Шеннон не могла прийти в себя от изумления.
— Экономка… — пробормотала она, ни к кому не обращаясь. — Как же это Митч решился нанять экономку?
И тут она услышала знакомый голос:
— Наверное, он в конце концов повзрослел и понял, что суперменам место лишь в комиксах.
У Шеннон подогнулись коленки.
— Привет, Митч!
— Здравствуй, мой ангел!
Он направился к ней — медленно, неуверенно.
Шеннон не сводила с него глаз. Она притягивала его взглядом все ближе и ближе, и ют Митч подошел вплотную, так что она ощущала его дыхание на своей щеке.
— Ты получила мое послание. — Голос Митча слегка дрожал.
— Я ведь живу в этой стране.
— И ты вернулась.
— Да, — скорее выдохнула, чем произнесла она.
Ей так много надо ему сказать. Почему же слова застревают у нее в горле? Она вновь ощущает прикосновения его рук, слышит его ласковый шепот, вновь земля уходит у нее из-под ног, и она прижимается к нему все крепче, будто он ее единственная опора.
Слезы застилали ей глаза, но она смеялась. По лицу Митча тоже бежали слезы. Шеннон вытерла их пальцами.
— Я так скучала по тебе, — прошептала она.
Кто-то сзади потянул ее за рубашку.
Рейчел вскинула задумчивые темные глаза.
— А по мне ты тоже скучала, Шеннон?
— Очень, зайчик. Я скучала по всем вам — и по тебе, и по Дасти, и по Стефи.
— И по Снайдеру, и по Цезарю? — засмеялась Рейчел.
— И по ним тоже. — Шеннон открыла свою дорожную сумку. — Я вам кое-что привезла.
Казалось, среди лета наступило Рождество. Чего только не извлекла Шеннон из своей сумки: проспекты и книжки с картинками, крохотные чайные чашечки — сувенир из Бостона [3], — ярко-красного игрушечного рака.
— Вот здорово! Спасибо, Шеннон!
Дасти немедленно устроился на полу и занялся книжками.
— Это здесь живут бабушка и дедушка? — спросил он, рассматривая фотографию Бостонской гавани.
Взгляд Шеннон испуганно заметался.
— Здесь, Дасти.
— На следующей неделе мы к ним поедем, — сообщил мальчуган.
Шеннон похолодела. Неужели Митча все же лишили опеки? Она украдкой взглянула на него — странно, но он ничуть не расстроен. Улыбка до ушей, словно ему и горя мало.
— Шеннон? — Рейчел слегка нахмурилась. — А дяде Митчу ты что, ничего не привезла?
— Рейчел, такие вопросы задавать невежливо, — смутился Митч.
Но Шеннон вновь сунула руку в свою бездонную сумку.
— Надеюсь, подойдет, — со смехом сказала она и вручила Митчу футболку с изображением забавного рака. — По-моему, это — вылитый ты.
Митч недоуменно рассматривал рака.
— Я так понимаю, в этих… клещах кроется какой-то намек?
— Это клешни, — поправила Шеннон. — У раков клешни, а не клещи.
— Угу.
Дасти собрал свои сокровища.
— Пойдем, Рей. Я тебе дам посмотреть свои книжки.
И дети, заливаясь смехом, побежали вверх по лестнице.
Оставшись одни, Митч и Шеннон вдруг смутились. Шеннон сосредоточенно складывала и вновь разворачивала опустевшую сумку. Митч теребил свою новую футболку. А потом принялся тереть ковер носком ботинка. В этом движении было что-то ребяческое, и это особенно тронуло Шеннон.
— Я… э… — Митч осекся, нервно откашлялся и заговорил вновь: — Мне столько нужно тебе сказать. Даже не знаю, с чего начать.
Шеннон кивнула.
— Вот и я — тоже…
Вновь повисло молчание.
— Хорошо, что дети увидятся с бабушкой и дедушкой, — выпалила Шеннон и затаила дыхание.
Заметив страх, мелькнувший в ее глазах, Митч сжал ее в объятиях.
— Великая война между мной и Гилбертами закончилась, дорогая моя. Ко всеобщему удовольствию.
Он почувствовал, что ее бьет дрожь.
— Но как же все устроилось? — пробормотала Шеннон, уткнувшись ему в плечо.
— Оказалось, проблему разрешить не так трудно. Стоило мне побороть свой эгоизм и действительно подумать о детях, о том, как будет лучше для них, выход сразу нашелся…
— Но ты не отдал им детей? — торопливо перебила его Шеннон.
— Нет, мы сошлись на совместной опеке. Летние каникулы дети будут проводить с бабушкой и дедушкой, а все остальное время жить здесь.
Сколько нервов было потрачено, сколько слез пролито во время решительного телефонного разговора с Руфью! Вспомнив это, Митч коснулся губами лба Шеннон. Наконец-то до Митча дошло, как одиноко этим двум немолодым людям. Людям, потерявшим единственную дочь и разлученным с внуками.
— Я с ужасом вспоминаю, что мы творили, Шеннон. — Митч сразу посерьезнел. — Мы, взрослые, буквально разрывали детей на части, и все — от большой любви. Ты хотела меня остановить, я помню, но где там…
Шеннон насторожилась. Она вновь ощутила знакомую сухость во рту. Митч опять за свое, опять изображает ее, Шеннон, лучше, чем она есть на самом деле. Она попыталась возразить.
Но он не слушал.
— Ты понимала, каково Стивену и Руфи, как они тоскуют по погибшей дочери, как они тоскуют по внукам, которые живут на другом конце страны. А я… я думал только о себе.
— Неправда, ты всегда думал о детях.
Она робко погладила его по щеке и, словно испугавшись своей смелости, хотела отдернуть руку, но Митч схватил ее и прижал к губам.
— Я думал только о себе, — грустно повторил он. — Мне многому придется научиться.
— Мне тоже. — Она напряженно улыбнулась. — Но я жду этих уроков с нетерпением.
— Ты в самом деле дашь мне еще один шанс? Голос Митча сорвался на хриплый шепот.
— Нам обоим нужен этот шанс, Митч. У меня было время подумать, заглянуть в себя. И знаешь, то, что я увидела, не слишком мне понравилось.
Шеннон трудно было решиться на такой разговор. Она даже отошла на пару шагов — когда Митч рядом, у нее путаются мысли.
— Я всегда считала себя независимой, самостоятельной женщиной. А если разобраться, это настоящий самообман. Я нарочно загружала себя работой, учебой, отгораживалась от людей, оберегала свой душевный покой. Даже на тебя у меня толком не хватало времени. — Шеннон глубоко вздохнула. — Но этот обман обернулся против меня самой.
— Нет, Шеннон, нет! — горячо возразил Митч. — Ты имеешь полное право жить так, как тебе нравится. Я хотел, чтобы ты все бросила и жила моей жизнью. Теперь я понимаю — это был чистейший эгоизм.
— Не совсем. Раз мы решили жить вместе, у нас все должно быть общее — и заботы, и печали. И я хотела разделять с тобой все, Митч. Но в то же время боялась. Боялась, что у меня не хватит сил. — Шеннон перешла на шепот: — Потом, ведь есть еще папа. Он, конечно, не ангел, но, поверь, сердце у него золотое. Один раз я уже захлопнула перед ним дверь в свою жизнь. Нам обоим это принесло много горя. Никогда, никогда я не поступлю так опять.
Митч вспомнил, как дрожал голос Руфи, когда она говорила о своем одиночестве. Вспомнил Фрэнка Догерти — как он храбрился, как изо всех сил пытался скрыть, что разлука с дочерью, единственным близким человеком на свете, невероятно тяжела для него.
— Нет, Шеннон, никогда мы не захлопнем перед твоим отцом дверь в нашу жизнь.
И, поддавшись внезапному порыву, Митч прижал к себе Шеннон так крепко, что она едва не задохнулась.
— Все переменится, девочка моя. Все устроится отлично.
— Надеюсь. И прежде всего я собираюсь кое-что изменить сама.
Митч обеспокоенно взглянул на нее.
— Это ты о чем?
— Об университете, к примеру.
— Но ты же не собираешься его бросать? Шеннон, милая, учеба так много для тебя значит. Ты столько сил на нее положила. Да и, в конце концов, остался всего лишь год. А потом ты получишь диплом и превратишь свою водопроводную компанию в корпорацию с миллионной прибылью.
Шеннон рассмеялась.
— Перспектива мне нравится. Но, думаю, мир не перевернется, если я в следующем семестре немного уменьшу нагрузку.
— Но тогда тебе придется дольше учиться.
— Да, зато высвободится куча времени. Я буду заниматься всего дважды в неделю, по утрам. Конечно, вечерами иногда придется посидеть над книгами, но все равно, я буду намного свободней.