Кстати, если вы знаете, кремация не просто отмерла, как обычай. Закон о национальной обороне объявил ее незаконной.
Нам пришлось заниматься многими, по-старинному устроенными, кладбищами. Так что, с прогрессом науки, свобод у нас стало поменьше.
Я прошел мимо инженеров, командовавших бандой зомби (мертвецы, исполняющие приказания колдуна). Те рыли очередную осушительную канаву. Я вышел к огромной палатке Ванбруха. Часовой, увидев мою эмблему – тетрограмму Разведывательного корпуса и знаки различия на погонах, отдал честь и впустил меня внутрь.
Я вошел, остановился возле стола и поднял в приветствии руку.
– Капитан Матучек, сэр, – сказал я.
Ванбрух взглянул на меня из-под лохматых седых бровей.
Это был высокий мужчина, с лицом похожим на выветрившийся камень. Кадровый вояка на все сто три процента. Но мы относились к нему точно так же, как вы – к полководцам, чьи портреты оттиснуты на банкнотах.
– Вольно, – сказал он. – Садитесь. Это займет некоторое время.
Я нашел себе складной стул. Два других стула были уже заняты. Сидевших на них я не знал. Один – толстяк с круглой красной физиономией и белой пушистой бородкой. Майор с эмблемой круглых кристаллов Корпуса Связи. А другой – юная девушка. Несмотря на усталость, я, замигав снова, посмотрел на нее. Она того заслуживала: высокая, зеленоглазая, рыжеволосая. Лицо с высокими скулами. А фигура… Слишком хороша для униформы женской вспомогательной службы США. И для любого другого – тоже. Знаки различия капитана. Паук кавалерийского корпуса… Хотите официальное название пожалуйста, не паук, а Слейпнир.
– Майор Дарринган, – хрюкнул генерал. – Капитан Грейлок.
Капитан Матучек. А теперь давайте займемся делом.
Он расстелил перед ними карту. Я наклонился и посмотрел на нее. На ней были обозначены наши и вражеские позиции.
Враг все еще удерживал в своих руках половину побережья Тихого океана, от Аляски до Оригона, хотя положение значительно улучшилось, когда в битве при Миссисипи – год назад – удалось повернуть вспять нашествие.
– И так, – сказал Ванбрух, – я опишу вам ситуацию в целом. Задание вам предстоит опасное и, хотя вы вызывались на него добровольцами, хочу чтобы вы знали, насколько оно важное…
Все, что я тогда знал – что именно я вызвался идти добровольцем. Вызвался так или иначе. Это была армия, да еще участвующая в такой войне, как эта. Так что, я не мог бы отказаться от принципа. Когда Сарацинский Халифат напал на нас я был, невызывающий особый нареканий актером в Голливуде. Мне бы очень хотелось вернуться к этому своему занятию, но сперва надо было покончить с войной.
– Как видите, мы потеснили их, – сказал генерал, – и все оккупированные страны встрепенулись и закудахтали, готовясь поднять восстание, как только получат шанс выиграть битву.
Британия помогает в организации и вооружения подполья, а сама тем временем готовиться форсировать Ла-Манш. Русские готовят наступление с севера. Но мы… Мы должны нанести врагу решительный удар. Взломать линию фронта и погнать их.
Это послужит сигналом. Если мы добьемся успеха, с войной будет покончено уже в этом году. В противном случае она может растянуться еще года на три.
Я знал это. Вся армия знала это. Официально еще ни слова не сообщалось, но люди каким-то образом чувствуют, когда предстоит большое наступление.
Генерал неуклюже прочертил пальцем по карте:
– Девятый броневой дивизион здесь, Двенадцатый Метательный – здесь. Саламандры – тут, где , как мы знаем, они сконцентрировали своих огнедышащих. Моряки готовы высадиться на побережье и вновь захватить достаточно кракенов. Один удар – и мы их погоним.
Майор засопел в бороду и мрачно уставился в круглый кристалл. Шар был мутный и темный. Враг создавал такие помехи для наших кристаллов, что их невозможно было использовать. Мы, естественно, отвечали тем же. капитан Грейлок нетерпеливо застучала по столу безукоризненно наманикуренным ногтем. Она была такая чистенькая и красивая, что я решил, что в конце концов я ей не нравлюсь. Во всяком случае сейчас, когда мой подбородок покрыт трехдневной щетиной.
– Но, по-видимому, что-то идет не так, сэр, – отважился сказать я.
– Правильно, будь оно проклято, – сказал Ванбрух. – В Тролльбурге.
Я кивнул. Сарацины пока удерживали этот город. Город ключ к позиции. Оседлавший шоссе № 20 и охраняющий подступы к Салему и Портланду.
– Мне кажется, мы предлагали захватить Тролльбург, сэр, – пробормотал я.
Ванбрух нахмурился:
– Это должна сделать Сорок пятая, – проворчал он. – Если мы опростоволосимся, приятель, они сделают вылазку, отрежут девятый и сорвут всю операцию. Кроме того, майор Хариган и капитан Грейлок из Четырнадцатого, доложили мне, что у гарнизона Тролльбурга есть ифрит.
Я присвистнул. Озноб пополз вдоль позвоночника.
Халифат, не задумываясь, прибегал к использованию Сверхъестественных сил (в частности поэтому остальной мусульманский мир относился к сарацинам, как к еретикам, и ненавидел их не меньше, чем мы). Я бы никогда не подумал, что они зайдут так далеко, что сломают печать Соломона.
Вышедший из повиновения ифрит, может причинить невообразимые разрушения.
– Надеюсь, у них от только один… – прошептал я.
– Один, – сказала Грейлок. У нее был низкий голос, он мог бы казаться приятным, если бы она не говорила так отрывисто. – Они прочесали все Красное море, надеясь найти еще одну бутыль Соломона. Но, кажется, это – последняя.
– Все равно плохо, – сказал я. Усилие, которое потребовалось, чтобы голос звучал ровно, помогло мне успокоиться. – Как вы это узнали?
– Мы из Четырнадцатого, – зачем-то сказала Грейлок.
Как бы то ни было, ее кавалерийский значок вызвал у меня удивление. как правило, из всех новобранцев, только кислолицые школьные учительницы (и им подобные), годятся на то, чтобы раскатывать на единорогах.
– Я просто офицер связи, – торопливо сказал майор Харриган. – Лично я не езжу на метле…
Я усмехнулся. Ни одному американскому мужику (если только он не член какого-нибудь Святого ордена) не захотелось бы сознавать, что его посчитали пригодным справиться с единорогом.
Майор свирепо посмотрел на меня и залился краской.
Грейлок продолжала будто диктуя. Она говорила по-прежнему резко, хотя тон ее голоса несколько изменился.
– Нам повезло, взяли в плен бимбаши штурмового отряда.
Я допросила его.
– Они держат рот на хорошем замке, эти знатные сыны пустыни, – сказал я. Время от времени я сомневался про себя в Женевской конвенции, но мне бы не понравилась идея нарушить ее окончательно. Даже если неприятель подобных угрызнений совести не испытывает.
– О, мы прибегаем к жестоким мерам, – сказала Грейлок. – Мы поселили его в очень хороших условиях, и очень хорошо кормили. но, в то мгновение, когда кусок оказывался в глотке, я превращала его в свинину. Он сломался очень быстро и подробно рассказал, все что знал.
Я громко расхохотался. Ванбрух захихикал. Но она продолжала сидеть с невозмутимым видом. трансформация органики – это всего лишь перетасовка молекул. Атомы не изменяются, так что риска получить дозу облучения нет. Но, конечно, трансформация требует хороших знаний и в области химии. Здесь и кроется подлинная причина, почему обычно пехотинец относится к Техническому корпусу с завистью.
Неприкрытая ненависть к тем, кто может превратить НЗ в отбивную или в жаркое по-французски. У квартирмейстеров хватает затруднений с заклинанием обычных пайков, чтобы отвлекаться на создание изысканных блюд.
– О'кей, вы узнали, что у них в Тролльбурге есть ифрит, – сказал генерал. – Каким еще они располагают силами?
– малый дивизион, сэр. вы бы взяли город голыми руками, если бы можно было обезвредить этого демона, – сказала Грейлок.
– Да. Я знаю, – Ванбрух покосился в мою сторону. – Ну, капитан, рискнете? Если вам удастся справиться с ним, это означает по меньшей мере Серебрянную Звезду… Простите, Бронзовую.