Устав от бессмысленности этого занятия, он изменил тактику, перестал носить сутану, вооружился шпагой и стал ревизором винных погребов.

В этой новой должности он постоянно посещал всевозможные питейные заведения, кабаки, харчевни, но сколько он ни расспрашивал людей, никто не мог ему что-либо сообщить.

Не теряя надежды, он хотел было добраться до Меотиды, [171]но не знал, как переправиться через Понт Эвксинский, [172]и поэтому решил продолжать свой путь вдоль морского берега.

Он бродил по свету уже больше шести месяцев, не отдыхая ни днем, ни ночью, как однажды в пустынном месте до него донесся из-за скалы чей-то жалобный голос. Прислушавшись, он уловил примерно вот что:

— Милосердные прохожие, кто бы вы ни были, сжальтесь над моей бедой, облегчите страдания несчастного, я доведен до крайности и нуждаюсь в вашей помощи. Я буду молить небо, чтобы оно ниспослало вам удачу во время вашего путешествия, оградило вас от воров, дурных ночлегов, бешеных собак и неприятных происшествий.

И слова, и заунывный тон, которыми они произносились, заставили принца предположить, что к прохожим взывает какой-то бродяга-нищий, один из тех, кто выклянчивает на дорогах милостыню. И так как принц был очень отзывчив и щедр, он тут же вытащил из кармана лиард, чтобы подать нищему.

Леденец долго бродил между скал в поисках того, кто молил о помощи. Каково же было его изумление, когда принц вдруг увидел несчастного Щелчка! Король стоял, прислонившись к серебряной колонне, обвитой его носом. Десять тысяч витков, а то и больше, а на кончике висел свинцовый замок, отомкнуть который ни у кого не хватило бы силы.

— О несчастный король! — воскликнул Леденец. — Какого дьявола вы здесь стоите, как вкопанный, какой Агасфер привел вас в это пустынное место и оставил в таком плачевном состоянии?

— Увы! — ответил ему Щелчок, сразу же узнав Леденца. — Все это — злые козни подлой Канкан. Журавли унесли меня [173]на ваших глазах и продержали в воздухе две недели, и все это время я провел в страшных страданиях. К тому же я наверняка просто умер бы с голоду, если бы не изловчился ловить на лету перепелов. Я научился их ловко ощипывать и жарить на солнце, от которого мы находились в непосредственной близости. Они были в то время очень крупные, три штуки весили не меньше, чем полпуда, так что питался я даже неплохо.

В конце концов журавли разжали свои, клювы, и тогда я упал. Мне повезло — я не разбился, однако преследующий меня злой рок сделал так, что я угодил прямо в то озеро с кашей, которое у меня отняла Канкан и поместила рядом со своей пещерой.

На шум моего падения прибежала людоедка. Узнав меня, она расхохоталась.

— Ах, вам опять каши захотелось? Я вижу, вы не в силах без нее обойтись. Что ж, теперь мой черед воскликнуть: «Ну и нос, что за нос!»

И она схватила меня за мой несчастный нос, поволокла вот сюда и привязала так, как вы видите.

Но этим ее жестокость не ограничивается. Каждый божий день она приходит, спускает с меня штаны и сечет хлыстом из кожи угря двести раз, заставляя меня самого считать. И если я пропускаю хоть один удар или просто сбиваюсь со счета, то она начинает все сначала. Утром она приносит мне фунт овса, это все, что мне полагается на день. Я делю этот фунт так, чтобы есть четыре раза в день, но, как вы легко можете себе представить, голод мой этим не утоляется. Поэтому вы проявили бы истинное милосердие, если бы тут же дали мне что-нибудь поесть.

Леденец вынул из своей котомки маленький кусочек заплесневелого сыра, и Щелчок с жадностью его проглотил.

— Благодарю Всевышнего, — сказал Леденец, — что он привел меня в эти пустынные места, чтобы я мог вернуть вам свободу и привести к принцессе Скорлупке, которую, увы, постигло не меньшее несчастье, чем вас.

И Леденец рассказал ему о своей любви к принцессе и о том, как развивались их отношения, он ни на йоту ничего не приукрасил и ничего не утаил; поведал он и о той беде, которая по его вине стряслась с принцессой.

Рассказ этот лишь удвоил страдания бедного Щелчка, и ему еще больше не терпелось стать свободным, чтобы поспешить к своей бедной дочери.

Леденец тут же попытался сломать замок, приковавший королевский нос к столбу, но он был сделан из так хорошо закаленного металла, что все усилия принца ни к чему не привели.

Тогда Леденец попросил короля потерпеть еще день и отправился искать кузнеца, чтобы взять у него напильник.

Таким образом Щелчку пришлось еще раз считать удары хлыста, но поскольку появилась надежда на скорое избавление, они показались ему нежными поцелуями.

А Леденец не терял времени даром, он вернулся на следующий день с целым набором кузнечных инструментов и принялся за дело с таким жаром, что быстро добился успеха: ему удалось распилить кольцо проклятого замка, и он тут же стал поспешно сматывать королевский нос с серебряной колонны.

Он был уже на последнем витке, как вдруг появилась людоедка, увидела, что творит Леденец, подбежала и вцепилась в него с волшебной силой прежде, чем он успел ее заметить.

— Ах, мошенник, вот как ты меня благодаришь за мои благодеяния! Уж не забыл ли ты, что был бы давно сожран и переварен, если бы не моя доброта? Ведь это я даровала тебе жизнь вместо того, чтобы, как собиралась, сделать из тебя фрикасе! И вот награда: ты посмел отнять у меня предмет моей мести! Я буду не я, если ты мне за это дорого не заплатишь! Думаешь, я ограничусь тем, что прикую тебя к этому столбу? И не надейся, это было бы слишком слабым наказанием. Я придумала тебе другую пытку.

Людоедка схватила короля за его длиннющий нос и обмотала его вокруг Леденца так, как нянька свивает дитя: он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, только голова торчала. Потом она силком заставила принца проглотить двадцать семь котелков каши, от чего у него невообразимо вздулся живот, а от этого, естественно, мучительно натянулся королевский нос, что было для него весьма болезненно. Впрочем, такое количество съеденной принцем каши причинило этому многострадальному носу и другие муки.

Людоедка подогнала к столбу свою колесницу кинула в нее короля и принца, села сама, и ее гусеницы понеслись быстрее ветра.

Король и принц не ведали, куда их мчит жестокая Канкан. Они долго тряслись в колеснице, но каково же было их удивление, когда они вдруг обнаружили, что въехали в столицу, а потом и прямо во дворец короля! Они не ожидали, что там их ждет новый повод для слез.

Хек, расставаясь со Скорлупкой, поклялся, что отомстит тому, кто грозил отстегать его метлой по пузу.

Он задумал опустошить королевство Щелчка и с этой целью распространял прокламации, в которых утверждал, будто королевский нос вырос таким огромным за счет всех курносых, что этот противоестественно длинный нос не иначе, как вызов всем, кто носом не вышел, и что он, принц Хек, храбрый и справедливый, встанет на защиту всех оскорбленных носов и во имя этой высокой цели объявляет войну их общему врагу.

Успех столь ловко составленной прокламации превзошел все ожидания Хека: курносые всех стран съехались, чтобы, объединившись, стать под его знамена. Число их было так велико, что выстроенные добровольческие отряды растянулись на двести лье и на их регистрацию ушло бы не меньше десяти лет.

Все эти курносые, собранные вместе, и впрямь производили весьма странное впечатление — издалека эту добровольческую армию нельзя было не принять за огромную свору итальянских бульдогов.

Я, кажется, уже говорила, что принц Хек особой храбростью не отличался, и, хотя армия его была несметной, он все еще сомневался в своей победе и предложил королевству Марципания вступить с ним в союз.

Незадолго до этого король Эклер публично отрекся от престола, так как не мог больше выносить злой нрав своей чертовой супруги, изобретшей тысячу изумительных, совсем новых способов выводить из себя даже самого терпеливого человека на свете. Он безропотно принял свою судьбу и тихо умер с горя, а Эссенция тут же захватила всю полноту власти.