– Явка на Мостовой, три? – уточнил Антон.

– Да, – глухо ответил Колосов, – там Прокоп жил у одной старухи. Дом сгорел уже после гибели Сергачева. Мы проверяли, обычный несчастный случай. По Слободе тоже работали – его знают, действительно воевал в партизанах и сидел в лагерях, несколько раз бежал. Прокоп сообщал, что к нему приходила девчонка из деревни, где скрывался беглец. Тут немцы везде его фото на листовках развешивали, ошибки быть не могло. Мы дали добро на встречу, надеясь узнать, что хотел сообщить Сушков, но, возвращаясь после встречи в отряд, Сергачев подорвался на мине. Тело я видел.

– Да, я слышал, – напомнил Волков. – В деревне были?

– Пожгли каратели, – вздохнул Чернов, – всю пожгли, а жителей расстреляли. Кто-то донес, а кто, нам выяснить пока не удалось.

– После побега, особенно когда Слободу не нашли, немцы как с цепи сорвались, – помолчав, продолжил Колесов. – Весь город и район вверх дном перевернули, карательные экспедиции одна за другой, нам пришлось отойти, связь с людьми в городе почти оборвалась, а когда опять перебазировались, то выяснилось, что подполье надо практически заново воссоздавать. Полютовали они в Немеже.

– Как сейчас? – поправил фитиль коптилки Семенов.

– Налаживаем, – начальник разведки явно был не расположен к пространным объяснениям, – восстановили несколько явок, работаем.

Было слышно, как топчется около землянки специально выставленный часовой; в низкое, почти вровень с землей, оконце проник тонюсенький лучик солнца, предвещая близкий вечер; где-то неподалеку рубили дрова, и топор звонко стучал, раскалывая поленья. С тихим шорохом сыпался песок с земляных стен, обитых березовыми неошкуренными жердями, делавшими землянку светлее.

Мигал огонек коптилки, сделанной из гильзы немецкого снаряда, и без этого огненного мотылька с траурной каймой сажи на конце язычка пламени даже березовые жерди не спасли бы от сумрака. Ломались на стенках тени сидевших за столом людей, а снаружи причудливо играл вечерними красками угасающий весенний день – ветреный, прохладный, но уже заметно припекающий на затишье, с сочной зеленью надевшего свой роскошный наряд леса и первыми цветами на полянах.

«Сидим, как заговорщики, – невесело подумал Волков, – и не можем сказать друг другу всего в открытую. Правда, Чернов и Колесов могут, а у нас нет на это права: слишком многое будет потом связано даже с одним неосторожно брошенным словом».

– Подходы к немцам есть? – прервал он затянувшееся молчание. – Или после гибели Сушкова все отрублено?

– Такого, как Дмитрий Степанович, нам, конечно, теперь найти трудненько, – вздохнул Чернов. – Хороший был человек, пусть и путался в жизни, но какой-то незащищенный, что ли, хотя и постоять за себя умел. Терялся от несправедливости судьбы и людей, мягкий чересчур, но языком немецким владел, как истый фриц. Долго они ему доверяли, однако Бютцов, как ни прискорбно, оказался хитрее нас. А подход мы нашли, правда хилый, зачем скрывать – парикмахерша, обслуживает ихних летчиков с аэродрома.

– Надежна? – прикуривая от огонька коптилки, бросил на секретаря испытующий взгляд Семенов, поняв невысказанную мысль Антона.

– Хотите в город отправиться? – вопросом на вопрос ответил Колесов.

– Контакт можно установить с этой парикмахершей? Кстати, как ее зовут? – поинтересовался Волков.

– Нина, – ковыряя ногтем сучок на сосновой плашке стола, отозвался начальник разведки. – Как хотите, так и устроим, а насчет надежности можете не сомневаться. Что еще?

– Надо отправить разведку в поиск по определенному маршруту, – попросил Волков, – проверить путь Слободы к фронту. Можете? И… как там Бютцов поживает?

– Разведчиков подготовим и пошлем, – согласился Колесов, – а немчик ваш живет неслабо, в замке устроился, где госпиталь люфтваффе. Там и его берлинское начальство обитает. В город ездят, но не часто, больше вызывают местных гадов к себе. Общаются преимущественно с начальником СС и полиции Лиденом, с армейскими чинами и, крайне редко, с гражданской администрацией. Бютцов весь замок перекопал, это еще Сушков рассказывал, сокровища, якобы спрятанные польским паном, ищет. Говорят, картины нашел, но я пока не установил, правда или нет. Целый саперный батальон держит для раскопок.

– Немцев в Немеже много? – Семенов примял окурок в пустой жестянке и достал новую папиросу.

Первые сутки их пребывания в немецком тылу скоро подойдут к концу, а нового еще ничего узнать не удалось, и дополнить сведения, которые уже собраны в Москве, пока практически нечем. Если дело так пойдет и дальше, сколько же тут придется торчать? Ждать в Центре не станут. Прокоп-Сергачев подорвался на мине; деревню, в которой прятался после побега Семен Слобода, немцы сожгли, расстреляв всех жителей; дом, где располагалась явка, сгорел вместе с хозяйкой; Сушкова повесили во дворе тюрьмы СД, а сам Слобода обезумел от пережитого… Дела!

– Хватает, – погладив себя ладонью по лысине, горько усмехнулся Михаил Петрович, – аэродромная обслуга и охрана, в том числе словаки, – он начал загибать пальцы, – саперы из замка, госпитальная обслуга, гарнизон с эсэсовским взводом комендатуры, полицаи, гестапо, летчики, охрана станции, каратели, части, отведенные с фронта для отдыха и пополнения, автомастерские, депо, мостоотряд. Еще тюрьма с усиленной охраной и снабженцы-тыловики. Те вообще, как крысы, шастают.

– Что про берлинского гостя слышно? – Антон откинулся спиной на березовые жерди, ощутив их округлую твердость и тонкий, не успевший выветриться аромат леса. Послать бы к чертям всю эту войну, уйти сейчас в заросли, дышать полной грудью, забыв о немцах, подозрениях в измене, перелетах через линию фронта. Жизнь так хрупка и случайна, а мы сами укорачиваем ее себе и другим, только в конце пути начиная понимать, как многое сделано зря, как никчемно и бездарно потратил силы, не помогая, а мешая другим жить.

Но сейчас он именно помогает, и нет права забывать о долге, предавать тех, кто доверил ему свою судьбу. И это не только генерал, лихой кавалерист в прошлом, заключенный тоже в прошлом, а ныне командующий фронтом, – это Ермаков, сотни тысяч красноармейцев и командиров, огромные массы людей, чья дальнейшая судьба прямо или косвенно зависит от того, что и как сделают здесь с помощью укрывшихся в лесах народных мстителей два прилетевших из Москвы разведчика-чекиста.

– Сушков, помню, рассказывал про него, – откликнулся Колесов. – Тощий, волосики серые, высокий, костистый, на пальце перстенек носит с черепом. Серебряный, что ли, в общем, белого металла.

– Платиновый, – поправил Волков. – Это оберфюрер Бергер из РСХА, а колечко с черепом ему лично Гиммлер подарил за службу. У них считается очень почетным получить такой презент от рейхсфюрера. У Бютцова шрам на голове есть? Вот тут? – он показал, где должен остаться след его пули.

– Есть, – удивленно посмотрел на него Колесов. – Точно. Знакомый, что ли?

– Это несущественно, – прервал его Семенов, – просто о противнике следует знать все, вплоть до мелочей, поэтому Хопров интересуется. Готовьте поиск разведчиков, маршрут мы дадим и начнем собираться в город. Желательно, чтобы нас в лагере видели как можно меньше.

– Ежику понятно, – буркнул начальник разведки. – Если мундирчики немецкие хотите натянуть, то не советую. Жестоко у них там с учетом не только прибывающих, но и проезжающих. Первый же патруль остановит и потащит в комендатуру. Лучше попробовать с местным населением смешаться и пройти, хотя это тоже… Но мы еще помозгуем, как все устроить, есть одна мыслишка. Если вопросов больше нет, то сейчас я вам ужин принесу, а потом зайду с бумагами. Посидим, покурим, про оперативную обстановочку в Немеже расскажу. У меня все немецкие приказы и распоряжения подобраны в хронологическом порядке, трофейные документы есть, письма солдат и офицеров. Глядишь, пригодится чего.

– Спасибо, – улыбнулся Волков…

Ночью Антон долго лежал на нарах, прислушиваясь к шумам леса и к тому, как беспокойно вертится внизу Павел Романович. Не спалось ему – день тяжелый, полный разговоров и напряженной работы. Колесов принес несколько сумок бумаг и сильный фонарь. Читали до одури, до рези в глазах – приказы, листовки, распоряжения бургомистрата и военного коменданта, предписания, письма немцев к родным и знакомым, справки жандармерии и полиции, биржи труда и интенданских служб. Горы документов, за которыми – невидимый постороннему глазу каждодневный и опасный труд подпольщиков и чекистов, партизанских разведчиков и связных. Попутно расспрашивали начальника разведки о работе подполья в городе, обстановке в прилегающих к нему районах, ценах на базаре и черном рынке, приметах выявленных осведомителей полиции и гестапо, изучали разведданные, полученные подчиненными Колесова.