Он поднялся, достал папиросу и направился к двери.

В это время дверь распахнулась. В комнату вошел тот старший лейтенант, поджарый, немного выше среднего роста молодой человек, ровесник Андрея. Он был без головного убора. Его коротко стриженные волосы и усы были густо набиты пылью.

При виде Андрея его лицо утонуло в добродушной улыбке, как будто только что происшедшее случилось не с ним. Нос, сидевший плотной картошкой, слегка расползся в стороны, серые большие глаза прищурились. Он снял с плеча автомат Калашникова со складным прикладом, бросил его на койку и протянул Андрею руку:

— Здорово! Блинов Александр! Для хороших людей — просто Саня!

Андрей тоже улыбнулся и, пожимая руку, ответил в тон:

— Здорово! Ласточкин Андрей! Для хороших людей — просто Андрюха!

Блинов вытащил из кармана бутылку «Столичной» и поставил на тумбочку:

— Командир дал, но приказал не напиваться. А мы и не будем. Так, только гульнем малость, для порядка! Слушай, Андрюха, пока я отмоюсь, сгоняй на кухню. Там повар Степанов — мой земляк из Иркутска, скажи, что Блинов просил картохи пожарить с тушенкой.

Повар по фамилии Степанов оказался маленьким кривоногим бурятом. На просьбу Андрея он согласно закивал бритой головой и скороговоркой ответил:

— Готово почти уже. Как услышал, что земляк приехал, сразу приготовил. Он всегда картошку просит жарить.

Вскоре Андрей вошел в комнату с большой чугунной сковородой, на которой под крышкой шипела и брызгала маслом жареная картошка с кусками говяжьей тушенки. Степанов передал для земляка еще и пару слегка подсохших селедок.

Андрей поставил между кроватями две табуретки, опустил на них сковородку, нарезал сельдь и хлеб.

Блинов вернулся посвежевший и прямо с порога, заперев дверь на замок, скомандовал:

— Андрюха, наливай! Ща нервы полечим!

Они выпили, закусили. Блинов положил подушку к стене, оперся на нее спиной и глубоко вздохнул:

— Ну, полегчало. Я сегодня подумал было, что там, в кишлаке, к своему финишу добрался. Но, видать, еще не судьба. Видать, дистанция у меня подлиннее.

И, понимая интерес Андрея, неторопливо рассказал об утреннем событии:

— Вчера замполит по рации с командиром роты связался и сказал, что за тобой надо приехать. Мы утром с водителем на БТР прыгнули. Экипаж я брать не стал, чтобы позицию не оголять. Взял только бойца, у которого живот третий день болит, чтобы полковому доктору показать. Двинулись. Кругом, по пустыне, не поехали, долго слишком. Хотя, как теперь показала практика, надо бы. Ну, доехали мы, значит, до кишлака. Кишлак здоровенный, и духи в нем последнее время часто постреливать стали. Объехать его невозможно. С левой стороны горы, а с правой, примерно в середине, глубокий овраг. Едем по окраинной улице. Улицы у них узенькие — впритирку двигаемся, не разгонишься. Половину кишлака уже проехали. А дальше улица прерывается. Слева — он повел рукой в сторону, — открывается пустырь с развалинами старой крепости, наверно, еще времен Александра Македонского, а справа стены глухие. Оказались мы как на ладони — отличная мишень для тренировок по движущейся цели. Тут по нам из этих исторических развалин гранатометом и шарахнули! — Он ударил кулаком в ладонь. — Благо что промазали. Граната прямо перед носом бэтээра пролетела и в стену угодила.

Я водителю ору — давай огородами уходи! Пустырь мы проскочили и снова в улицу въехали. Сам я за пулеметами, а стрелять некуда, вокруг стены высоченные. Думаю, сейчас духи сзади выбегут, еще раз шарахнут, и застрянем мы тут, как щепка в заднице! Но водила молодец, под горку разогнался, стену справа проломил и газу. Выскочили в сторону пустыни, как раз за оврагом. Жмем на всю. Я по кишлаку пострелял, для приличия. В ответ ничего. Ну и едем, Бога благодарим! До барханов с полкилометра оставалось.

Спускаемся, значит, с пригорка, — он повел ладонью вниз, — там арык, на бэтээре перескочить его плевое дело, а впереди, из-за бугорка, караван из нескольких верблюдов, тоже в сторону пустыни бежит! Мы за ними. Каравану уже метров двести до барханов осталось. Если за них уйдут, не достанешь. На бэтээре в барханы лезть в таких обстоятельствах опасно. Там для него маневра нет, да и нас всего двое стрелков, не считая водителя. Короче, гоним к каравану, а нам оттуда снова из гранатомета — привет по башне! Видел вмятину? Рикошетом прошла! Так стеганула! Я думал, у меня башка вместе с башней оторвалась! — Он на секунду ухватился за голову обеими руками, словно пытаясь удержать ее на месте. — Обошлось, башка целая, только гудела сильно! Шлемофон мозги спас. Один пулемет все же повредили. Остался только крупнокалиберный. Ну, я из него того гранатометчика сразу укосил, пока он другую гранату заряжал. Потом всех до одного верблюдов укосил, чтоб груз на месте остался. Несколько духов рванули к барханам. А мы им, — он помахал указательным пальцем из стороны в сторону, — добежать не дали. Я из пулемета, а больной боец из автомата через бойницу.

По рации из роты подмогу вызвал. С час, пока они до нас доехали, катался рядом и постреливал по кругу. Наши приехали, все посмотрели. Мы погрузились — и сюда. Остальное ты уже видел.

— Видел! — восхищенно воскликнул Андрей. — Я бы так, наверное, не смог!

— А куда бы ты делся? Смог бы! Наливай! А то что-то не забирает! Может, мне командир бракованной водки дал? — Он засмеялся, подвигая стаканы на середину импровизированного стола.

Опрокинув еще, они слегка охмелели, черпали ложками плавающую в тушеночном сале картошку и с большим удовольствием ели подсохшую, пожелтевшую от долгого хранения селедку. И казалась им эта еда лучше любой ресторанной.

— Слушай, Сань, а зачем ты того духа сюда привез? — не утерпел Андрей, слышавший, как возмущался командир полка.

— Для отчета, Андрюха, для отчета! — Блинов поднял вверх указательный палец. — Был со мной случай в апреле месяце.

Стояла тогда наша рота километрах в ста пятидесяти отсюда в сторону Герата. С месяц объект один охраняли, пока танкисты нас не сменили. Пришло время за жратвой в полк ехать. Ну и поехали. Впереди грузовик — «Урал» бортовой, за ним я на бэтээре с экипажем. Едем по степи. Пылища от «Урала», — он повел рукой перед глазами. — Вообще ни хрена не видно, а дорога узкая, в сторону не отъедешь — овраги. Вот мы на бэтээре и приотстали порядком.

Там при выезде на асфальт пост афганской армии всегда стоял. Они нашу технику никогда не тормозили, потому что права не имеют. Да и за каким, спрашивается, им нас тормозить?

Ну вот, «Урал», значит, от нас оторвался, подъезжает к посту, а там вместо этой армии духи в чалмах, с автоматами. Автоматы нацелили на него и машут, чтобы остановился. Один прямо посередине дороги стал и целится. Уроды! Думали, наверное, что он один, без прикрытия, от нечего делать катается. Водила на «Урале», конечно, по газам, того духа переехал и удирать. Духи по машине стрельбу открыли. Кузов весь продырявили, но водила цел остался. А я уже к тому моменту из пылюги-то выехал, — Блинов, ехидно улыбаясь, погрозил над своей головой указательным пальцем, — и издалека наблюдаю, как они из нашей машины дуршлаг делают.

Я пулеметчику — отсекай их! Короче, мы по ним, они по нам. Метров за сто до них я с пехотой из бэтээра десантировался. Хибару ихнюю, где они засели, наш гранатометчик с двух выстрелов раздолбал, чтоб не застила, а мы под прикрытием бэтээра перебежками быстро до них добрались. Кого успели, укокошили. Сами без потерь. Несколько духов все же умотали. Ну и ладно, мы не погнались. Оружие духовское собрали и в полк. В полку доложил, прям как сегодня. Целый день в героях ходил! На следующее утро жратву погрузили и назад в роту уехали.

Через неделю меня по рации в полк требуют. Думал, медаль дадут. В полк еду, прикидываю, кому из бойцов, которые тогда со мной были, какую медаль просить — кому «За отвагу», кому «За боевые заслуги». Не могу же я один наградиться! Зря думал. Медали не подвезли. — Блинов махнул рукой: — Выливай остатки, Андрюха!