Подойдя ближе, он увидел, что она закрыла глаза и натянула простыню до подбородка.

— Ты под ней совсем голая? — спросил он.

— Да. — Ее ответ прозвучал жалобным писком. Элоиза была готова к чему угодно, только не к его реакции.

— Проклятие! Эти чертовы монахини всегда суют нос не в свое дело. Из-за них я теперь лишился удовольствия тебя раздеть.

Не веря своим ушам, она молча смотрела на него, пока он отыскивал ее подвенечное платье, которое висело на стене. Наконец Перил раздраженно сдернул его с крюка и бросил ей, требуя, чтобы она оделась.

— Но я… я не… Они сказали…

Черт побери, сестра Элоиза никогда бы не пришла в такой ужас, она бы просто приказала ему отвернуться.

— Надень-ка его. Чтобы я мог смотреть на тебя и не чувствовать себя распутным варваром. — Перил отвернулся и скрестил руки на груди.

— Но я… я думала… в-вы… т-ты…

Сестра Элоиза никогда бы не стала заикаться.

— Да. Рано или поздно мы к этому придем. Впереди у нас еще целая ночь, и я сейчас подумал, сест… Элоиза, что даже не знаю, откуда ты и кто твои родители.

Слыша шуршание материи, Перил гадал, не лишился ли он рассудка. Она лежала нагая в его кровати… так почему он не бросился на нее, чтобы насладиться ее телом? Когда он уже начал колебаться, она тихо сказала:

— Я не нашла рубашку.

Нет, он не только был в своем уме, но и абсолютно прав. Элоиза, прикрывая грудь руками, стояла перед ним в одной нижней юбке… пышные волосы струились по ее плечам…

— Думаю, можно обойтись без нее. Просто надень остальное.

Задохнувшись от вожделения, Перил отвернулся и увидел на столе кувшин с вином, два серебряных кубка и облегченно вздохнул. Храни вас Бог, заботливые сестры… Он налил себе полный кубок, залпом осушил его, потом оглянулся на Элоизу и решил предложить ей тоже. Она согласно кивнула. Вино. Конечно же. Она сделала глоток, еще, и напряжение ее оставило.

Он подвинул к камину два больших кресла, приглашающе взмахнул рукой и, проходя мимо зажженных свечей, загасил две из них. Элоиза села, отхлебнула вина, молча глядя перед собой.

— Итак, твоя семья? — спросил Перил, устраиваясь рядом.

— Гарольд Арджент — мой несчастный отец. Маргарет Гент — моя еще более несчастная мать. Когда при герцоге Норфолкском отца посвятили в рыцари, он получил за службу титул барона и землю. Каменистое, бедное, несчастливое место. Два моих брата умерли в юном возрасте, я была третьим ребенком и потеряла мать вскоре после своего рождения. Отец отдал меня на воспитание в знатную семью, где я росла в любви и заботе до двенадцати лет. Потом умерла леди Мод, сэр Марк довольно быстро последовал за ней. Они пытались разыскать моего отца, но узнали, что за два года до этого он погиб в сражении. От него остались только долги. Герцог тут же захватил его земли, передал их одному из своих вассалов, а меня отправил в монастырь.

— Алчный ублюдок, — с отвращением прошипел Перил. Она вроде бы даже сделала попытку улыбнуться.

— А вышло все как нельзя лучше. Я полюбила монастырь. Его образ жизни. Порядок. Мудрость старших сестер. Если бы только аббатиса полюбила… — Элоиза умолкла и, не договорив, отпила вина. — А что было с вами, милорд?

— Мой отец послал меня в Нортумбрию, когда мне еще не исполнилось и трех лет, а сам переплыл Ла-Манш и предложил себя тому, кто больше заплатит. Я вырос среди воинов, стал оруженосцем грубого шотландца, сэра Ангуса, который был наполовину воином, наполовину священником и абсолютно неисправимым скептиком. — Граф поднял руку. — Клянусь, он должен был пересчитать количество пальцев, чтобы поверить, что их десять.

— Чем и объясняется ваше недоверие к церкви, — улыбнулась Элоиза.

— Это объясняет, с чего все началось. Мои встречи со служителями церкви только укрепили во мне недоверие, заложенное Ангусом. Слишком много я видел мерзостей, совершенных во имя Господа, чтобы доверять церкви или Богу.

— Вы не верите в Бога? — испуганно спросила она.

— Скажем так… я повременю со своим мнением о Нем, ибо Он тоже не составил еще Своего мнения обо мне.

Перил смотрел, как Элоиза переваривает это сообщение, и зауважал ее оттого, что она не попыталась его «просветить».

— Вы много путешествовали, — наконец произнесла она, глядя на него с возрастающим любопытством. — Расскажите мне, где вы побывали.

Он встал, чтобы наполнить кубок, по дороге загасил третью свечу, а когда вернулся, Элоиза сидела, поджав под себя ноги и откинув голову на спинку кресла, по которой водопадом ниспадали ее волосы. Она выглядит самой соблазнительной монахиней во всем христианском мире, подумал он, но тут же вспомнил, сколько войн было проиграно всего лишь из-за торопливости полководца.

Устроившись на меховой шкуре у ее ног, Перил начал рассказывать о городах и странах, куда забрасывала его судьба воина. О Риме, Флоренции, Венеции, о дворцах, рынках, купцах… об Испании, где странным образом перемешалось христианство и мусульманство… о Константинополе и его знаменитом огромном соборе и ипподроме. Об Александрии и Египте, о Кипре, городах Древней Греции и Македонии.

Элоиза молча попивала вино, с удовольствием слушая его рассказы. Когда он наконец отставил кубок и посадил ее к себе на колени, она сначала замерла, но потом расслабилась и положила голову ему на плечо. Ей было спокойно в его объятиях, да и вино оказывало свое действие.

Перил снял с нее туфлю и, прицелившись, метнул в последнюю свечу. Теперь единственным источником света были мерцающие в камине угли, но это не помешало ему увидеть, что ее взгляд остановился на его губах, и она даже приоткрыла рот, как будто ждала поцелуя. Он не заставил себя ждать, и Элоиза глубоко вздохнула, когда он прижался к ее губам.

Но когда он потянулся к шнуровке, ее рука остановила его.

— Закрой глаза, — шепнул он. — Представь, что мы опять в подвале. Там было холодно, но нас грело тепло наших тел. Помнишь, что мы почувствовали, когда прижались друг к другу?

Перил сознавал, что очень рискует, напоминая ей об этом… и был вознагражден. Она позволила ему распустить шнуровку, позволила его руке прикоснуться к ее обнаженной коже, а затем лечь на грудь с отвердевшим соском.

На следующий поцелуй Элоиза ответила уже с большей страстью. Он дрожащими пальцами распустил шнуровку до конца и немного помедлил. Глаза у нее были закрыты, губы вспухли, расстегнутое платье еле держалось на плечах. Она слегка пошевелилась на его коленях и, не открывая глаз, притянула к себе его голову.

Да, это и правда как тогда в подвале, отстраненно подумала она, словно и не было всех этих дней страха и неуверенности. Может, страсть, однажды прерванная, вернула их к исходной точке? Но уж на этот раз их никто не прервет, теперь все законно… освящено Богом и небесами.

Лежа в его объятиях, чувствуя его губы и язык на своей обнаженной груди, от прикосновения которых зазвучали интимные струны ее тела, Элоиза даже перестала дышать, чтобы сосредоточиться на этих ощущениях. Внутри у нее все пылало в ожидании чего-то, каждая частица кожи жаждала продолжения ласк.

Когда он, прервав долгий поцелуй, встал и понес ее на кровать, у Элоизы вдруг перехватило дыхание. Потом земля неожиданно качнулась… или они сами качнулись… ей было все равно. Она только знала, что лежит на спине, накрытая его телом, и этот контакт странным образом утолил ее жажду.

Ласково прикусив ее нижнюю губу, он приподнялся, чтобы стянуть с себя рубашку, и залюбовался невестой, лежавшей под ним в обрамлении праздничного наряда. А вокруг. ее головы разметались по подушке огненные волосы, казалось, светившиеся в полутьме спальни.

— Ты выглядишь самой развратной женщиной во всей Англии.

— Уверяю вас, милорд, это не так, — чуть слышно прошептала Элоиза. — Я — настоящая невеста. Зато вы, милорд, действительно выглядите варваром, который обнимает невинную девушку, имевшую счастье попасть в его руки.

— Ты хотела сказать «несчастье»?

Элоиза покраснела от своей оговорки, но встретила его взгляд без малейшего раскаяния.