— Алло! Это Перрон. Могу я заглянуть к тебе?

— Конечно. Это чертовски хорошая идея! — В пылком тоне Ламбера сквозило некоторое удивление. — Как дела?

— В порядке. До скорого, — ответил Анри.

Встревоженное участие этого голоса успокоило его. Привязанность Ламбера выглядела несколько неуклюжей, но для него, по крайней мере, Анри хоть не был пешкой. Он торопливо поднялся по лестнице: странный день, который он провел, то и дело поднимаясь по лестницам, словно был кандидатом в академию ^{87}.

— Привет. Проходи сюда, — радостно встретил его Ламбер. — Извини за этот бардак: я не успел навести порядок.

— Послушай, ты весьма недурно устроился! — сказал Анри.

Большая светлая комната, продуманный беспорядок, проигрыватель, дискотека, книги в переплетах, расставленные по именам авторов; на Ламбере был черный спортивный свитер с желтым шелковым фуляром: в столь непривычной обстановке Анри чувствовал себя слегка смущенным.

— Коньяк, виски, минеральная вода, фруктовый сок? — спросил Ламбер, открывая шкафчик под книжными полками.

— Виски, и покрепче.

Ламбер пошел за водой в ванную комнату бледно-зеленого цвета; Анри успел заметить толстый махровый халат, целый набор щеток и мыла.

— Как случилось, что ты в такой час не в редакции? — спросил Ламбер.

— В газете большие трудности.

— Какие трудности?

Неправда, что Ламбер не интересовался газетой; скорее между ним и Люком существовала прочная антипатия, которую легко было понять, увидев их рядом; он выслушал рассказ Анри с негодующим вниманием.

— Конечно, это уловка! — сказал Ламбер и, поразмыслив, добавил: — Ты не думаешь, что Дюбрей постарается проникнуть в газету вместе с Самазеллем? Или вместо Самазелля?

— Нет, не думаю, — ответил Анри. — Журналистика его не интересует, и в любом случае он контролирует «Эспуар» от имени СРЛ. Но это ничего не меняет, он расставил мне подлую ловушку. — Анри взглянул на Ламбера. — Как бы ты поступил на моем месте?

— Если хочешь, брось все, чтобы побольше насолить им, — сказал Ламбер, — но вот чего ни в коем случае нельзя делать, так это отдавать им газету по-хорошему. Им только того и надо.

— Я не хочу скандала, — возразил Анри, — но бросил бы все потихоньку.

— Это значит признать себя побежденным, они будут очень довольны, — сказал Ламбер.

— Ты сам всегда отговаривал меня от политики, вот удобный случай оставить ее.

— «Эспуар» — это совсем другое дело, а никакая не политика, — заметил Ламбер. — Ты создал ее, это дело твоей жизни... Нет, защищайся, — с жаром сказал он. — Если бы у меня были настоящие деньги! Но у меня их как раз столько, чтобы не знать, куда девать.

— И мне нигде не найти их, они прекрасно это знают.

— Соглашайся на Самазелля и договорись с Люком нейтрализовать его.

— Если они объединятся с Трарье, то будут не слабее нас.

— Откуда у Самазелля деньги, чтобы выкупить акции? — спросил Ламбер.

— Аванс за книгу или Трарье поможет.

— Почему он так держится за Самазелля?

— Откуда мне знать? Я даже не знаю, почему этот тип в СРЛ.

— Надо дать отпор, — сказал Ламбер; он задумчиво ходил взад и вперед по комнате, когда послышались два настойчивых звонка. Ламбер покраснел до корней волос: — Мой отец! Я не ждал его так рано!

— Я ухожу, — сказал Анри.

Ламбер смотрел на него со смущенным, умоляющим видом.

— Ты не хочешь поздороваться с ним?

— Ну конечно, разумеется, — с живостью откликнулся Анри.

Поздороваться — это ни к чему не обязывает; между тем Анри удалось изобразить лишь вынужденную улыбку, когда он увидел, как к нему подходит человек, который, возможно, отправил Розу на смерть и наверняка всеми силами служил немцам. Под седеющими волосами желтое, опухшее лицо освещали глаза фарфоровой голубизны, неистребимо нежной голубизны, удивлявшей на этом состарившемся лице. Месье Ламбер подождал, пока Анри сам протянет ему руку, однако заговорил первым.

— Я горел желанием встретиться с вами, — сказал он. — Жерар столько рассказывал мне о вас! — На его лице появилось подобие улыбки, которую он тут же погасил. — Как вы молоды!

Для него Ламбер звался Жераром и был всего лишь мальчиком; это выглядело естественным и в то же время странным; они были не похожи друг на друга, но по той или иной причине казалось неудивительным, что они отец и сын.

— Ламбер, вот кто действительно молод, а вовсе не я, — с воодушевлением сказал Анри.

— Вы молоды для человека, о котором так много говорят. — Месье Ламбер сел. — Вы беседовали... Я не хотел бы мешать тебе, — сказал он, поворачиваясь к сыну, — но я закончил свои дела раньше, чем предполагал, и не знал, куда пойти; вот я и поднялся...

— И очень хорошо сделали! Хотите чего-нибудь выпить? Фруктового сока? Минеральной воды?

В предупредительности Ламбера чувствовалось явное замешательство, что еще более усугубляло неловкость Анри.

— Нет, спасибо; четыре этажа чересчур суровое испытание для моих старых костей; но здесь так покойно, — сказал он, с одобрением оглядываясь по сторонам.

— Да, Ламбер прекрасно устроился, — сказал Анри.

— Это фамильная традиция. Признаюсь, мне меньше нравятся его фантазии в одежде, — добавил месье Ламбер; голос звучал робко, но взгляд, который он остановил на черном свитере, был суров.

— У каждого свой вкус, — смущенно буркнул Ламбер. Воспользовавшись наступившим молчанием, Анри встал:

— Сожалею, но, когда вы позвонили, я как раз собирался уходить: у меня срочная работа.

— Очень жаль, — сказал месье Ламбер. — Я прочитал все, что вы написали, причем весьма внимательно, и хотелось бы обсудить с вами некоторые вещи. Боюсь только, что такой разговор интересен был бы лишь мне, — добавил он, снова пряча улыбку. В его ровном голосе, сдержанных улыбках и жестах ощущалось некое поблекшее очарование, которым, судя по всему, он отказывался пользоваться, и эта сдержанность придавала ему высокомерный и в то же время неуверенный вид.

— Нам обязательно представится случай побеседовать подольше, — сказал Анри.

— Вряд ли, — произнес старый человек.

Через несколько месяцев он несомненно окажется в тюрьме и, возможно, не выйдет оттуда живым. В свое время он был, верно, отъявленным негодяем, но теперь эта коллаборационистская шишка оказалась по другую сторону черты, из виновных месье Ламбер перешел в стан осужденных; на этот раз, пожимая ему руку, Анри улыбнулся без всякого усилия.

— Могу я встретиться с тобой завтра? — спросил Ламбер, провожая Анри в прихожую. — У меня появилась идея.

— Хорошая идея?

— Тебе судить. Но подожди на что-то решаться, пока я не поговорю с тобой. Если я зайду около десяти часов вечера, подойдет?

— Вполне. Но только не позже, у меня встреча со Скрясиным.

— Хорошо, — сказал Ламбер. — Вторую половину дня я обещал Надин, но жди меня около десяти.

В любом случае Анри не собирался ничего решать сегодня; ему даже не хотелось думать о том, что он будет делать, и еще меньше обсуждать это. Пришлось зайти в редакцию, чтобы закончить дела, но Люку он холодно объявил, что его встреча с Трарье отложена, и сразу углубился в редактирование почты. Поль он тоже ничего не станет рассказывать; поворачивая ключ в замочной скважине ее квартиры, он желал лишь одного, чтобы она уже спала: но в какое бы время он ни возвращался, она никогда не спала. Сидя на диване в своем переливчатом шелковом платье, свежеподкрашенная, она протянула ему губы, которых он едва коснулся.

— Хорошо провел день? — спросила она.

— Очень хорошо, а ты?

Ничего не ответив, она улыбнулась.

— Что сказал Трарье?

— Он согласен.

— Тебя это действительно не смущает? — спросила она с проникновенным видом.

— Что именно?

— Что придется принять его капиталы?

— Да нет, это давно решенный вопрос, — сухо произнес он. Поколебавшись, она так ничего и не сказала. Два дня уже она пребывала в

нерешительности. Анри знал, что она думает, но не хотел помогать ей высказаться; ее осторожность раздражала его. «Она щадит меня, не хочет задевать, ждет своего часа», — с неприязнью думал он. «Полгода назад, — говорил он себе, стараясь быть беспристрастным, — когда она была веселой и агрессивной, я упрекал ее за это». И тут же делал вывод: «По сути, меня раздражает то, что она умеет вести себя». Поль чувствовала себя в опасности и пыталась защищаться, это естественно, однако ее жалкие уловки делали из нее врага. Он не уговаривал ее больше петь; она разгадала его игру и упорно отказывалась от всех встреч, о которых он для нее договаривался; но тут она просчиталась: он сердился на нее за это упрямство и, чтобы избавиться от нее, решил теперь обойтись без ее помощи.