоренсом разные. Он — спокойный, замкнутый, рациональный, умеющий держать себя в руках, она — полная противоположность. Слишком эмоциональная, импульсивная, привыкшая поступать по воле сердца, а не разума, сначала действовать, а потом уже думать. Неудивительно, что она так часто обижалась на него. Сейчас же терпеливо ждала его рассказа о себе.

— Мои родители, — начал Лоренс, закинув руки за голову и глядя в потолок, — поженились, когда матери едва минуло семнадцать, потому что она была беременна. Когда мне исполнилось шесть лет, она ушла от нас. Отец был не в состоянии одновременно и работать, и заниматься моим воспитанием, поэтому сначала меня отдали на попечение к дальним родственникам, потом в приют, а позже я был усыновлен.

В лице Лоренса не было ни тени горечи или жалости к себе. Он казался абсолютно бесстрастным. Создавалось впечатление, будто он говорил о другом человеке или просто излагал какую-то историк), перечисляя сухие факты. И этот бесстрастный тон смирившегося с судьбой человека сильнее всего затронул Бэб за живое. Сердце ее сжалось от боли. Шестилетний мальчик, ненужный ни одному из родителей, жертва поспешного брака, так и стоял у нее перед глазами. Ему было десять лет, когда Генри и Элейн усыновили его. А через пять лет приемная мать умерла. Понимая, как фальшиво будут звучать любые слова, Бэб молча обняла Лоренса и легла рядом. Нежно убрала темную прядь с его высокого лба, переполняемая чувством материнской нежности к мальчику, которым когда-то был лежащий в ее объятиях мужчина.

— Шесть лет назад я напал на след своих родителей, — внезапно сказал он. — Отец работает в Канаде. Мать вышла замуж вторично и теперь живет с семьей на севере.

— Ты пытался с ней встретиться? — не удержалась от вопроса Бэб.

— Я думал об этом, — признался Лоренс и, пожав плечами, добавил: — В конце концов я отказался от этой мысли. Зачем?

— Ты ненавидишь мать?

Лоренс ответил не сразу, видно, не легко ему было говорить о родителях.

— Нет, — сказал он наконец. — Больше нет.

— Я рада.

Какое-то время он лежал возле нее не шевелясь, потом вдруг так сильно прижал Бэб к себе, что она испугалась, не задохнется ли. Чуть разжав объятия, Лоренс стал гладить ее лицо. Глаза их встретились, и Бэб почувствовала, как по его телу прошла дрожь, а ее собственное стало податливым и мягким, как разогретый воск. Медленно он провел губами по ее рту, рассыпал по подушке шелковистые пряди каштановых волос.

— Ты знаешь, как часто я представлял тебя вот так? Обнаженную, мягкую, теплую в моей постели…

Он покрывал ее лицо множеством легких поцелуев. Рука его осторожно скользнула вниз.

— Не болит? — спросил он.

— Нет, — прерывисто дыша, ответила Бэб.