Если бы солдат начал мечтать о том, чтобы оказаться в ином месте, или желать лучшей ситуации, он лишь позволил бы своему разуму отклониться от возникшего перед ним вызова. Очевидно, что это было бы самым глупым поступком и привело бы к несчастью. В этом вызове жизнь солдата стала намного важнее, чем причудливые желания. Если он удерживает разум под контролем, каждый новый безопасный шаг продлевает висящую на волоске жизнь солдата еще на мгновение.
Считать, что в нашем распоряжении все время мира, не только глупо, — такая вера препятствует восхищению жизнью, поскольку там, где отсутствует осознание смерти, быстро воцаряются скука и неудовлетворенность. Воин знает, что его смерть постоянно крадется за ним, и поэтому, сколько бы времени ни было в его распоряжении, это самый бесценный дар. Понимая, что время не ждет, воин заполняет этот дар до краев и наслаждается каждым мигом драгоценного времени. Это называется жизнью на грани.
ЧЕЛОВЕКА МОЖНО УДИВИТЬ ЛИШЬ В ТОМ СЛУЧАЕ, ЕСЛИ ОН НЕ ПРИНИМАЕТ ВО ВНИМАНИЕ НЕПРЕДВИДЕННОЕ. ПОСКОЛЬКУ УДИВЛЕНИЕ ОТНИМАЕТ ЛИЧНУЮ СИЛУ, ВОИН ОБЯЗАН УЧИТЫВАТЬ НЕПРЕДВИДЕННОЕ В СВОИХ РЕШЕНИЯХ. ЭТО ОЗНАЧАЕТ, ЧТО ВОИН ЖИВЕТ НА ГРАНИ. ВОИН СПОСОБЕН ЖИТЬ НА ГРАНИ, ПОТОМУ ЧТО ОН ОБЛАДАЕТ СМИРЕНИЕМ И ПОЛНЫМ ОСОЗНАНИЕМ.
Вообще говоря, человек очень редко пребывает в полном осознании, так как большую часть своей жизни он проводит, мечтая либо о прошлом, либо о будущем и потому лишь изредка обращает внимание на настоящее. По этой причине совсем не удивительно, что он так часто позволяет застать себя врасплох и попадает в неприятности. Более того, отсутствие осознания настоящего и тех вызовов, которые оно приносит, представляет собой грубое высокомерие и самонадеянность. Когда мы не обращаем внимания на настоящее, мы словно утверждаем, что драгоценный дар жизни нас совершенно не волнует, и мы предпочитаем сны наяву.
Такое отношение противоположно позиции воина, поскольку воин является существом, постигшим подлинную ценность жизни. Признав ее значимость, воин видит, какую чудесную привилегию представляет собой возможность жить.
Осознавая, что ему нечего предложить взамен за этот невероятный дар, он предлагает единственное, что у него есть, а именно — свое полное восхищение. Воин стыдится скудости своих человеческих возможностей, и единственным способом, с помощью которого он может оправдать поразительный дар жизни, является трепетное отношение к каждому ее проявлению в состоянии полного осознания.
Разумеется, полное осознание включает также способность предчувствовать непредвиденное, так как воин знает, что он живет в подвижной Вселенной, пронизанной непредсказуемыми всплесками силы. Поэтому когда бы воину ни приходилось принимать решение, он всегда делает это, принимая в расчет тот факт, что он не способен заранее предугадать, каким будет исход его решения.
Смирившись с неизвестным, воин никогда не оказывается в ловушке предположения о том, что ему не обязательно обладать полным осознанием.
Осознанная жизнь воина никогда не бывает пустой или скучной — напротив, она наполнена непрестанным потоком чудесных событий, и все они ведут к новым приключениям, к новым вызовам. Каждый новый вызов обещает ему захватывающий опыт, поскольку в своей жизни на самой грани воин распознает тонкую черту, разделяющую гибель и выживание. Для обычного человека жизнь на грани равноценна необходимости испытывать опустошающий кошмар, но для воина она представляет собой шанс, которым он с радостью пользуется, поскольку жизнь на грани означает для него способ выражения глубокой признательности и уважения к самой жизни.
ВОИН ПРИНИМАЕТ ВЫЗОВ ЖИЗНИ С ПОДЛИННЫМ СМИРЕНИЕМ. НЕЗАВИСИМО ОТ ТОГО, КАКОЙ МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ ЕГО СУДЬБА, ОНА НИКОГДА НЕ СТАНЕТ ПРИЧИНОЙ ЕГО НЕДОВОЛЬСТВА, — ОНА ОСТАЕТСЯ НАСТОЯЩИМ ВЫЗОВОМ, И ЕГО ПРИВИЛЕГИЯ ЗАКЛЮЧАТСЯ В ТОМ, ЧТОБЫ ПРИНЯТЬ ЭТОТ ВЫЗОВ.
Единственная причина, по которой человек ненавидит саму мысль о жизни на грани, заключается в том, что он упорно считает, что его жизнь является не такой, какой ей следует быть по его мнению. Такого человека слишком часто охватывает чувство неудовлетворенности и горечи, и он непрестанно надеется превратить свою жизнь в такую, какой она должна быть согласно его воображению. Чтобы подкреплять эти надежды, человеку приходится верить в некое будущее, в котором он сможет воплотить свои желания в реальность. Неудивительно, что при подобных представлениях человек должен испытывать отвращение к мысли о жизни на грани, поскольку этот принцип и все, что из него следует, являются угрозой для его взгляда на мир и наполняют человека всепоглощающим чувством неуверенности и роковой предопределенности.
В основе неспособности человека принимать свою жизнь такой, какова она есть, лежит предположение, что он знает все лучше, чем те силы, которые направляют пас в течение всей жизни.
Такому человеку никогда не приходит в голову, что нет никакой возможности обосновать подобное мнение, так как никто из нас не обладает той проницательностью, которая позволила бы ему оценить собственную судьбу. В отсутствие такой проницательности предположения подобного рода неизбежно оказываются основанными на неведении и рассудке.
ОБЫЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК САМОНАДЕЯН, ПОСКОЛЬКУ РАЗУМ ВСЕГДА ПРОИЗВОДИТ НА НЕГО ВПЕЧАТЛЕНИЕ, И ОН СКЛОНЯЕТ ПЕРЕД НИМ ГОЛОВУ. РАЗУМ 3АСТАВЛЯЕТ НАС ВЕРИТЬ В ТО, ЧТО В НАШЕЙ ЖИЗНИ НАМ СЛЕДУЕТ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ ИЗБЕГАТЬ ВЫЗОВОВ. ОДНАКО ТОТ, КОМУ НЕ ХВАТАЕТ САМОУВАЖЕНИЯ, ЧТОБЫ С ПОЧТЕНИЕМ ОТНОСИТЬСЯ К ВОСХИТИТЕЛЬНОМУ ДАРУ ЖИ3НИ, ЯВЛЯЕТСЯ ТРУСОМ.
Воину не свойственна та самонадеянность, которую обычный человек считает своим правом, поскольку воин не только чрезвычайно скромен, но и не оказывает разуму того почтения, какое свойственно обычному человеку. Таким образом, воин намного более разумен, чем обычный человек, так как считать, что разум полностью обосновывает необходимость избегать вызовов в жизни, означает вести себя совершенно неразумно. Воин использует свой разум лишь для того, чтобы он направлял его к восприятию жизни в ее полноте, а не в качестве оправдания побега от вызовов.
СУЩЕСТВУЕТ ОГРОМНАЯ РАЗНИЦА МЕЖДУ ВЫСОКОМЕРИЕМ И СМИРЕНИЕМ. ВЫСОКОМЕРИЕ ОСНОВАНО НА ПРЕДПОЛОЖЕНИИ О ТОМ, ЧТО ЧЕЛОВЕК ПРЕВОСХОДИТ КОГО-ТО ИЛИ ЧТО-ТО. СМИРЕНИЕ ОПИРАЕТСЯ НА ЗНАНИЕ О ТОМ, ЧТО ЧЕЛОВЕК НЕ ВЫШЕ И НЕ ВАЖНЕЕ, ЧЕМ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ. ОДНАКО ЧЕЛОВЕК СЧИТАЕТ СЕБЯ СМИРЕННЫМ, КОГДА ПРИДЕРЖИВАЕТСЯ ТОГО, ЧТО САМ НАЗЫВАЕТ ПОЧТЕНИЕМ К ВЫСШЕМУ, ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ В СВОЕЙ САМОНАДЕЯННОСТИ ОН ПОКЛОНЯЕТСЯ ВЫСОКОМЕРИЮ.
Человек способен принять вызов лишь тогда, когда разум убеждает его, что он победит. Очень редко встречаются люди, по собственной воле берущиеся за задачу, которая, как они считают, может принести им вред. Подобные рассуждения всегда основаны на убеждении в том, что поражение означает позор и потерю значимости в глазах собратьев. В свою очередь, это предполагает, что человек уже вознесен на некое высокое положение, поскольку он может потерять значимое положение только в том случае, если уже обладает им.
В отличие от обычного человека, воин знает, что он не более и не менее значим, чем все остальное. Это известно ему благодаря тому факту, что он живет. Бесценный дар жизни, которым он наделен, представляет собой ту самую жизненную силу, которой награждены царь, нищий и насекомое. Такое знание чрезвычайно отрезвляет, и только тщеславный глупец не смирится, размышляя над этим фактом. Воину не свойственно высокомерие, в своем смирении он испытывает глубокое уважение ко всему живому, независимо от того, что это за жизнь — его собственная, жизнь царя или нищего, животного или растения, насекомого или атома.
Люди часто путают смирение с высокомерием, и потому у них нет подлинного уважения к жизни. Вспомним о солдате, спасающем свою жизнь. Действовали ли бы вы иначе, оказавшись на его месте? Столкнувшись с угрозой верной смерти, вы, подобно солдату, постарались бы использовать любой шанс. И все же в повседневной жизни человек любит жаловаться и индульгировать в чувстве беспомощности. По существу, в чувстве беспомощности нет ничего плохого, но индульгировать в нем — совсем иное дело. Если бы солдат просто индульгировал в своем чувстве беспомощности, он наверняка очень быстро превратился бы в мертвого солдата.
