— И у тебя есть такая бумага, Том?

— Нет.

— Как же ты узнаешь приметы?

— Мне и не нужно примет. Клады всегда закапываются под таким домом, где водится нечистая сила, или на острове, или под сухим деревом, у которого одна какая–нибудь ветка длиннее всех прочих. На острове Джексона мы уже пытались искать и можем попытаться еще раз когда–нибудь после. Старый дом с привидениями есть у ручья за Стилл–Хауз, а там сухих деревьев сколько хочешь.

— И под каждым деревом клад?

— Ишь чего захотел! Конечно, нет!

— Так как же ты узнаешь, под каким копать?

— Будем копать под всеми.

— Ну, Том, ведь этак мы проищем все лето!

— Что за беда! Зато представь себе, что мы найдем медный котел с целой сотней замечательных долларов, покрытых ржавчиной, или полусгнивший сундук, полный брильянтов. Что ты тогда скажешь?

У Гека загорелись глаза:

— Вот это здорово! Этого мне хватит на всю мою жизнь. Только на что мне брильянты? Ты подай мне мою сотню долларов, а брильянтов мне и даром не надо.

— Ладно! Уж я–то брильянтов не брошу, можешь быть спокоен. Некоторые из них стоят по двадцати долларов штука. И нет ни одного, который стоил бы дешевле доллара.

— Будто?

— Честное слово, спроси кого хочешь. Ты разве никогда не видел брильянтов, Гек?

— Насколько я помню, нет.

— Но у королей целые горы брильянтов.

— Так ведь я не знаком с королями.

— Где ж тебе! Вот если бы ты очутился в Европе, ты увидел бы целую кучу королей. Там они так и кишат, так и прыгают…

— Прыгают?

— Ах ты чудак! Ну, зачем же им прыгать?

— Но ведь ты сам сказал: они прыгают.

— Глупости! Я только хотел сказать, что в Европе их сколько угодно. И, конечно, они не прыгают, зачем бы им прыгать? Поглядел бы ты на них, там их тьма–тьмущая — вот таких, как тот горбатый Ричард… [41]

— Ричард? А как его фамилия?

— Никакой у него фамилии нет. У королей одни лишь имена.

— Ну, что ты!

— Правду тебе говорю.

— Если так, не хотел бы я быть королем. Может, им и нравится, чтобы их звали, как негров, одним только именем, мне же это совсем не по вкусу. Но погоди, где же мы будем копать?

— Не знаю. Разве начать с того старого дерева, там, на пригорке, за ручьем?

— Ладно.

Они достали сломанную кирку и лопату и отправились в путь. Идти надо было три мили. На место они пришли, задыхаясь, изнемогая от зноя, и улеглись в тени ближайшего вяза отдохнуть и покурить.

— До чего хорошо! — сказал Том.

— Угу!

— Слушай–ка, Гек, если мы выроем клад, что ты сделаешь со своей половиной?

— Я? Каждый день буду покупать пирожок и стакан содовой воды, буду ходить в каждый цирк, какой приедет в наш город. Уж я знаю, что мне делать, чтобы весело прожить!

— Неужто ты ничего не отложишь в запас?

— Откладывать? Это к чему же?

— А к тому, чтобы хватило и на будущий год.

— Ну, это зря. Если я не истрачу всех денег, в наш город как–нибудь вернется мой батька и наложит на них свою лапу. А уж после него не поживишься! Будь покоен, очистит все!.. А ты что сделаешь со своей долей, Том?

— Куплю барабан, взаправдашнюю саблю, красный галстук, бульдога–щенка и женюсь.

— Женишься?

— Ну да.

— Том, ты… ты не в своем уме!

— Погоди — увидишь.

— Ничего глупее ты не мог выдумать, Том. Возьми хоть бы моего отца с матерью — ведь они дрались с утра до вечера. Этого мне никогда не забыть!

— Вздор! На которой я женюсь, та драться не станет.

— А по мне, они все одинаковые. Нет, Том, ты подумай хорошенько! Я тебе говорю — подумай. Как зовут девчонку?

— Она вовсе не девчонка, а девочка.

— Ну, это–то все равно. Одни говорят: девочка, другие — девчонка; кто как хочет, так и говорит. И то и другое правильно. А как ее зовут, Том?

— Когда–нибудь скажу, не теперь.

— Ладно, как знаешь. Только, если ты женишься, я останусь один–одинешенек.

— Ну вот еще! Переедешь к нам, и будешь жить у меня… А теперь довольно валяться — давай копать!

Они трудились, обливаясь потом, около получаса, но ничего не нашли; проработали еще с полчаса, и опять никаких результатов. Наконец Гек сказал:

— Клады всегда зарывают так глубоко?

— Нет, не всегда — иногда! И не все. Мы, должно быть, не там копаем.

Выбрали другое местечко и снова принялись за работу. Теперь она шла не так быстро, но все же кое–как подвигалась вперед. Одно время оба рыли молча, затем Гек перестал копать, оперся на лопату, вытер рукавом со лба крупные капли пота и сказал:

— Где мы будем копать потом, когда покончим с этой ямой?

— Я думаю, не попробовать ли старое дерево за домом вдовы на Кардифской горе?

— Что ж, место подходящее. А только как ты думаешь, Том, вдова не отберет у нас клада? Ведь это ее земля.

— Отобрать у нас клад! Пусть попробует! Нет уж, клад такое дело: кто его нашел, тот и бери. А в чьей он земле, все равно.

Гек успокоился. Они продолжали копать, но через некоторое время Гек сказал:

— Черт возьми, мы опять не на том месте копаем! Ты как думаешь, Том?

— Странно, Гек, ужасно странно, — я не понимаю… Случается, что и ведьмы мешают. По–моему, тут пакостят ведьмы.

— Ну вот еще! Что за ведьмы? Разве у них есть сила днем?

— Верно, верно! Я и не подумал. А, теперь я понимаю, в чем дело! Вот дураки мы с тобой! Ведь надо сначала найти, куда тень от самой длинной ветки падает ровно в полночь, там и копать.

— Ах, чтоб его! Значит, все это время мы работали как идиоты зря! А теперь, черт возьми, придется еще раз идти сюда ночью. Такую ужасную даль! Тебе можно будет выбраться из дому?

— Уж я выберусь. И потом, надо покончить сегодня же ночью, иначе, если кто увидит наши ямы, сейчас же догадается, что мы тут делали, и сам выроет клад.

— Ну что ж! Я опять приду к тебе под окно и мяукну.

— Ладно. Спрячем кирку и лопату в кустах…

Ночью, около двенадцати, мальчики пришли к тому же дереву и, усевшись в тени, стали ждать. Место было дикое, а время такое, которое издавна считается страшным. Черти шептались в шумящей листве, привидения прятались в каждом темном углу, издали глухо доносился собачий лай, сова отзывалась на него зловещими криками. Торжественность обстановки подавляла мальчиков, и они почти не разговаривали. Наконец они решили, что полночь уже наступила, заметили, куда падает тень, и принялись копать.

Их окрыляла надежда: работать стало куда интереснее, я усердие их возросло. Яма становилась все глубже и глубже, и каждый раз, как кирка ударялась обо что–нибудь твердое, у них замирали сердца, но каждый раз их ждало новое разочарование. То был либо корень, либо камень.

Наконец Том сказал:

— Опять не то место, Гек. Опять мы работаем зря.

— Как — не то? Мы не могли ошибиться. Мы начали как раз там, куда упала тень.

— Знаю, но не в этом дело.

— А в чем же?

— А в том, что мы определили время наугад. Может, тогда было слишком рано или слишком поздно.

Гек выронил лопату.

— Верно… В том–то и штука. Ну, значит, это дело придется оставить. Ведь точного времени нам все равно никогда не узнать. И потом, очень уж страшно, когда кругом кишат ведьмы и черти. Так и кажется, что кто–то стоит за спиной, а я боюсь оглянуться, потому что, может, другие стоят впереди и только того и ждут, чтобы я оглянулся. У меня все время мороз продирает по коже.

— И мне жутковато, Гек. Когда зарывают под деревом деньги, в ту же яму почти всегда кладут мертвеца, чтобы он приглядывал за ними.

— Господи помилуй!

— Да–да, кладут, — мне говорили об этом не раз. — Ну, знаешь, Том, неохота мне возиться с мертвецами. Уж с ними всегда попадешь в беду.

— Мне тоже неохота ворошить их, Гек. Вдруг тот, что здесь лежит, высунет свой череп и что–нибудь скажет!

— Да ну тебя, Том! Очень страшно!

— Еще бы, Гек, я прямо сам не свой!..

— Слушай, Том, бросим–ка это место. Попытаем счастья где–нибудь еще.