Игрок расхохотался:
— А куда же ты первую половину израсходовал?!
— Я не расходовал! Я ее на улице нашел! Ее до меня кто-то расходовал!
Кавказец отложил книгу в сторону и сел на кровать, свесив босые ноги. Он был поджарый и худой. Сидя на кровати, слегка склонив голову с коротко остриженными волосами, он громко втянул носом воздух и, медленно выдохнув через рот, сказал.
— Жрать хочется. Когда обед дадут?
— Да ты че? В завтрак не наелся?! — смеялся игрок. — Еще только двенадцать часов, а ты уже снова жрать собрался!
— Э-э-эх, — кавказец покачал головой. — Нехорошо, брат. Ты же замполит, а значит, должен проявлять заботу об окружающих! А ты тут уже всех своим домином извел! Третий день уже играешь! Тебе не надоело, скажи! Какой ты после этого замполит? Я не знаю! — он красноречиво жестикулировал в тон своим рассуждениям.
— Ну да! Сейчас, брат, проявлю заботу! — веселился игрок. — Пойду на кухню и щец тебе наварю! Принесу тебе в котелочке и скажу: «На, брат дорогой, жри!» Нет, хрен тебе, брат, ты меня первый не уважил — в домино сразу играть отказался, еще в госпитале! Забыл? А поэтому хрен тебе, а не щец! Теперь сам иди ищи пропитание!
— И пойду. Может, действительно чего пожрать дадут. — Он встал, напялил брюки и, обратившись к Андрею, который с интересом слушал их беседу, предложил:
— Пойдем вместе, брат. Тоже, наверное, кушать хочешь с дороги.
Андрей кивнул. Они вышли из палатки и пошли в сторону полевой кухни. По пути кавказец поинтересовался, куда летит Андрей, и, услышав ответ, сказал:
— А мы все в Кандагар. Самолета третий день ждем. Спать невозможно, самолеты летают и днем и ночью! Туда-сюда! Туда-сюда! Если завтра не улетим, начну тоже в домино играть, как Коля, — он рассмеялся. — Мы с ним вместе в госпитале лежали. Коля хороший парень, простой, несмотря что уже майор и Красную Звезду имеет. — Он показал пальцем себе на грудь, подразумевая орден.
— Болели или по ранению? — спросил Андрей.
— Коля по контузии, я по ранению, вот сюда, в ляжку, — он указал пальцем на тыльную часть ноги выше коленного изгиба.
— А как же это случилось? — Андрей впервые разговаривал со сверстником, раненным на войне.
— Да так, ничего особенного. Я с подразделением на точке в горах стоял. Мы связь обеспечиваем. Полгода уже стояли. Вокруг охранение. Спокойно стояли, нормально. Один раз утром вышел я из будки радиосвязи, стою, любуюсь на горы. Я сам из Северной Осетии, из Орджоникидзе. Смотрю, точно как дома, только Терека не хватает. В это время духи с горы из миномета долбанули несколько раз. Меня осколком зацепило. Но в станцию не попали. В госпитале осколок вытащили, рана неглубокая, зажила. — Он рассказал об этом спокойно и обыденно, как о посещении стоматолога.
Под брезентовым навесом дымила пара походных кухонь. У котлов возились повара. Вкопанные в землю деревянные столбы с прибитыми сверху на них досками на уровне груди заменяли столы для приема пищи.
Повар без вопросов навалил им по миске перловой каши и положил туда по паре кусочков мяса. После еды кавказец пошел к штабной палатке узнать про самолет, а Андрей не спеша направился назад. По дороге ему навстречу из-за палаток вывернулся уже знакомый по Азадбашу солдат-самовольщик.
— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! — солдат обрадованно поприветствовал его.
— Привет. Чего радуешься? — Андрей, впрочем, тоже в душе обрадовался встрече, увидев знакомое лицо.
— Да так просто. Мои кореша уже свалили. Они здешние. А я тормознулся. Ну, я тут долго торчать не собираюсь. На хрена мне, спрашивается, лететь в тот Кундуз? Я уже сегодня налетался. В свою часть и так доберусь.
— Так тебе что, тоже в Кундуз?
— Нет, я из Пули-Хумри, из бригады. Это до Кундуза не доезжая примерно восемьдесят-девяносто километров. Не буду я тут ихний самолет до пенсии ждать. Он, может, в следующем веке только прилетит. Я че, недоразвитый, блудить тут? Нет, надо валить отсюда, — по-деловому рассуждал солдат.
Он нагнулся и примял сапоги в гармошечку.
— Ну да, разбежался. Кто ж тебя пустит? — Андрея занимали его рассуждения.
— А кто держит-то? Да мы тут никому и не приснились. Завтра опять откуда-нибудь народ прилетит. Кто тут нас считает? Давайте вместе рванем, вдвоем веселее! Ну, не будет нас на построении вечером. Значит, уехали. В самоволку тут ведь не уйдешь.
Андрей вспомнил, как, никому не докладывая, уехал подполковник, да и перспектива получить разряд по домино тоже не очень его радовала. Он внимательно окинул взглядом солдата.
— Ну, служивый, давай излагай схему побега.
Солдат, воодушевленный интересом офицера, быстро изложил план действий:
— Да все просто. Я ведь водитель из автороты. В Кабул несколько раз ездил и каждый поворот на этой дороге знаю. Мы пойдем вон туда, — он показал в сторону окраины города. — Там мотострелковая часть стоит. Тут всего километра три пройти. Оттуда в сторону Пули-Хумри и Кундуза колонны ходят. Мы с ними и доберемся. Завтра уже будем на месте.
Андрей, до конца не уверенный в правильности того, что предлагал этот проводник, колебался, но потом, недолго помолчав, угощая солдата папиросой, подвел итог:
— Ладно, бери шмотки, встретимся у офицерской палатки!
Сказав обитателям своей палатки, что едет с попутной колонной, Андрей взял чемодан и, попрощавшись, вышел. Недалеко уже стоял солдат.
— Ну, веди, Сусанин! Как твоя фамилия?
— Рядовой Недобежкин! — И добавил: — Толик!
Андрей усмехнулся:
— Старший лейтенант Ласточкин! Ну, давай, рядовой Недобежкин Толик! Веди, указывай стезю!
Они продели в ручку чемодана палку, взяли ее с двух сторон и скорым шагом двинулись по направлению к мотострелковой части.
Пройдя с километр по жаре и пыли, они остановились перевести дух. В это время их догнал БТР и довез до асфальтовой дороги, которая вела в нужную им сторону.
Неширокая трасса, ведущая из Кабула, была достаточно оживленной. В обоих направлениях двигался грузовой и пассажирский транспорт. Вся техника была сплошь иностранного производства. Андрей с удивлением наблюдал за автотранспортом, вид которого совершенно отличался от европейского. Грузовые автомобили были с высоко наращенными бортами кузовов. Борта и кабины машин были расписаны всевозможными цветными узорами, картинками, обрамлены на некоторых резьбой по дереву и другими украшениями. Каждая машина отличалась росписью от остальных. Видно было, что это дело имело под собой серьезную основу и выполнялось профессиональными художниками. То же было и с автобусами. Поначалу Андрей подумал, когда увидел первую машину, что это машина из цирка или местных цыган. Но потом вторая, третья… В доверху загруженных дынями, арбузами кузовах сидели люди. Автобусы тоже были заполнены пассажирами как изнутри, так и снаружи. На их крышах, как воробьи на карнизе, гнездились люди. Для этого на крышах были устроены багажные решетки и лестницы для подъема туда.
По обочинам дороги двигались повозки с запряженными в них лошадьми, но чаще осликами.
Одежда местных жителей тоже была непривычной для европейского глаза. Смуглокожие, в основном бородатые или с усами, мужчины были одеты в широкие брюки из легкой материи и широкие длинные рубахи с разрезами по бокам. На головах они носили чалмы, представляющие собой длинный кусок материи, туго обернутый вокруг черепа. На ногах были сандалии или туфли на босу ногу. Женщины, следующие за мужчинами, все были в чадрах из легкой материи, закрывающих их с головы до самых пяток, оставляющих для общения с внешним миром лишь небольшой кусочек сетки на уровне глаз. Одежда людей была так же многоцветна, как и транспорт.
— Да-а-а, веселый тут народ, — в задумчивом изумлении протянул Андрей и, указав на пассажиров автобуса, путешествующих на крыше, добавил: — Эти, с обдувом, наверное, за двойную цену едут.
Недобежкин, поняв, в чем дело, поспешил объяснить:
— У них тут все машины так расписывают. Каждый хозяин стремится выпендриться больше других. Тут, чтоб права шоферские получить, несколько лет надо в стажерах с шофером проездить, колодки под колеса подкладывать. У нас за это время можно институт закончить или космонавтом стать.
