Из дальнего окопа поднимался дымок. Вместе с дымом по расположению распространялся аппетитный запах стряпни, о которой, вероятно, говорил Шестак.

Шестак вернулся, выдал ему пузырек с нашатырным спиртом и, указывая на дым, доложил:

— Через полчасика будем ужинать. — И снова удалился в окоп.

Пользуясь моментом, Андрей решил написать письмо родным. Он вошел в блиндаж, достал тетрадь, вырвал из нее один лист и, усевшись на нары к тумбочке, начал письмо:

Он перечитал письмо и решил: «Вроде нормально набрехал».

Запечатав в конверт, подписал его и оставил на тумбочке.

В блиндаж вошел Шестак, увидев конверт, сказал:

— Завтра в роту передадим. Оттуда в полк с колонной доставят. Ужин готов. Разрешите приступить к приему пищи?

— Разрешаю. — Андрей поднялся и вышел из блиндажа вслед за ним.

Под навесом рядом с входом в блиндаж на низких лавочках сидели бойцы, заступающие на ночное дежурство. Посередине на пустом ящике из-под гранат стоял металлический десятилитровый бачок от термоса, заполненный выше половины вкусно пахнущей горячей пищей. Рядом стоял настоящий русский пятилитровый чугунок с мелко нарубленными кусками мяса, сдобренного подливой.

— Сегодня у нас гуляш с деликатесами! — объявил высокий долговязый боец с длинным тонким носом, торчавшим, как штык, из-под его панамы. Он не спеша помешивал половником содержимое в емкостях и раскладывал его по котелкам.

— Прошу, товарищ старший лейтенант! — он протянул котелок с гуляшом, сверху которого лежали несколько кусочков мяса, по запаху напоминающего баранину.

— Откуда баранина? — поинтересовался Андрей.

— Это не баранина, — пояснил Шестак. — Это деликатес для миллионеров — черепаха. Мы их в пустыньке за один заход по целому вещмешку набираем.

— Черепаха? — Андрей еще раз понюхал мясо, словно раздумывая, есть его или воздержаться. Он слышал, конечно, что на западе миллионеры по праздникам едят черепашину, которая является у них большим дефицитом, как в Союзе апельсины. Но чтобы вот так, запросто, из котелка от пуза жрать этот деликатес, и предположить не мог. Он оглядел солдат, которые смотрели на него, держа котелки, но не ели, будто ожидая команды, и, еще раз понюхав мясо, протяжно сказал, как бы оправдывая свое замешательство:

— За-а-апа-ах! Королевский! — и, зачерпнув ложкой гуляш с куском мяса, изобразив на лице удовольствие, стал жевать. Солдаты, с одобрением на лицах, тоже накинулись на еду.

Ужин напоминал Андрею сцену приема в члены индейского племени, вычитанную им в детстве в приключенческих книжках.

Мясо было хотя и жестковатым, но достаточно вкусным, действительно напоминающим по вкусу баранину. Но ничего такого деликатесного в нем Андрей не ощутил, решив, что миллионеры, наверное, от жиру бесятся, когда черепах жрут. То ли дело — свининка с сальцем!

Покончив с ужином, все закурили. Пепел и окурки складывали в пепельницы из распиленных вдоль черепаховых панцирей.

Андрей оглядел сидящих рядом солдат и сказал:

— Спасибо, мужики. Очень вкусно было.

— Да это еще что, — вступил Шестак. — В первые дни прямо на нашу позицию дикий верблюд выбежал. Всей ротой несколько дней верблюжатину ели. Один раз змею сожрать пробовали, Артиста послушали сдуру! — он указал пальцем на длинноносого солдата, раздававшего пищу несколько минут назад. — Он нам: это, мол, настоящая тибетская еда! Давайте подлинней змею поймаем! Поймали, варили часа четыре — коренюшка, не угрызешь! На ней вареной, в случае крайней нужды, повеситься можно!

Солдаты расхохотались.

Артист, сидя на лавке, уперся ладонями в свои острые колени и, вытянув вперед голову, шутливо возмутился:

— А ты сам, отец родной! Забыл, как мы на той неделе по твоей милости варана сожрали?! А?! — Он встал во весь свой длиннющий рост, искривил ноги, вытянул руки книзу и, очень похоже копируя Шестака, сделал пару шагов со словами: «Ловите его, ловите! Он мясистый! Не то что змеюка поганая! Деликатес убегает!» — Он снова присел на лавку. — Конечно, мясистый и вроде даже вкусный. Только на следующий день после этого деликатеса мы всю позицию, до самых мин, позасрали. Потом, когда Барсегян про это узнал, он нам сказал, что мы такие придурки, которых даже на свете не бывает! Варан, оказывается, падалью питается! Теперь только за черепахами ходим, продукт проверенный.

— А как Барсегян про это узнал? Сами ему рассказали? — спросил Андрей.

— Нет, — ответил Шестак. — Он приехал службу проверить, как на дорогу перед позицией глянул, так и догадался.

— У него БТР на дерьме забуксовал! — добавил кто-то из солдат.

— Нас и духи взять не смогли, потому что на дерьме поскользнулись! — хохотал Артист.

Посмеявшись от души, Андрей обратился к присутствующим:

— Хорошо, что веселитесь, мужики, только с этого дня вылазки за провиантом отставить. Объясняю. Позавчера духи в гости приходили? Приходили. Откуда? С фронта — в лобовую, прямо на огневые точки шли. Им что, жить неохота? Охота. Они знают, что с тыла и по флангам мины стоят. Вы им сказали? Нет. Наблюдают они за нами. И волну нашу по рации, скорее всего, слушают. У них тоже разведка работает.

— Точно! А я-то думаю, чего последнее время помехи идут, когда мы по рации переговариваемся, — сказал один из солдат.

— Отставить перебивать! — строго одернул солдата Шестак.

— Вот, — продолжил Андрей. — Вполне может быть, что в следующий раз их будет уже не двадцать, а сорок. И, скорее всего, с гранатометом. Так что, мужики, готовиться будем. Завтра с патрулирования привезем камней, какие сможем в БТР погрузить, и будем укреплять позиции. — Он сделал паузу и посмотрел на солдат. — О себе скажу. Служил на полигоне под городом Горьким командиром мотострелкового взвода. До настоящего времени в боевых действиях участвовать не приходилось. Надеюсь, что с помощью вас, имеющих боевой опыт, быстро освоюсь. Моим заместителем по-прежнему остается сержант Шестак.

— Есть! — Шестак принял стойку «смирно».

— Вольно! Всем готовиться к смене. Сегодня ночью с вами стою я.

— До смены полчаса! — сказал Шестак и посмотрел на бойца-узбека с перебинтованным ухом. — Мамаджонов, тащи сюда железяки!

Боец ушел за блиндаж и вернулся с охапкой бронежилетов. Он положил их на лавку и снова ушел.

— А что у него с ухом? — спросил Андрей.

— Позавчера ночью пуля порвала. Санинструктор намазал мазью и зеленкой. Сказал, срастется. Сегодня утром тоже приезжал, перевязку делал.

— Что сказал, срастается?

— Сказал, что ухо не жопа, на нем не сидеть. Срастется, куда денется. Я, товарищ старший лейтенант, самолично смотрел на перевязке. Опухоль спала, гноя нет. Дырка срастается.

— Так. Ясно. Какой порядок завтрашнего патрулирования?

— В пять утра к нам подходит тягач. Мы на бэтээре в составе экипажа из трех человек сопровождаем его до опасных участков. Он их катками прокатает — и назад на КП роты. Колонны с шести часов утра начинают двигаться. Мы патрулируем эти места до двадцати одного часа. Потом возвращаемся и несем службу вместе с водителем до утра на случай выезда по тревоге.

Бойцы, заступающие в ночь, снова собрались под навесом и надевали бронежилеты. Последним подошел Артист.

— Ну, Илья Муромец, — обратился он к Шестаку, — где тут мои латы и доспехи? А также лук со стрелами и коняшка?