Но ведь это всего лишь Омаха!
И я съезжу туда. Прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик! Как только меня немного отпустит боль, я вылечу туда первым же самолетом! А теперь я пойду! Отойди от двери, а то я не ручаюсь за своих микробов!
Ли отошла от двери, и Нина спокойно вышла из офиса.
Микробы не покидали Нину ни в понедельник, ни во вторник, периодически заставляя ее корчиться от боли. К среде она поняла, что ее недомогание никак не связано с Джоном. Оно убило в ней всякое желание заняться сексом, поэтому, когда в среду ночью у ее двери появился Джон, она его впустила без опасений.
При свете лампочки в подъезде Нина разглядела лицо Джона, он был в ярости.
Всю неделю я пытался дозвониться до вас! Разве вы не получали мои сообщения?
С учащенным сердцебиением глядя на него, она вынуждена была признать, что ей грустно и что она испытывает угрызения совести.
Я была очень занята.
Настолько заняты, что не могли ответить по телефону человеку, которого вы имели в кровати в прошлую субботу?
Все было наоборот! Это вы имели меня в кровати!
Будем спорить, кто желал этого больше? — Джон замолчал, и что-то привело его в замешательство. Он изучающе смотрел на нее и наконец, произнес: — Вы ужасно выглядите!
Благодарю вас!
Нет, я серьезно! — Его ярость мгновенно испарилась. Вглядевшись в ее лицо, он заботливо поинтересовался: — Вам плохо?
Все в порядке, только я занята.
То, чем вы заняты, здоровья вам не прибавит.
И совсем я не много работаю. Просто сейчас разгар сезона. Приходите следующей осенью...
Следующей осенью! Если вы не снизите свой темп, до осени вы не продержитесь!
Я занимаюсь этим каждый год. И этот год ничем не отличается от всех остальных, с той только разницей, что на этот раз я вижу свет в конце тоннеля. Если Кросслин-Райз удастся распродать так, как мне хочется, к следующему лету я буду самостоятельным человеком. Вот тогда я заставлю других работать на износ в разгар сезона!
Если еще будете живы.
Еще как буду!
Он молча смотрел на нее, и его задумчивый взгляд и успокаивал, и провоцировал ее. Решив не поддаваться на провокации, она начала успокаиваться. Наконец он спросил:
А как же мы?
А что — мы?
Смогу я видеться с вами?
Она помотала головой.
Мне нужно некоторое время.
Сколько?
Не знаю.
Послушайте, я же не прошу вас бросать работу.
А в прошлую субботу...
Потому что мне очень нравилось быть с вами, я не хотел, чтобы вы уходили. Но потом, подумав, я понял, что вы правы. У вас были назначены встречи, и вы не знали, что я приду. Поэтому сейчас я хочу только одного: договориться о времени, когда я буду приходить к вам.
Джон, но я же вам совсем не нравлюсь! — в отчаянии крикнула она.
Я не хочу, чтобы вы мне нравились. А это не одно и то же.
Но если вы не хотите, чтобы я вам нравилась, зачем вы просите назначить время встречи?
Хочу узнать, почему я люблю вас, даже если не хочу этого! Именно об этом я хотел поговорить в субботу утром, прежде чем нас отвлекли.
Нина поняла, что предстоит долгое обсуждение этого вопроса, но у нее не было настроения для долгих разговоров, так же как не было желания съесть что-нибудь. Ее снова скрутила боль в животе. Надо было бы показаться врачу, но на это у нее не было времени. Прежде всего — работа, все остальное подождет!
А можно поговорить об этом в другое время, Джон?
Несомненно, если вы скажете когда!
Я не знаю. Позвоните мне завтра, я проверю свой ежедневник.
Я позвоню, а вас не будет на месте, и вы мне не перезвоните!
На этот раз я обязательно отвечу на ваш звонок! — искренне ответила Нина, чувствуя настоятельную потребность поскорее подняться в спальню и нырнуть в постель. — А лучше я сама позвоню вам! — Она была готова обещать все что угодно, лишь бы Джон поскорее уехал. С каждой минутой ей становилось все хуже и хуже, и она держалась из последних сил, чтобы не показать этого.
Очевидно, ей это удалось, потому что Джон успокоился.
Так вы мне позвоните?
Она кивнула:
Первое, что я сделаю, войдя завтра в кабинет, — это позвоню вам! Тогда и договоримся о времени, хорошо?
Джон немного подумал и кивнул:
Я буду ждать!
Его глаза уставились на ее губы, и Нина с ужасом подумала, что перед уходом он захочет поцеловать ее. С одной стороны, его поцелуй мог стать для нее живительным бальзамом, с другой — она сможет обойтись и без этого. Ей было так паршиво, а тут еще Джон!
Наконец он отступил назад и медленно, прогулочным шагом пошел к своему автомобилю. Нина с удовольствием поглядела на его удаляющуюся фигуру, закрыла дверь и прислонилась к ней прежде, чем подняться наверх.
Несмотря на ранний час, она отправилась в постель. Разговор с Джоном отнял у нее последние силы. Наверное, правы те, кто говорил ей, что она слишком мало спит. Вот сейчас она, плюнув на работу, попытается хорошо выспаться!
Сон был прерывистым. Она дремала, пробуждаясь на несколько минут от боли в животе, и засыпала снова. Вертясь в постели, она просыпалась каждый час. Боль в животе становилась все сильнее и уже почти не прекращалась. Не в состоянии встать, чтобы достать пилюли, она пила воду из стакана или пиво, предусмотрительно приготовленные на тумбочке, но ничего не помогало. Некоторое время она все же поспала, но проснулась вся в поту от острой боли.
Нина перепугалась. У нее не было времени для болезни! Она не могла позволить себе болеть! Отчаянно ища причину своего недомогания, она вспоминала, что в последние дни ела, но не могла припомнить ничего опасного для желудка. Глотнув пива, она легла снова, но боль стала еще резче.
Нина начала жалеть, что не обратилась к врачу. А что, если сделать это сейчас? Но, кроме ее гинеколога, у нее не было знакомых докторов, она в них просто не нуждалась. Кроме того, сейчас уже шел двенадцатый час ночи! Просто неприлично в такое время тревожить врача, ведь не умирает же она, в самом деле! Если будет хуже, утром она сделает несколько звонков и вызовет врача.
Решив поступить именно так, она снова ненадолго уснула, но проснулась от своего крика. Боль в животе стала невыносимой. Она села, сжала руками живот и с трудом отдышалась.
Ее обуял ужас. Что-то с ней происходит не то! А она не знает, что с этим делать! Да если бы и знала, то вряд ли была в состоянии встать или даже распрямиться. Она едва могла пошевелиться.
Она смогла только дотянуться до телефона и дрожащими пальцами набрать домашний номер Джона. Телефон прозвонил дважды, прежде чем на другой стороне сняли трубку, но голоса она не услышала.
Джон! — слабо крикнула она. — Джон, это вы?
Через минуту она услышала неуверенный голос:
Нина?
Со мной что-то происходит! Ужасная боль. Я не знаю, что делать!
Джон спросил более твердым голосом:
Где болит?
Живот. Я хотела подождать до утра, но болит все сильнее! Со мной никогда такого не было!
У вас есть судороги?
Нет. Только боль. Очень сильная боль!
Болит с какой стороны?
Не знаю! По-моему, болит весь живот! Нет, справа болит больше!
Джон говорил спокойно и нежно:
Слушайте, детка, сейчас я сбегаю за няней... это недалеко.
Джон, ведь сейчас два часа ночи. Не можете же вы...
Вы сможете добраться до входной двери?
Не знаю. Думаю, смогу.
Тогда ползите вниз, отоприте дверь и ждите меня! Я буду у вас не позднее чем через десять минут!
О боже, Джон, я сожалею...
Ползите вниз и ждите!
Хорошо.
Дрожа, она повесила трубку. Боясь возвращения боли, она бы ни за что не встала с постели, но надо было спуститься с лестницы, отпереть дверь и ждать Джона. Нина с трудом поднялась и потащилась к двери. Скрючившись от боли, она оперлась о косяк, отдышалась и вышла на лестницу. Сев на верхнюю ступеньку, она потихоньку начала спускаться. Ее сил хватило, чтобы добраться до входной двери и отпереть ее. Тут ее снова скрутила мучительная боль, и она рухнула на спину на нижнюю ступеньку.
