– Значит, туда ему и дорога. Все, мужики, грузимся, – скомандовал Таран. – До темноты еще город осмотреть надо.

– Город? – встрепенулся Глеб.

– Вон там… – сталкер указал на маячившие вдалеке руины. – Гидроэлектростанция. Плотину проедем, а дальше – Рыбинск.

Однако, к глубочайшему сожалению Глеба, поглазеть на развалины гидроэнергетического узла, в свое время являвшегося третьей ступенью знаменитого Волжско-Камского каскада ГЭС, так и не удалось. Огибая пятно радиационного заражения по широкой дуге, экспедиция благополучно достигла берегов Волги, откуда открывалась не менее завораживающая панорама: покореженная махина Волжского моста, увенчанное фигурными кровлями здание Рыбинского музея-заповедника и обветшалый, но все еще сохранивший былое величие Спасо-Преображенский собор с пронзающим небо шпилем пятиярусной колокольни.

– Красотища какая… – не сдержала эмоций Аврора, прильнув к стеклу.

– Отвел Господь беду, уберег храм… – Мигалыч оторвался от созерцания древних строений и поддал газу, направляя «Малютку» вглубь города.

Стоило покинуть набережную, и торжественная монументальность самобытной архитектуры плавно сошла на нет, сменившись унылыми панельными коробками жилых кварталов. Выстроившиеся вдоль пустынных улиц дома выглядели абсолютно безлюдными. Ни единого отблеска костра, ни следов на заметенных снегом тротуарах, ни эха одинокого выстрела – город был мертв, без своих хозяев давно превратившись в окаменелый скелет, скалящийся на нежданных визитеров бетонными клыками-руинами.

– Дальше опасно, – подал голос путеец. – Завалы повсюду. Можем застрять.

– Возвращаемся к реке? – в голосе Глеба сквозило разочарование.

Но Таран опять медлил с решением и после непродолжительных раздумий вновь потянулся за противогазом.

– Пешочком попробуем. Глядишь, накопаем что-нибудь. Ведь должен был хоть кто-нибудь уцелеть?

На сей раз вышли усиленным составом. Каждому хотелось хоть немного размять ноги после длительной поездки. Даже Аврора – и та напросилась. Пешеход, не желая показаться слабым звеном, бодро ковылял вслед за остальными, несмотря на боль в перебинтованной ноге. Сторожить «Малютку» с готовностью вызвался Индеец. Парень с самого утра пребывал не в лучшем настроении, особенно после посудомоечных процедур, и «шататься по каменюкам» желания не изъявил.

Какое-то время, озираясь по сторонам, группу вел Таран, но спустя пару кварталов Мигалыч вдруг прибавил, обойдя опешившего командира, и целенаправленно двинулся к площади, маячившей за руинами девятиэтажного панельника.

– Эй, батя! Ты чего там увидал-то?

– Я узнал это место! Узнал! Улица Моторостроителей!

Старик, не оборачиваясь, призывно махнул рукой и, чуть ли не срываясь в бег, устремился прямиком в прореху между полуобвалившимися стенами. Первым достигнув открытого пространства, он замер на месте, разглядывая нечто, пока еще недоступное взорам отставших членов отряда.

Когда Глеб сотоварищи поравнялся с путейцем и смог наконец насладиться открывшимся зрелищем, от нахлынувших эмоций перехватило дыхание. Посреди площади, опоясанный каскадом многоступенчатых лестничных маршей, возвышался внушительный постамент в форме наклонного параллелепипеда, а на нем… воспарив над домами, рождая нереальное ощущение стремительного движения, застыл в вечном полете настоящий самолет. Сглаженные обводы корпуса, размах стреловидных крыльев, таинственное, во всю длину фюзеляжа, слово «АЭРОФЛОТ» – все поражало в этой остроносой железной птице, невольно заставляя проникнуться уважением к молчаливому пришельцу из другой эпохи, а также силе человеческого гения, способного создавать подобные шедевры.

– «Ту-104», – благоговейно произнес старик. – Первый отечественный реактивный пассажирский самолет. Двадцать шесть мировых рекордов! В свое время на западе настоящий фурор произвел. А эту модификацию даже в Чехословакию поставляли. Правда, капризный аппарат был, неустойчивый. На малых скоростях сваливание проявлялось. Механизация крыла слабая…

– Ты прям ходячая энциклопедия, Мигалыч, – пошутил Дым.

Осведомленность старика в области авиастроения никого не удивляла. Не раз уже доводилось слышать его увлекательные истории о славном довоенном прошлом и безумно интересных годах службы в качестве летчика-испытателя. Однако никогда Мигалыч не рассказывал, почему в один прекрасный момент расстался с небом и ушел под землю, в метрострой.

– Уже и не помню, в каком году, но прямо тут, под этим самым памятником, со своей Верочкой и познакомился, пусть земля ей будет пухом… – голос старика на мгновение дрогнул. – В командировку я сюда приезжал. В НПО «Сатурн».

– Эн-пэ-о… – повторил Глеб, прислушиваясь к незнакомым звукосочетаниям.

– Научно-производственное объединение, – пояснил Мигалыч. – Газотурбинные двигатели для военной и гражданской авиации конструировали. Мощнейший научный центр был, скажу я вам! Недалеко здесь, кстати. Может, и уцелело что еще…

– Ты, видимо, из-за супруги своей с полетами завязал? – прямо спросил Таран.

Старик отрицательно помотал головой.

– Наоборот! Верочка меня, можно сказать, за профессию и полюбила… – из-под противогаза послышался тяжкий вздох. – Все из-за той злосчастной посадки… Полгода по больничным койкам, медкомиссия и… профнепригодность, туды ее в качель. Слово-то какое дурацкое… Профнепригодность… Клеймо, а не слово. Придумали же!

Мигалыч в сердцах всплеснул руками, полез за табаком, но, вспомнив про противогаз, тихо выругался. Затем, постояв в нерешительности какое-то время и предаваясь воспоминаниям, сделал несколько робких шагов по направлению к махине самолета, задрал голову вверх.

– Хотел бы я еще хоть разок подняться в небо… – донес ветер искаженные маской слова. – С тех самых пор, как летную форму на путейскую поменял, душа болит.

Утешать ностальгирующего старикана никто не решился. Даже Аврора, качнувшись было вперед, осталась на месте. Слишком личное это, чтобы вмешиваться.

Всю обратную дорогу Мигалыч молчал, замкнувшись в собственном мирке из переживаний и несбывшихся надежд. Один раз Геннадию даже пришлось подстраховать бедолагу, иначе угодил бы прямиком в канализационный колодец, и поминай, как звали… Зато когда из-за угла покосившегося магазина показался силуэт «Малютки», все вздохнули с облегчением, радуясь скорой возможности окунуться в уютное тепло кают-компании, насладиться горячим ужином и отвлечься наконец от навевающих тоску пейзажей мертвого города.

Индеец разметал грезы о вечерней трапезе в пух и прах. Как оказалось, за время отсутствия экипажа он даже не приступал к готовке, а, пребывая в угнетенном состоянии духа, находился в своем углу и самозабвенно изучал грязь под ногтями. Хорошо еще, что Таран сразу же полез в кабину, занявшись прокладкой дальнейшего курса. Иначе не избежать бы лентяю серьезной выволочки. Но на этот раз обошлось. Аврора с готовностью подменила Индейца на камбузе, радуясь возможности лишний раз поэкспериментировать в нелегком поварском деле.

Уже ближе к полуночи Мигалыч с командиром вывели «Малютку» на берег Волги, где Глеб наконец-то решился поделиться с отцом возникшими подозрениями.

– Выкладывай, что надумал, – с ходу начал Таран, стоило мальчику появиться в штурманской кабине. – Я же вижу, маешься весь день.

Глеб пристроился на заднем сиденье, прикрыв за собой створку люка.

– Ты ничего странного не заметил?

Сталкер вполоборота посмотрел на приемного сына.

– Продолжай.

– Мне кажется, с Пешеходом не все так просто, – вполголоса выпалил Глеб. – Сам посуди, что он на мосту забыл? В промзону шел? В дым? Для чего? Да и где там падать? Как он вообще ногу умудрился поранить? Вон как шустро по Рыбинску рассекал! А если раньше ушибся, то зачем на мост двинул? Ведь самое приметное место в округе! А он, вроде как, в бегах…

Наемник перевел взгляд на забранное металлическими шторками оконце, за которым в свете фар, влекомые ветром, кружили невесомые снежные хлопья. Видно было, что сбивчивый монолог сына его пока особо не зацепил.