Литмир - Электронная Библиотека

Александр и Лев Шаргородские

Дом с крышей в стиле РОКОКО

На сорок седьмом году своих путешествий Лурия прибыл в городок, где‑то в Европе, но на краю с Азией, откуда, впрочем, в хорошую погоду виднелся и кусок Африки.

Городок был ничем непримечательный и Лурия уже было собрался покинуть его, как в местной харчевне повстречал старого еврея с зеленоватым лицом, в красном картузе, сюртуке и брюках в клеточку. В руках у него была скрипочка.

— Пан уже покидает наш штетл? — спросил еврей, будто они были давно знакомы.

— Вы клезмер? — Лурия не любил прямо отвечать на вопросы.

— Нет, шер мсье, просто иногда поигрываю.

— В харчевне?

— На крыше, либе герр, заберусь на какую‑нибудь крышу и играю.

— Почему не на земле?

— С крыши лучше виден наш мир, милостивый пан.

— Не трудно забираться в вашем возрасте? — еврею было лет семьдесят.

— Не так трудно забираться, как слезать, — ответил тот, — иногда меня снимает местная пожарная команда. Пожаров у нас почти нет — должны же они чем‑то заниматься. Так вы нас покидаете?

— А что смотреть в стольном граде? — поинтересовался Лурия.

— Меня зовут Шимен, — еврей приподнял картуз, — какие у вас красивые часы, либе герр, какой циферблат, какие стрелочки! Сразу видно, что они всегда показывают хорошее время… У меня никогда не было такого времени, у меня никогда не было таких часов… Как зовут уважаемого эффенди? Простите, что я вас по — разному называю — через наше местечко прошло столько армий, — через Шимена прошли немцы, турки, французы, кто только через меня не прошёл, сеньор…

— Лурия, — продолжил тот.

— Каро сеньор, — протянул старик, — вы знаете, что у вас разные глаза?

Один смеётся, другой плачет.

— Не замечал, — сказал Лурия.

— Это для равновесия, — успокоил Шимен, — и вот вы с вашим равновесием ничего не увидели в нашем местечке. Посмотрите на меня левым глазом. Что вы видите?

— Еврея с нечесанной бородой.

— Теперь правым.

— Евремя с нечесаной бородой.

— Не понимаю, — вздохнул Шимен, — зачем Б — г дал вам два разных глаза, если вы ими видите одно и то же. Ну, хорошо, и сколько лет этому еврею?

— Левым глазом 75, правым — чуть меньше.

— Это потому, что он веселее. Так вот, смотрите на меня правым глазом, смотрите левым — мне 311 лет! — Шимен оправил бороду.

— И сколько из них вы сумасшедший? — поинтересовался Лурия.

— 35, — ответил еврей, — в 110 лет я принял себя за Мессию, но когда к нам пришёл другой мишуге, тоже Мессия — я выздоровел… Кого я только не помню, милостивый пан. Через меня проходил Наполеон — уставший, сумрачный, он что‑то съел и у него болел живот. В нужнике вон той хаты он отсидел часа полтора. Если б не желудок императора, мы бы уже давно жили во Франции. Он бы захватил эту землю, и тут была бы какая‑нибудь Бургундия. Но разве можно выиграть войну с плохим желудком?! Когда всё время тянет в нужник? То же самое случилось с Францем — Иосифом, хотя он сидел совсем в другом нужнике, — вы видите хату на краю поля? И знаете, почему у императоров плохие желудки? Я вам скажу — надо питаться дома. А они вечно в походах. Если б они сидели дома и кушали домашнюю пищу, у них бы были отменные желудки и впридачу не было бы войн. Кстати, я думаю, что и у вас плохой желудок, вы не ведёте войн, но вы много путешествуете. Вот вы были в Риме, вы излазили все холмы, и что есть в вашем Риме? Только не перечисляйте мне форум, и Колизей, и бани. Кладбище там есть?

— Есть, — сказал Лурия.

— А Вена? Зачем вы рыскали по Вене, что там есть в вашей Вене?

— Дунай есть, — начал Лурия, — Опера…

— Я вас спрашиваю — кладбище есть?

— Д — да…

— Ну, вот видите! И в Рио есть, и в Иерусалиме, и в какой‑нибудь Качабамбе! Всюду есть! А у нас — нету! И вы хотели уехать из такого удивительного штетела!

— Почему у вас нет кладбища? — спросил Лурия, — и что в этом интересного?

— Любой город, шер мсье, интересен тем, чего в нём нету! А не тем, что есть. У нас нет кладбища, милостивый пане, потому что у нас никто не умирает.

— Поздравляю, — скзал Лурия, — я слышал только об одном вечном жиде.

— Халоймес, — бросил Шимен, — у нас в штетеле 948 вечных жидов и примерно столько же вечных жидовок. Вот, взгляните на трактирщика, у него три рака. Он похож на умирающего? Как огурчик, не правда ли? Первый рак у него уже 170 лет. Спросите, как он себя чувствует. Да не стесняйтесь… Эй, Рубинчик, тебе тут хотят задать вопрос.

— Как вы себя чувствуете? — выдавил Лурия.

— Как бык, — рявкнул тот, — вам бы так себя чувствовать.

Лурия вздрогнул.

— Сколько, вы думаете, болезней у меня? — спросил Шимен, — я имею в виду смертельных? Четырнадцать!!! Перечислить?

— Сколько отсюда до вокзала? — поинтересовался Лурия.

— Четырнадцать смертельных, — продолжил старик, — и никакой надежды сыграть в ящик! Вместо того, чтобы торопиться на поезд, милостивый пан, вы бы поинтересовались, почему у нас не умирают.

— П — почему у вас не умирают? — поинтересовался Лурия.

— Приятно, что вы проявляете живой интерес, — заметил Шимен, — так вот — у нас не умирают, потому что среди нас живет и работает Янкл Дудл!

— Он — волшебник? — спросил Лурия.

— Почему? Гробовщик.

— Мсье Шимен, — сказал Лурия, — какого черта он делает гробы, если никто не умирает?!

— Вы были почти во всех странах, — Шимен вздохнул, — вы прочитали почти все книги и у вас разные глаза — но мудрым вы не стали. Потому‑то никто и не умирает, милостивый пан, что Янкл Дудл строгает гробы. Янкл Дудл, каро сеньор, неудачник. Но не простой неудачник, не какой‑нибудь там рядовой неудачник, как Хаим Разумный или Нахум Породистый — Янкл Дудл король неудачников, если хотите — царь, если желаете — Наполеон неудачников, когда у него хорошо работал желудок.

Вся жизнь Янкеля была одна неудача.

Если он продавал шляпы от солнца — в пустыне начинались дожди.

Если начинал торговать вином — все принимались пить кофе.

Если продавал кофе — изобретали пиво.

Если был пожар в Александрии, сгорал только его дом, на Украине, за три тысячи вёрст.

Если было землетрясение в Японии — разваливалась только его хата.

И если случалось наводнение на Брахмапутре — заливало только его.

Всё это надоело ему, и он решил наложить на себя руки — пойти и утопиться. Там, где он жил, текла неплохая река, и он знал в ней симпатичный омут. В реке этой ежегодно тонуло несколько десятков совсем и не мечтавших утонуть, а Янкл мечтал и к тому же не умел плавать.

И вот он вошёл в реку и двинулся к омуту, и когда уже произнёс “Шма, Исраэль” и приготовился нырнуть — вы можете мне не верить — волны расступились пред ним, как перед Моисеем, когда он вёл нас из Египта.

Янкл Дудл вернулся домой и полез в петлю. На этой веревке можно было б повесить быка, а крюк выдержал бы лошадь, но рухнула крыша.

Его откапывали двое суток, хотя он умолял его оставить под развалинами.

Он решил выпить бутыль купороса, но здоровье его только укрепилось, так как оказалось, что в организме его не хватало меди.

И тогда Янкл Дудл взял посох, сумку и пошёл по миру — он искал молнию, гром, ураган, он жаждал цунами, он мечтал угодить в кратер вулкана — столько в мире стихийных бедствий!

Всё было напрасно.

Впрочем, в вулкан он таки угодил, в кратер Этны — извержения ждали со дня на день.

Янкл просидел в кратере полгода и вылез замерзший — Этна остывала.

И вот так бродил он по свету, и однажды, осенним днем, где‑то на рубеже двух веков, когда лило и половина местечка лежала с воспалением легких, а пенициллина, хочу вам напомнить, тогда ещё не было, Янкл Дудл прибыл к нам.

Это было страшное время — мы готовились к смерти! Но даже не это нас уже волновало — нас волновало, в чём нас будут хоронить.

Люди мёрли, как мухи, но первым, конечно, умер гробовщик.

1
{"b":"156749","o":1}