Тем летом радио день и ночь вещало о новых победах, дикторы захлебывались от восторга, а по пыльным дорогам Украины и Белоруссии ползли немецкие танки, окрашенные для устрашения противника в черный цвет. Потом их пришлось перекрашивать: слишком хорошей мишенью они оказались для русских артиллеристов, бесстрашно выкатывавших на прямую наводку свои маленькие пушки, прозванные ими «прощай, Родина», – об этом Бергер читал в донесениях. И стало появляться на фронтах все больше и больше неуязвимых советских танков. А потом русским стали поставлять танки союзники.
Теперь у вермахта есть «тигры», но специалисты отмечают неповоротливость их башни – после пристрелочного выстрела немецкого танка Т-34 менял место и бил «зверя» по борту. Первая смертельная схватка этих машин произошла не так давно, в конце прошлого, сорок второго года, когда Манштейн пытался прорваться на помощь Паулюсу через выстуженные ветрами заснеженные донские степи, имея в составе своей группы сорок четыре новых танка с усиленной броней и вооружением. Но Манштейн так и не дошел.
И еще одно проклятье – в Германии нет марганцевой руды, без которой невозможно выплавить броневую сталь высокой прочности, не уступающую русской. Не зря на одном из совещаний фюрер заявил, что потеря немецкими войсками Никополя, с его залежами и разработками марганцевой руды, означала бы скорый и неутешительной конец войны. А русские изо всех сил жмут и там…
Из-за пригорка выполз угловатый тяжелый танк, приостановился на мгновение и выстрелил по неподвижному Т-34. Глухо ухнул по башне снаряд, звонко хлопнуло эхо танковой пушки, тут же заглушенное ревом мотора. Фюрер поднял голову от стереотрубы и вяло хлопнул в ладоши:
– Браво!
Стоявший рядом с Бергером группенфюрер Этнер чуть заметно улыбнулся, сдерживая радость.
«Спектакль, – неприязненно покосился на него Бергер. – Кого обманываем? Себя…»
Гитлер вновь приник к окулярам. «Тигр» на полигоне развернулся, часто захлопали выстрелы его пушки, в щепы разнося снарядами доски щитов мишеней в виде силуэтов русских танков. Присутствовавшие в бункере оживились.
Выбрасывая из-под траков комья мерзлой грязи, бронированная машина выползла на новую позицию, направив хобот орудия на советский танк. Выстрел, градом посыпались искры от болванки, ударившей в уральскую броню, раздался рокот мотора и поплыл сизый дымок выхлопов танкового двигателя.
Один из военных отошел к установленному на столике полевому телефону, снял трубку и коротко отдал приказание.
– Грандиозно! – потирая руки, Геббельс повернулся к Герингу и впился в его оплывшее лицо своими маленькими глазками. – Стоило выпустить на поле несколько машин. Какая мощь!
Геринг в ответ только вежливо кивнул и, не проронив ни слова, поднял бинокль. Из люка «тигра» быстро вылез экипаж и бегом направился в сторону русской бронированной машины, забрался в нее. Наклонившись к фюреру, Гиммлер что-то тихо сказал.
«Радуется, – подумал Бергер. – Наконец-то он рядом с вождем. Всю жизнь мечтает войти в „аувбау“ – костяк партии, но в него входят улетевший в Англию Гесс, сам фюрер, Штрассер и Розенберг. Некоторых уже нет, но Гиммлера так и не включили в „костяк“, как и Геббельса с Герингом. И сейчас „черный Генрих“ упивается близостью к вождю, когда другие стоят от него поодаль. Все видят его рядом с фюрером, все…»
Застучали пушки батареи, защелкали по броне «тигра» снаряды, не причиняя ей вреда; глаза присутствующих словно прикипели к спине Гитлера, плечи которого чуть заметно вздрагивали при каждом выстреле.
В небо взлетела белая ракета, стрельба прекратилась. В наступившей тишине бухнула пушка русского танка, и все явственно увидели, как в борту «тигра» появиласъ дыра.
– Что это? – досадливо выпрямился фюрер.
Обернувшись, нацистский диктатор обвел глазами побледневшие лица военных. Конструкторы незаметно ретировались за спины генералитета.
– Я спрашиваю, что это? – щетка усов Гитлера дернулась в недовольной гримасе. Встав спиной к стереотрубе, он привычно сложил руки в низу живота, положив ладони одна на другую. – Опять? Еще недавно меня пытались уверить, что все доведено до конца, что больше не потребуется никаких доделок. Ложь?!
Изо рта фюрера вместе со словами вылетали легкие облачка пара – в бункере было прохладно, несмотря на постеленный для вождя ковер и включенные переносные калориферы. В длинные окна бойницы задувал свежий ветер с полигона, принося с собой кислый запах пороховых газов и пряный свежий дух сырой земли и талого снега – запахи уже недалекой весны.
– Там, – Гитлер патетически показал рукой в сторону, – доблестные солдаты великой Германии ждут нового оружия! А что я вижу здесь?
Военные понуро молчали. Геринг сопел, багровея лицом и стараясь не встречаться с фюрером взглядом. Геббельс отвернулся, преувеличенно внимательно разглядывая ногти на руках.
«Почему он без шинели? – неожиданно подумал Бергер, глядя на Гитлера. – Прохладно, а он ведь боится простуды».
– Вы видели? – тихо спросил он. – Видели?
– Да, мой фюрер! – дрожащим от волнения голосом ответил Этнер.
Гитлер опустил глаза и скорбно поджал губы, беспокойно шевельнулись пальцы его руки, придерживающей полу кожаного пальто.
– Генрих говорил мне о вас. Сейчас нам как никогда важно знать все секреты танковой брони русских. Надо работать, работать еще быстрее и еще лучше! – подняв глаза, фюрер поощрительно улыбнулся Этнеру. Потом снова перевел взгляд на Бергера. – За что получили крест?
– За кампанию тридцать девятого года! – отрапортовал оберфюрер.
– Да, да, – вяло кивнул ему Гитлер. – Работайте! – и пошел к выходу, сопровождаемый адъютантами и рейхсфюрером СС.
Припадая на больную ногу, проскакал мимо Геббельс, потом важно прошествовал Геринг, следом потянулся генералитет. Выждав, пока они выйдут, выбрались из бункера и Этнер с Бергером. Кортеж фюрера уже убыл, но на площадке еще стояли машины Гиммлера и генералов. Словно в ответ на эти мысли, фюреру подали длинное черное кожаное пальто на утепленной подкладке. Небрежно накинув его на плечи, дрожащей от едва сдерживаемого гнева рукой он поправил завернувшиеся полы и, кивнув рейхсфюреру СС, пошел между почтительно расступившихся генералов к выходу из бункера. Следом заторопился Гиммлер. Догнав фюрера, он что-то шепнул ему. Тот резко остановился:
– Где они?
Стоявший за спиной вождя рейхсфюрер сделал знак Этнеру и Бергеру подойти ближе. Чувствуя, как становятся тяжелыми и непослушными ноги, Бергер шагнул вперед, встав рядом с группенфюрером Этнером. В лицо ему уперлись зеленоватые, как мутное бутылочное стекло, глаза Гитлера, дернулась в нервном тике его щека.
Бергер знал, что у Гитлера есть двойники, которые проезжали в одинаковых автомобилях по различным маршрутам, чтобы никто не догадался, где именно поедет настоящий вождь нации. Наверное, сейчас эти авто, сопровождаемые охраной, несутся по дорогам к Берлину, взвизгивая покрышками на крутых поворотах шоссе и нигде не снижая скорости, пока не въедут в ворота рейхсканцелярии.
Небо очистилось от туч, выглянуло солнце, заиграли блики на лаково-черных боках чисто вымытых машин, чередой выстроившихся на площадке перед бункером. Проезжавший мимо Бергера и Этнера автомобиль рейхсфюрера притормозил, опустилось стекло – в глубине салона бледным пятном виднелось лицо Гиммлера с поблескивавшими стеклышками пенсне.
«Странно, – подумал Бергер, – руководители спецслужб двух воюющих держав носят пенсне. Только один предпочитает с овальными стеклами, а другой – с прямоугольно-квадратными. Общность характеров? Или у обоих близорукость, причем не только физическая, но и политическая?»
Опять понуждают нас к гонке за сиюминутной выгодой, не видя возможностей длинной политической интриги! Что такое временный успех, успех одной военной или разведывательной операции? Разве его решает только броня? Ее секреты дело абвера, а не политической разведки. Но почему же все-таки оба носят пенсне – Гиммлер и глава советской службы безопасности?