– Ну! Дубенецкий до фонда работал на кафедре романо-германской филологии пединститута, ныне университета, она была студенткой. Около пяти лет назад они с Удовиченко открыли фонд «Экология» по охране окружающей среды. Заведение имеет статус неправительственной организации, чуть ли не в ООН зарегистрировано. На документах – логотип Объединенных Наций. У меня с собой листовка, покажу потом. Работают с «зелеными», осушают болото, что за химкомбинатом, высаживают елки-палки, всякой фигней занимаются, одним словом, но дела идут. Спонсоры, презентации, связь с заграницей, поездки, симпозиумы.

Дубенецкий этот… неприятный тип. Говорит с тобой, как с двоечником. Я не удивляюсь, что она его бросила. Присутствовала также и семья невесты – мать, отчим и сестра. Из близких – свидетельница Лара Бекк, студенческая подружка, и свидетель, дружок жениха и, как я понимаю, телохранитель – Эдик Исоханов, не из наших, лицо кавказской национальности. Сестра, между нами, страшная, ночью увидишь – закричишь, старая дева. Подруги, друзья, знакомые, всякие случайные прохожие набились. Целая толпа, одним словом.

– Что дал результат вскрытия?

– Незадолго до смерти жертва приняла некий растительный препарат очень сильной концентрации. В его составе ряд трав – танум и… еще какие-то, забыл названия. Собственно, это и ядом-то назвать нельзя. Им широко пользуются в народной медицине при болях в суставах и судорогах. Я оставлю вам заключение, почитаете на досуге. Около двух примерно ей вдруг стало плохо… Произошло это на банкете, во время танца с женихом. Она споткнулась, схватилась за жениха и стала задыхаться. После чего потеряла сознание. Точного времени никто не заметил. Называют разное. Разброс – десять-пятнадцать минут. «Скорая» приехала в два ноль девять, констатировали смерть. Они же перезвонили нам. Работа со свидетелями кое-что дала, но немного. Гости уже приняли на грудь, в церкви с десяти утра занимали места, голодные, пришли, хватили рюмку, другую, были заняты жратвой. Мужики – те вообще мало что помнят. Женщины хоть и рыдали, но намного наблюдательнее. Но все больше типа: «Ах, она побледнела, вскрикнула и прямо на пол!», «Она мне с самого начала казалась какой-то печальной, наверное, предчувствовала свою смерть, бедняжка» и тому подобные дамские замечания. Но все как-то выделяют бывшего, Дубенецкого. Мрачный был, бледный, с Лиечки глаз не сводил… «Мне казалось, он сейчас расплачется», – описала его состояние одна из свидетельниц.

– Самоубийство?

– Исключается. Не тот тип.

– Тайные хвори, нарушенная психика, склонность к публичным выступлениям? Не могла устроить спектакль напоследок? Как у нее с головой?

– Порядок. Я проверил ее карточку в поликлинике. Здорова, как… не знаю что. С публичными выступлениями все в порядке. Постоянно на виду, в прессе и на телевидении. Работа такая.

– Значит, убийство?

– Выходит, убийство. Но какое-то нетипичное… Как я уже говорил, Леонид Максимович, это и не яд вовсе…

– Почему же она умерла?

– Лисица считает, что это могла быть реакция на один из компонентов… аллергия. Пока неясно.

– Понятно. Мысли есть? В чем был… яд?

– Условно яд. Не знаем пока. На банкетном столе чисто. Еда, напитки… нигде ничего. Ее рюмка, стакан… тоже чисто. Вот тут копии заключений. Я проверил по минутам весь день, с самого утра. Встали в восемь. Она не завтракала. Удовиченко съел миску пельменей и запил кофе. В девять приехали мать с отчимом, следом парикмахер, визажистка, модельер, который шил платье. Начали одевать невесту и причесывать. Перед самым выходом мать заставила ее выпить кофе из термоса, который привезла с собой. Сказала – пей, а то свалишься в обморок. Приехал лимузин, и они отбыли. Отчим говорит, было почти одиннадцать.

Удовиченко клянется, что не выпускал ее руки. Она не пила ничего, кроме церковного вина. Потом он заскочил на минуту в бар при ресторане, а невеста с матерью уединились для последних наставлений. Потом она заглянула в бар и позвала жениха, и все вместе проследовали в банкетный зал и сели за стол. Все.

– Если яд был в вине, то почему жених не пострадал? Хоть что-то он должен был почувствовать? Что говорит Лисица?

– Лисица говорит, что танум такой концентрации мог вызвать спазм пищевода или желудка… стошнило бы в крайнем случае. Но жених ни на что подобное не жаловался. Он, правда, здоровый мужик.

– Посуду проверили? Бутылку с вином?

– Проверили. Сначала ни в какую не давали, бабульки в крик – святотатство, мол, не позволим! Потом отец Константин разрешил. Нужно оказывать содействие органам правосудия, говорит, даже если они ошибаются. В бутылке ничего, чисто. Серебряный кубок – тоже, из него еще пар десять пили после этого. Все живы-здоровы. Похоже, дело не в вине, но… тогда даже не знаю. Все клянутся, что невеста ничего не пила и не ела до банкета.

– А жених не мог?

– Зачем ему? Любой на его месте прыгал бы до неба от радости. Уж скорее Дубенецкий! У него в университете кличка была Милорд, представляете? Уж скорее этот самый Милорд с досады, что потерял…

– Враги? Что говорит мать? Сестра? Отчим?

– Мать плачет. Сестра, как мне показалось, не особенно убивается. Типичная история, зависть. Знаете, что она мне сказала? Что Лии все доставалось даром только потому, что она была такая красивая. Всем было глубоко наплевать на ее нравственные качества. Когда-то в Греции, говорит, существовала должность городского красавца. Разодетый как павлин и напомаженный красавец с утра до вечера шлялся по городу, услаждая своим видом горожан. Лия, говорит, тоже была таким городским красавцем. У нее не было настоящих врагов. Хотя, если подумать, многие женщины желали ей провалиться сквозь землю. Например, она уверена, что Софья Ивкина, с которой у Дубенецкого был когда-то роман, ненавидела ее. У свидетельницы Лары Бекк, с которой Нонна дружит, Лия когда-то отбила жениха, еще в институте. Они семь или восемь лет не разговаривали и только перед свадьбой помирились. Нонна уверена, что были и другие. Видимо, ее сестрица была еще тем фруктом.

– Что собой представляет Дубенецкий?

– Неприятный тип, я же сказал. Типичный дряблый интеллигент, говорит с тобой, а сам морду кривит – не туда ударения ставишь.

– В каком слове?

– Что в каком слове?

– Ударение в каком слове не туда?

– В принципе. Удовиченко – тот попроще будет. Свой в доску. Пожрать, упиться, потрахаться – на морде большими буквами. Фонд на нем держится, как я понимаю. Милорд идеи рожают, иностранных гостей встречают, речи пишут, а Удовиченко болота осушает, елки сажает… Такой вот тандем, хотя, если подумать, на хрен кому эта мелиорация нужна? В болото сколько ни вбухай, все без толку.

– Значит, нужна. А ты не думал, почему жених не пострадал? Оба пили, невеста умерла, а он даже не почувствовал.

– Думал… Может, не вино?

– Может. Ищи, работай. Поговори с родными, знакомыми. Восстанови по минутам венчание и банкет. Кто где стоял, кто был рядом, кто входил-выходил… Так не знаешь, почему?

– Проверяете на вшивость? Потому что жених мог не пить вообще, вот почему. Сделал вид, что пьет, а сам не пил.

– Молодец. Вот и докажи. Поговори со священником, узнай, кто пил, а кто не пил. А сам священник что собой представляет?

– Отец Константин. Молодой, у нас всего четыре месяца, сразу после семинарии. Нормальный мужик, понимающий.

– Потряси еще раз гостей. Не может быть, чтобы никто ничего не видел. Не в темном переулке дело было, а на виду у десятков людей. И свадебные фотографии принеси.

– Сегодня в четыре обещали сделать.

– Свободен. Действуй. В семь ноль-ноль жду с фотографиями.

– И вам хорошего дня, Леонид Максимович! – ядовито сказал Коля и отбыл. Хотел хлопнуть дверью, но постеснялся. Через минуту просунул голову в палату и спросил: – А вас когда освобождают?

– Лечащий врач говорит – две недели минимум.

– Понятно.

Только в восемь вечера Коля Астахов сумел освободиться. Домой идти не хотелось, а хотелось, наоборот, расслабиться в хорошей компании, для чего Коля отправился в бар «Тутси», где его уже поджидали друзья – Федор Алексеев и Савелий Зотов, полные нетерпения узнать об убийстве из первых уст. Федор Алексеев, сам в прошлом капитан полиции, теперь преподает философию в местном педагогическом университете и по старой памяти интересуется оперативными сводками. Савелий Зотов – главный редактор издательства «Арт нуво», человек, воспитанный на книжках и оторванный от реальной жизни, на что ему часто пеняет Коля Астахов, в том смысле, чтобы не лез со своими дурацкими замечаниями, когда разговаривают серьезные люди. Савелий – человек добродушный и не обижается, а Коля иногда все же признает, что… ну да, прав был оторванный Савелий, аж не верится…