С таким же успехом он мог объявить, что поезд прибывает в тюрьму Дочас. Мы уже слышали, как ее черные ворота с лязганьем захлопнулись за нами.

Когда мы с сестрами были еще совсем маленькими, наша мама часто рассказывала нам на ночь сказку, особенно когда мы долго не могли угомониться перед сном. Сказка была все время одна и та же, правда, иной раз ее приходилось немного растянуть — случалось это, когда мы принимались дружно реветь, и мама лихорадочно придумывала счастливый конец, иначе нам потом до утра мерещились под кроватью какие-то чудища.

Чаще всего мы просили ее рассказать нашу любимую сказку, ту самую, в которой участвовали мы сами — сражались с опасными кровожадными страшилищами. А иначе неинтересно, согласен? Вначале мама робко пыталась уговорить нас удовлетвориться более бескровным вариантом сказки, в котором единороги весело и беспечно резвились на лужайке вместе с эльфами и прочей волшебной нечистью. Мы единодушно решили, что все это — полная чепуха. Наконец мама сдалась, и с тех пор каждый вечер мы слушали исключительно «страшилки».

— Жили-были однажды три храбрые девочки, совсем как вы, — обычно заводила мама, накрывая нас одеялами. Потом гасила свет, оставив только ночник возле кровати. — Дома у них не было, поэтому они построили себе маленькую хижину в ветвях дерева, в самой глубине волшебного леса. Эльфы и лесные звери встретили их с распростертыми объятиями, и с тех пор они все жили мирно и дружно, по-соседски. Только злобные тролли, предпочитавшие темноту и обычно весь день до ночи прятавшиеся среди скал, едва садилось солнце, выбирались оттуда и подстерегали трех красавиц. А значит, с заходом солнца сестрам приходилось зажигать в своей хижине свет и следить, чтобы он горел до утра.

Потом мама принималась рассказывать, как каждую ночь девочки взбирались на небо, прихватив с собой сачки для ловли бабочек, и начинали гоняться за звездами. И если им удавалось поймать хоть одну, та горела в их спальне до самого рассвета. Иной раз, наловив комет, они пряли пряжу и ткали из их хвостов одеяло. В конце концов тролли, убедившись, что в хижине девочек каждую ночь неизменно горит свет, махнули на них рукой и вообще перестали выходить на поверхность.

И все, казалось бы, шло хорошо — но только до тех пор, пока самый злобный и отвратительный из всех обитавших в подземных пещерах троллей не поклялся, что похитит у сестер звезды, их единственное сокровище. У этого тролля не было имени, но даже волки боялись его — почуяв его присутствие, они пугливо поджимали хвосты и поскорее убирались в свои логова.

И вот однажды ночью девочки проснулись оттого, что все тролли барабанили в дверь их хижины, пытаясь проникнуть внутрь.

— У нас остался только один-единственный выход, — сказала самая храбрая из сестер. — Мы должны спуститься на землю и сражаться с ними, несмотря на все опасности, которые подстерегают нас внизу. Ведь мы — сестры, которые привыкли спать под звездами!

Самая храбрая из трех сестер… Как тебе это нравится? Мама всегда питала склонность ко всему мелодраматическому. И начинался леденящий душу триллер, «звездами» которого были, как ты догадываешься, Ифе, Фиона и я сама, — мы отчаянно сражались с ведьмами, демонами и рыцарями Тьмы. И конечно, побеждали — вернув обратно одеяло, сотканное из лунного света и звезд, храбрые сестры жили долго и счастливо. А уходя, мама никогда не просила нас потушить ночник — и он горел в нашей спальне до утра, так что счет за электричество в результате получался просто астрономическим. Я ведь, кажется, уже рассказывала тебе, как она нас любила — наша мама?

Только то, что ожидало нас на вокзале на этот раз, мало походило на волшебную сказку.

Усевшись в пригородный поезд, идущий до Малахайда, мы вновь погрузились в мрачное молчание. Мимо окна проносились сонные пригороды с домиками, спускавшимися к самой воде. Наконец мы были на месте — оставалось только пройти по узким улочкам, где каждый домик, казалось, был сделан из пряничного теста.

Из нас троих самой храброй на этот раз оказалась я — потому что первая решилась позвонить в дверь дома номер один по Стрэнд-стрит, пока Фиона с Ифе робко топтались на крыльце. Почему-то мне на память пришел тот день, когда тетушка взяла меня с собой покупать сласти, — и я сразу почувствовала себя жутко старой.

За дверью послышались хорошо знакомые мне неторопливые размеренные шаги… потом кто-то резко повернул ручку. Внутри у меня все похолодело — это сочетание звуков я успела возненавидеть еще в Каслтаунбире, где мне приходилось слышать их каждую пятницу. И вот дверь распахнулась.

Она показалась мне еще красивее, чем прежде. Ее волосы за эти годы успели отрасти и теперь пышной волной спадали ей на плечи — и сами плечи, и лицо Мойры были покрыты ровным загаром. Белозубая улыбка казалась ослепительной — даже фальшивые зубы Джонно и то не так сияли, а платье, которое было на ней, казалось, нанесли баллончиком с краской, до такой степени оно облегало ее тело — как вторая кожа. Неужто где-то в доме спрятана машина времени, тихо изумилась я про себя. Мойра явно сумела повернуть время вспять… Джим еще не успел войти в нашу жизнь, мы все трое снова стали детьми, и наши родители были еще живы.

Да-да… догадываюсь, что ты хочешь сказать. Самое время прятать голову в песок, точно?

Не знаю уж, что за рак ее сжирал… не иначе рак кожи, потому что выглядела она так, словно весь день напролет просиживала в солярии. На носу у нее появилась россыпь веснушек. Какое-то время Мойра молча разглядывала нас, а потом улыбнулась такой слащавой улыбкой, что я невольно поежилась, поскольку ничего хорошего она нам не сулила. Я тут же пожалела, что не прихватила с собой нож.

— Ну, вот и вы, мои дорогие! — проворковала тетушка. «Ну и где она прячет наше одеяло из звездной пыли», — невольно подумалось мне. — Вы как раз к чаю.

Опять меня преследует это странное чувство… мне почему-то не хочется рассказывать тебе, что было дальше.

Потому что ты ведь и сам можешь догадаться, не так ли? Знаешь, что самое непонятное в том времени, которое мы провели в этом доме? То, как на удивление цивилизованно, я бы даже сказала, приятно все это начиналось. Нет, конечно, тетушка Мойра была в ярости — мы почувствовали это уже в тот момент, когда расселись вокруг массивного, из красного дерева стола, который помнили с детства.

— Рак кости, — небрежно бросила Мойра, кивнув, словно представилась, ей-богу. — Это означает, что в один прекрасный день я просто перестану существовать. Но не стоит так переживать. Как только меня не станет, вы сможете забрать все доказательства ваших… действий — они лежат вот тут, в этом шкафу. — Она указала на стоявший в углу дубовый комод. Единственным украшением его был знакомый нам портрет Имона де Валера. Пластмассовые статуэтки святых, судя по всему, она с собой не прихватила. В доме пахло пылью, горем и воспоминаниями. Здесь не жили… здесь просто ждали. Со стены на нас укоризненно взирал пластмассовый Иисус, полосатые бумажные обои напомнили мне те, что лет пятьдесят назад можно было увидеть в доме чьей-нибудь покойной прабабушки. Кроме стола и комода, в комнате больше не было никакой мебели — только стулья, которые выглядели так, словно их расставили заранее.

— Что за доказательства? — невозмутимо осведомилась Фиона, изо всех сил стараясь делать вид, что ей нисколечко не страшно. — Мы видели только зажигалку, так что…

— Как, неужели не помните? — насмешливо протянула тетушка. Судя по ее цветущему виду, как-то слабо верилось, что дни ее сочтены. Потянувшись, она отперла один из ящиков комода и вернулась, держа в руках нечто, смахивающее на коробки, куда после прополки сложили сорняки. Тогда-то я и обратила внимание на ее ожерелье. На первый взгляд оно было то ли из железа, то ли из черненого серебра. Только вместо подвесок его украшали не драгоценные камни, а ключи. Сунув нам под нос одну из коробок, наполненную какой-то сухой грязью, она продолжала: — Полиции так и не удалось это найти. А я… я смогла! Правда, не сразу. Я отправилась туда сразу же, как Брианна из супермаркета сказала мне, что мой Джим накануне заезжал к ним — купил бутылку шабли и поехал на пляж. — Мойра уставилась на меня тяжелым взглядом. Я держалась, сколько могла, но потом все-таки отвела глаза в сторону. — Беда в том, что он в рот не брал шабли, терпеть его не мог. Вот мне и показалось это странным, понимаете? Вообще говоря, ощущение надвигающейся беды впервые появилось у меня еще до того, как я узнала, что он… — Мойра задохнулась. Я догадалась, что ей стоило немалых усилий заставить себя выговорить слово «мертв». — Вот так-то. Ладно… Как бы там ни было, мне пришлось уйти, когда появилась Брона со своей шайкой, поскольку они прихватили с собой собак. Но потом я вернулась. И мне посчастливилось… Я раскопала настоящие сокровища. Даже после того, как эти тупые полицейские затоптали все в грязь. Сокровище, да… И притом не одно. Тут у меня целая коллекция. Хотите посмотреть?