— Я всегда боюсь взлетать, — поделилась она с Чармиэн, — тогда и бывают всякие несчастные случаи.
Замечание не слишком ободряющее. Она сидела рядом с англичанкой, трое других напротив, через проход. Однако взлетели они благополучно и поднялись из затянутого облаками неба Западной Европы в залитую солнцем голубую даль; почти весь путь они ничего не могли разглядеть из-за облачности, и в полете не было ничего примечательного, кроме завтрака.
Они приземлились в Греции и без задержек прошли через таможню; было видно, что о них знали, — очевидно, стараниями Димитриу. Затем их проводили в автомобиль, что дало им немного времени оглядеться. Мадам уселась рядом с шофером, а четыре девушки позади, причем Чармиэн и Гортензия на боковых сиденьях. Хотя места было достаточно, Ивонн стала жаловаться на тесноту и невозможность вытянуть ноги. Гортензия пробормотала что-то о том, что никто не виноват, дескать, что ты выросла верзилой. Чармиэн внутренне с ней согласилась.
Машина миновала Пирей и выскочила на портовую площадь, вымощенную пыльным булыжником. Само место было некрасивое, с мелкими лавочками и всякими коммерческими заведениями, но порт был очень оживлен и полон нарядных судов: лодок, лайнеров, яхт, круизных пароходов и паромов, курсировавших между островами. Чармиэн вертела головой, пытаясь разгадать красивые названия, состоящие из диковинных греческих букв. Толпы людей всех рас сновали вокруг, шум стоял неимоверный — греки вообще очень громкоголосые, а тут еще к людским голосам присоединялись пароходные гудки и другие звуки порта.
Мадам оглядывалась по сторонам с комическим недоумением.
— Боже, да как же мы тут пролезем!
— Терпение, мадам, — отвечал шофер, — за вами кого-нибудь пришлют.
В одежде, пригодной для прохладного Парижа, становилось жарко.
— Нельзя ли выйти? — закапризничала Ивонн. — Мне сейчас будет плохо.
— Нет, нет! — взволновалась мадам. — Вы потеряетесь, на воде станет прохладнее, наша яхта называется «Ксантиппа» — это, кажется, имя какой-то их богини.
Чармиэн хотела было поправить ее, но передумала. Интересно, почему Алекс взял имя сварливой жены Сократа.
А вот и он. Лично явился поприветствовать их. Чармиэн узнала его силуэт среди толпы, и сердце ее забилось; он шел, одетый в белые брюки и синий блейзер, и люди невольно сторонились, пропуская его.
Когда он появился перед машиной и открыл дверцу, мадам издала облегченный вздох. Шофер, кажется, тоже обрадовался.
— Какое несчастье с госпожой Себастьен, — обратился он к мадам Дюваль, — мсье, надо думать, сильно расстроен.
Ей послышалась в его голосе насмешливая нотка. Алекс, подумалось Чармиэн, никогда по-настоящему не понимал большой любви, связывавшей Леона и Рене. Уж он-то бы не отказался от важного визита из-за такой незначительной операции, предстоящей его жене. Его взгляд остановился на девушках, он сделал вид, что не замечает откровенно кокетничающую Дезире, и улыбнулся Чармиэн:
— Значит, вы привезли мадмуазель Чармиэн, мадам Дюваль.
— Насколько я поняла, таково было ваше желание, — кисло ответила та.
— Даже мои желания можно иногда не выполнять, — заметил он с хитрецой, — у нее тоже мог случиться приступ аппендицита.
Ивонн стала бормотать что-то в ответ, тем временем Алекс приказал двум морякам с ленточками на фуражках, на которых значилось «Ксантиппа», забрать вещи гостей. Мадам обеспокоенно поинтересовалась судьбой драгоценного груза.
— Все в полном порядке в отеле, — сообщил он. — А вот это Спирос, — указал Алекс на молодого человека в белой форме, — он ваш стюард и проводит вас в каюты, где вы сможете освежиться, чай будет предложен, как только вы будете готовы.
Поклонившись мадам Дюваль, он удалился, оставив их на попечении Спироса. Матросы взяли багаж.
Толпа нехотя расступалась перед ними, и многие бросали на девушек-манекенщиц восхищенные взгляды. Их провели в две каюты, оборудованные собственными ванными. Мадам заняла одну, Ивонн с Дезире полезли под душ.
Каюты были оформлены подобно роскошным спальням, где для девушек было предусмотрено все, включая серебряные расчески и хрустальные пудреницы.
— Жаль, что мы будем на месте еще до вечера, — заявила Гортензия, я бы не возражала поспать здесь.
Из ванной вышла Ивонн в шортах и безрукавке, открывавших тонкие руки и ноги, что, по мнению Чармиэн, было ей не к лицу. Сама она удовлетворилась тем, что сняла свой жакет, оставшись в блузке-безрукавке. Гортензия сняла только плащ.
Пока они прихорашивались, яхта вышла в открытое море. Девушки оживились в предвкушении роскоши, ожидавшей их в «Аполло»; одна лишь Чармиэн не забывала о том, что их ждет не игра, а работа. Вошедший Спирос объявил, что в салоне сервирован чай, и они последовали за ним туда. Это было помещение во всю ширину яхты под стеклянным потолком, украшенное белой с серебром эмалью и уставленное столиками и плетеными стульчиками. Здесь было много красивых женщин и хорошо одетых мужчин, в основном среднего возраста. Они уселись за указанный Спиросом столик, и Ивонн, оглядевшись с любопытством, обнаружила, что она единственная здесь в шортах, также как Дезире в льняном платьице.
— Боже, какая безвкусица! — бросила она.
— Тс-с, это все друзья Димитриу, — шикнула на нее мадам, — вам не следовало переодеваться, милочка. Насколько я понимаю, мсье не нравятся женщины в брюках.
— Он мне не хозяин, — противилась Ивонн, — мы что, все должны одеваться под его диктовку?
— Нет, мадемуазель, просто мои гости обычно любезно идут навстречу моим желаниям.
Чармиэн так и застыла при звуках знакомого голоса — он бесшумно подкрался сзади в легких туфлях. Ей было приятно наблюдать растерянность Ивонн. Та стала неловко оправдываться:
— Пардон, мсье, я не знала о ваших предпочтениях.
Не обратив внимания на это неловкое извинение, он стал расспрашивать директрису, все ли требуемое у них имеется. Та ответила, что все превосходно, и спросила, когда они прибудут на место. Пока они болтали, Чармиэн молила Бога, чтобы он поскорее ушел, — она ощущала его присутствие каждой клеткой своего тела, каждым нервом. Она застенчиво подняла руку к волосам, едва не коснувшись его носа, и очень смутилась при этом. Ей тоже хотелось переодеться в шорты — жаль, что она не сделала этого: ей очень хотелось доказать свою независимость. Пусть она здесь и по его приказу, но он не ее владелец.
— У вас замечательное судно, мсье, — строила глазки Дезире.
— Его очень украшают пассажиры, галантно отвечал он, — надеюсь, у всех есть с собой солнечные очки, они хотя и скрывают вашу красоту, но тут необходимы. Солнце здесь очень яркое.
Улыбнувшись им напоследок, он пошел к другим гостям, приветливо беседуя то с тем, то с другим, словно на королевском приеме. Наконец Алекс остановился рядом с очень красивой женщиной; было заметно, что та ему очень обрадовалась.
Чармиэн пила вкусный чай и не испытывала голода, хотя на столики были поданы тонкие сандвичи и на тележке развозили соблазнительные сладости. Она была слишком взволнована, ей было душно.
— Как вы думаете, могу я выйти на палубу подышать? — спросила она мадам Дюваль.
— Как вам угодно, — пожала плечами та: вечно этим странным англичанкам не хватает воздуха. — Но не забудьте надеть очки и не пробуйте загорать — нам не нужны тут на показе цыганки.
Всем своим видом она давала понять, что в любом случае внешность Чармиэн оставляет желать лучшего. Ивонн и Дезире хихикнули, а Чармиэн с облегчением выскользнула наружу. Отправившись на корму которая не так сильно была освещена солнцем, она оказалась наконец в одиночестве.
Судно скользило по воде как по шелку, оставляя за собой белые буруны; были видны и другие яхты, но не столь быстрые, как «Ксантиппа». На горизонте виднелся силуэт лайнера, а за ним скалистые горы и мраморные руины, залитые здешним удивительным светом. Солнце было жаркое, но его смягчал морской бриз. Стая дельфинов следовала за яхтой, играя; Чармиэн перегнулась через перила, чтобы получше их разглядеть.
