— Да, Карин, — сказала миссис Мейкпис, устраиваясь в постели поудобнее, — если увидите нашего казначея, скажите ему, что сегодня мне понадобятся наличные и еще, чтобы он достал из сейфа мои серьги с бриллиантами и рубинами и такое же колье. И если вы случайно встретите мистера Уиллоугби…

Последовала небольшая пауза, и тонкие губы пожилой леди тронула чувственная улыбка.

— Да, миссис Мейкпис? — задержавшись в дверях, сказала Карин.

— Тогда скажите ему, что, я надеюсь, сегодня он предоставит мне возможность отыграться. Вчера он и миссис Бомонт выманили у меня с полковником Ридли всю наличность. Это было совсем не по-джентльменски… Но я прощаю ему, поскольку он самый лучший игрок в бридж, которых я только встречала. Кроме того, он еще и самый красивый мужчина! Мне кажется, я в жизни не встречала такого красавца.

— В самом деле? — пробормотала Карин с ноткой удивления в голосе.

На холеном лице миссис Мейкпис отразилось такое же удивление.

— Дорогая моя девочка, — снисходительным тоном умудренной жизненным опытом матроны отвечала она, — где уж вам с первого взгляда распознать красивого мужчину, если всю свою жизнь вы провели в скромном доме деревенского священника. Но можете поверить мне на слово, что такие, как Кент Уиллоугби, на каждом шагу не встречаются. Вы только посмотрите на его густые каштановые волосы, отливающие на солнце рыжим золотом! И потом, у него же глаза цвета настоящей зелени! За всю мою жизнь мне только однажды встретился мужчина с зелеными глазами, и тот был ужасным сердцеедом. Женщины так и падали перед ним, а он с высокомерным презрением отвергал большинство из них. Но все равно это не мешало бедняжкам пресмыкаться перед ним, как каким-нибудь рабыням. Полагаю, он от души наслаждался своей властью над несчастными.

— Но мне кажется, что мистер Уиллоугби вовсе не наслаждается своей властью над женщинами, — неуверенно возразила Карин и поспешила добавить: — Если он вообще ею обладает. Я бы сказала, что он скорее избегает их, а они увиваются за ним, привлеченные слухами о его богатстве.

— Богат и красив! — Миссис Мейкпис откинулась на подушки и устремила на потолок каюты мечтательно-восторженный взгляд. — Что за сочетание! Будь я более впечатлительна, боюсь, и я могла бы оказаться в опасности!

С чувством брезгливого отвращения Карин поспешила покинуть каюту и в узком коридоре чуть не столкнулась с одним из офицеров лайнера. Неприятное ощущение вызывала в девушке не сама миссис Мейкпис, — как хозяйка она вряд ли могла быть более обходительной и нетребовательной, — но слушать рассуждения уже старой, обрюзгшей женщины, в которых сквозит интерес к мужчине, тем более если ему чуть больше тридцати, казалось Карин просто непристойным.

Итак, сегодня вечером ее хозяйка пожелала надеть свои серьги с бриллиантами и рубинами и колье к ним. Это означает, что она намерена всерьез преследовать мистера Уиллоугби, хочет он того или нет. Вероятно, она предпочтет облачиться в какой-нибудь абсолютно неподходящий ей и чудовищно дорогой туалет, только чтобы ослепить его… Если вообще что-то способно ослепить человека с таким упрямым подбородком, с вечно насупленными бровями и суровым взглядом!

Каюта миссис Мейкпис находилась на верхней палубе, и выстланный ковровой дорожкой коридор, по которому шла Карин, в этот час был совершенно пуст. Большинство пассажиров первого класса, которые давно оставили позади свои лучшие годы, спокойно отдыхали в каютах, переваривая обильный ленч, и за исключением тихого похрапывания, доносившегося из-за дверей, кругом царила безмятежная тишина. Их лайнер только несколько дней назад оставил Англию и теперь пересекал Бискайский залив. Погода стояла удивительно теплая и приятная, без утомительной жары. Карин оказалась одной из немногих пассажиров, не подверженных приступам морской болезни, — Кент Уиллоугби также входил в их число, — и всегда спокойно передвигалась по пароходу. Пользуясь свободным временем после ленча, она решила направиться на верхнюю палубу подышать свежим морским воздухом. Ей не хотелось встречаться ни с мистером Уиллоугби, ни тем более с казначеем, который славился несносной привычкой с бесцеремонностью старого морского волка глазеть на хорошеньких девушек, к числу коих принадлежала и Карин… хотя миссис Мейкпис считала, что в собственных интересах девушки не позволять себе слишком уж много думать о своей внешности.

Высокая и стройная, гибкая как тростинка, Карин привлекала внимание темно-рыжей шапкой шелковистых кудрей и ясными серыми глазами, сиявшими в кайме темных ресниц, на матово-белом нежном лице. В ее внешности и манере держаться сказывались врожденная женственность и достоинство, очаровательно сочетающиеся с детской доверчивостью и непринужденностью. Один из мужчин на борту теплохода описал ее своему собеседнику, как нежный персик, но третий участник этого импровизированного жюри поправил его, сказав, что ему она скорее напоминает нежную магнолию.

Карин не задумывалась, похожа она на персик или на магнолию, но, как истинная женщина, обращала большое внимание на свои туалеты. После смерти отца ей осталась небольшая сумма денег, которую она употребила на приобретение одежды для этой работы, так удачно подвернувшейся ей.

Миссис Мейкпис желала нанять компаньонку для своего вояжа в Австралию, кого-нибудь, кто мог бы печатать ее письма, оказывать разные мелкие услуги, а также скрашивать одиночество шестидесятилетней вдовы. Она указала, что хотела бы, чтобы эта компаньонка была молодой девушкой, которой можно было бы приказывать, и в то же время не слишком зависимой, чтобы не обременять себя ею. Карин прекрасно владела пишущей машинкой, так как постоянно печатала проповеди своего отца, а во время перестройки старого дома приходского священника на наемные квартиры проявила здравый смысл и большую самостоятельность. Она искала не слишком скучную работу, поэтому предложение миссис Мейкпис в общем устраивало ее. На счету у Карин оставалось достаточно средств, чтобы безбедно прожить еще год, если понадобится, а в случае, если по прибытии в Австралию окажется, что больше она ни минуты не сможет выносить общество миссис Мейкпис, ей хватит денег заплатить за обратный проезд в Англию. С другой стороны, если ей понравится в Австралии и не захочется таскаться с миссис Мейкпис по визитам, она может попробовать найти себе работу в этой огромной стране и, вполне возможно, останется там на некоторое время.

Глубоко в душе она хранила память о некоем молодом человеке, который обрабатывал землю, примыкающую к церковному участку земли ее отца. Молодой человек продал свои владения и отправился в Австралию, потому что вдруг серьезно заинтересовался овцеводством, считая, что оно открывает ему более широкие перспективы на будущее. Молодого человека звали Ян Мак-стон, и перед отъездом он подарил Карин кольцо, принадлежавшее его матери.

— Это ничего не стоящий пустяк, — покраснев, извинился он и надел кольцо на палец девушки, — но мне кажется, тебе будет приятно его носить. Вы ведь очень дружили с моей мамой.

Так оно и было. Карин не помнила свою мать, а миссис Макстон жила по соседству и оказалась как раз такой добродушной, по-матерински внимательной и ласковой женщиной, какая и требовалась одинокой девочке. Если бы все шло по плану и сложилось бы так, как, казалось, и следовало с любой точки зрения, — за исключением, возможно, мнения двух главных участников этого плана, — однажды Карин и Ян поженились бы, и миссис Макстон, если бы была жива, имела бы красивую и разумную невестку, о которой можно только мечтать.

Но миссис Макстон умерла, а Яном овладело какое-то беспокойство, и вскоре он уехал из их деревни. Он сообщил Карин свой адрес в Австралии на случай, если она захочет ему написать, но она так и не сделала попытки восстановить связь между ними, хотя из его писем знала, что дела у него идут хорошо и что, когда он надевал ей кольцо своей матери, он таил слабую надежду, что оно станет неким соглашением между ними.