Возвращение радости не принесло. От соседки, тети Зои, узнала, что Ольга освободилась. Заезжала к ней и забрала кое-что из вещей своего отца, которые тетя Зоя в тот страшный день, предвидя последствия, спасла для нее до приезда милиции. Ценного там ничего, кроме магнитофона, не было, но Оля им очень обрадовалась – все-таки память… Живет она в Москве. На днях звонила, сказала, что знает, кто убийца. Магнитофон помог.

Галина похолодела. У отчима действительно была привычка надиктовывать свои статьи на магнитофон…

В тот же день Галина поехала в Москву, возобновила несколько старых связей. Одновременно оплатила стоимость двухкомнатной квартиры в Бутове – дом был почти готов к заселению. Всеми правдами и неправдами ей удалось выяснить об Ольге все. Только она не ожидала, что та поселится у нее под самым носом со своим то ли мужем, то ли любовником. Такое соседство было опасным. Следовало быстрее от нее избавляться. Вместе с Михаилом – тот, похоже, развернул бурную деятельность в целях оправдания этой стервы.

Галина покидает квартиру в Бутове, устраивается на съемной. Флиртует с одним из холостых друзей Михаила. Через него устраивает поездку на рыбалку и якобы для того, чтобы не чувствовать себя неловко в мужском обществе, просит своего ухажера уговорить Михаила взять и его подругу. В последний момент «заболевает». Рано утром, прихватив охотничье ружье приятеля, едет к месту рыбалки. Выбирает подходящий момент и стреляет в Михаила. Занятия в тире не прошли даром – Михаил убит выстрелом в голову. (Убрать заодно и Ольгу не позволили обстоятельства.) После этого Галина сразу же уезжает. На обратном пути с удовлетворением отмечает, что вызванная ею Оксана торчит там, где ей и положено, по ее, Галининому, плану.

Скорее всего, она предприняла не одну попытку избавиться от Ольги. Измученная переживаниями по поводу гибели Михаила, женщина все же почувствовала опасность и, скорее всего, поняла, что эта опасность исходит от Галины. Но не было доказательств. Она не знала, кому Михаил поручил разобраться с ее делом и передал копию кассеты, поэтому боялась обращаться к друзьям Михаила. Его смерть не была несчастным случаем, хотя виновного не нашли. Теперь кто-то преследовал и ее. Примерно в это время она получила сведения о родной сестре. Не до конца веря своему счастью, Ольга написала Татьяне письмо, где объяснила свою ситуацию. Вложила письмо в бандероль с оригиналом кассеты, зафиксировавшей последние часы жизни Решетникова Юрия Рудольфовича, и отправила по почте. В конце письма сообщила, что последнее время боится выходить из дому и просит сестру приехать к ней. В почтовом ящике Корольковых оперативники нашли извещение об этой ценной бандероли. Отправив ее, Ольга испугалась: они с Татьяной так похожи! А что, если преследователи перепутают их, нападут на сестру? И, уже не боясь за свою жизнь, выскочила из дому…

Результат экспертизы злополучной конфеты, которую отобрал у меня Листратов в день сведения счетов, подтвердил наличие в ней стрихнина – средства для борьбы с крысами. Это глубоко меня оскорбило. Ладно бы уж цианистый калий – от него погибло столько достойных людей. Целую неделю я не могла смотреть на сладости. Потом пришла мудрая мысль – а чего на них смотреть. Их надо уничтожать, получая при этом удовольствие. К сожалению, Галина не призналась в том, что конфетный сувенир был презентован именно ею и предназначался именно для меня. Ее отпечатков пальцев на нем обнаружено не было. Зато я облапала упаковку со всех сторон.

А Татьяна действительно разучилась смеяться. Так же, как когда-то ее бабушка. Иногда на лице Танюшки мелькает грустная улыбка, но от нее становится не по себе. Надеемся, что со временем жизнь возьмет свое. Месяц назад у Корольковых родилась дочь. Назвали ее Оленькой. Протесты родных и близких, считавших, что нельзя давать детям имена умерших родственников, поскольку они несут негативный отпечаток судьбы, действия не возымели. Татьяна твердо возразила: «Все люди – братья. В таком случае род человеческий давно бы уже угас».

Оксанка свихнулась: сама занялась вопросом обмена двух однокомнатных квартир Корольковых, довела маклера почти до самоубийства, но все-таки выменяла им трехкомнатную квартиру в доме, находящемся рядом с ее собственным. Подозреваю, что ей тайком пришлось раскошелиться. Наверное, Олюшка, как называет малышку Оксанина свекровь, никогда не узнает, что обе они совсем не родные ей люди.

Может быть, это и не очень хорошо, но мы с Наташкой нечасто бываем у Корольковых. Реже, чем у Оксаны и Анны Кузьминичны. И не из-за перемены, произошедшей с Татьяной. Просто боимся служить напоминанием о трагедии. Димка говорит – просто комплексуем. Ну и пусть говорит.

Сергею опять увеличили зарплату. Наташка время от времени напоминает его шефу, что фирма «Электра-плюс» будет процветать ровно до того момента, пока ее не покинет С. А. Корольков. Судьба у нее такая… Денег за свои прогнозы подруга не берет. Из принципа.

Галку приговорили к длительному сроку лишения свободы. Ее дальнейшая судьба нам абсолютно неинтересна. Усиленно стараемся вообще забыть об этой кобре. Не позволяет Дмитрий Николаевич – мой муж. При каждом удобном случае обвиняет меня и Наташку в редкой способности изворачиваться. Вполне серьезно уверяет, что ложь нам очень дешево обходится, поскольку берем мы ее напрокат.

Прошло уже довольно много времени, когда Димка вытащил откуда-то большой пластиковый пакет. С вопросом: «Эт-то что такое?» – он вытряхнул оттуда две написанные маслом картины в красивых резных рамках.

– Ты это украла, – постановил муж. – Такие работы стоят дорого. Писалось с натуры, и работал профессионал.

– Это не профессионал, – просипела я осевшим голосом. – Это Шурка, дочь графа Монте-Витьки из Таложни.

– Опять сочиняешь?

Его замечание обидело меня.

– Не имею привычки врать без нужды и меры. Перед отъездом девчушка сунула нам в машину пакет, сказав, что это ее работы, а граф, в смысле отец, делал рамки. А я за всеми этими хлопотами про пакет забыла!

– Сколько лет этой девчушке?

– Лет пятнадцать, не больше. Она еще учится в школе.

– У меня пациент есть, преподает в Строгановке. Надо будет ему показать. Судя по всему, твоей Шурке придется переезжать в Москву. А рамки тоже хороши. Неужели граф алкоголик?

Я, не колеблясь, подтвердила. А про себя подумала – воистину мастерство не пропьешь…

Мы молча, как зачарованные, смотрели на полотно.

Солнце освещало дом Танюшиной бабушки, отражалось в окнах. Воздух был осязаем. Готова поклясться, что я ощутила запах лета. Крыша дома еще покрыта старой дранкой. И стоял он, умудренный долгим жизненным опытом, чуть-чуть покосившись, изумленно радуясь новому летнему денечку. Кокетливые березки дразнили его своими тонкими ветками. И неудержимо манил к себе зеленый луг за домом, ограниченный тонкой полоской леса.

Эту картину я оставила себе.