— Но ты не хочешь обжечься еще раз.

С самым несчастным видом Шеннон кивнула.

— Я не могу выбросить из головы то, что сказал Росс.

Линдзи пренебрежительно фыркнула.

— Этот надутый сноб напрасно сует нос в чужие дела.

— Я тоже так думала… до вчерашнего дня.

Шеннон прикусила губу. Она ведь ни словом не обмолвилась о Гилбертах, об опеке, о том, что сказал Митч. Почему-то эта фраза: «…Гилберты останутся без своего главного козыря» — просто не шла у нее с языка. Наконец она прошептала:

— Линдзи, я так боюсь…

— Но чего?

— Новой ошибки. Новой неудачи.

— Глупости. Ты обожглась на молоке, Шеннон, а теперь дуешь на воду. Роберт задурил глупую твою девчоночью голову. Но он никогда тебя не любил.

Шеннон затаила дыхание. Сама того не зная, Линдзи коснулась больного места. Ведь она, Шеннон, не смогла признаться подруге, что Митч избегает всяких разговоров о любви.

Линдзи обняла ее за плечи.

— Запомни, детка, жизнь не дает нам никаких гарантий. Все, что нам остается, — слушаться своего сердца и надеяться на лучшее.

Шеннон молчала, потрясенная этой нехитрой истиной. Слушаться своего сердца… Оно полно любовью — любовью к Митчу. Но безответная любовь и счастливая семейная жизнь… разве это соединимо?

Поживем — увидим. Слабый огонек надежды разгорался все ярче.

Надежда оживала у нее в душе, стоило ей вспомнить сияющие нежностью глаза Митча, его хрипловатый, взволнованный шепот. Глаза, шепот влюбленного человека… человека, который для нее, Шеннон, дороже всех на свете.

Шеннон вскинула голову. Нет, она не может расстаться с ним. Она сделает все, чтобы быть с ним рядом.

Линдзи помахала рукой перед ее лицом.

— Эй, подруга, ты, часом, не уснула?

— А? — Вырвавшись из плена своих мыслей, Шеннон растерянно смотрела на Линдзи. — Что ты сказала?

— Я говорю, самое лучшее, что ты сейчас можешь придумать, — это послать свою науку к черту и с любимой подругой отправиться в город. Хорошенько развеяться.

— Развеяться?

— Ну да. Сейчас всего четыре часа. Как раз успеем скупить все магазины, а потом зададим себе пир в каком-нибудь шикарном ресторане. Я в полной боевой готовности.

Шеннон окинула подругу критическим взглядом. Наряд, как всегда, самый невероятный.

— Именно, в боевой… Ты уверена, что твой костюм подходит для шикарного ресторана?

— Что ты имеешь против? Белая дерюжка — писк моды, между прочим.

— Ага. Только жакет на боку протерся, словно ты носишь револьвер, а твоя шляпка, извини меня, была бы более уместна на голове ветерана-летчика.

Линдзи сморщила нос.

— Экая ты привереда. Ну, не желаешь в ресторан, так перехватим на ходу по гамбургеру — тоже неплохо.

Шеннон, улыбаясь, покачала головой. Не хочется обижать Линдзи, но ей действительно необходимо побыть одной. Она кивнула в сторону стола.

— Видишь эту гору книг? Все это мне надо проглотить за сегодняшний вечер. Увидимся завтра, хорошо?

— Понятно. Бросаешь меня на мелкие гвозди. И все, что остается мне, несчастной, — убраться восвояси.

— Ох, Линни!..

— Оправдания бесполезны! — Линдзи расхохоталась, махнула рукой на прощанье и выпорхнула из комнаты.

Митч сидел за своим рабочим столом, уставившись в пустоту. События прошедших дней привели его в недоумение. Не то чтобы он ожидал, что Шеннон кинется в его объятия, рыдая от счастья и признательности. Но и к ее откровенной растерянности, почти переходящей в испуг, он тоже не был готов.

Мысленно прокручивая события минувших недель, Митч вдруг осознал, что никогда по-настоящему не ухаживал за Шеннон — никаких там цветов, шампанского, романтических ужинов при свечах. Он просто увидел ее, быстро решил, что нашел то, что нужно ему и детям, и поставил ее об этом в известность.

Вообще-то нельзя сказать, что у него большой опыт по части предложений руки и сердца. Говоря точнее, до этого он ни разу не просил женщину выйти за него замуж. Ему в голову не приходило… А теперь, когда он наконец встретил женщину своей мечты, он проявил такта не больше, чем влюбленная горилла. Сунул Шеннон в руку кольцо и вообразил, что дело сделано.

Молодец, ничего не скажешь. Сам все испортил.

А ведь Шеннон заслуживает самого деликатного, внимательного отношения. Он это прекрасно понимает. Он окружит ее заботой. Свет свечей и нежные признания — все это будет. Непременно будет. Меньше всего он хочет причинять ей боль, давить на нее.

Но и сдаваться он не намерен.

— Дядя Митч?

В дверь робко заглянул Дасти.

— А? Привет, дружище, заходи.

Дасти проскользнул в дверь. Сделав несколько неуверенных шагов по направлению к рабочему столу Митча, Дасти застыл на месте и уставился на ковер.

— С чем пожаловал?

Мальчик вяло передернул плечами.

— Просто хотел кое-что узнать.

— Что же именно, позволь полюбопытствовать?

— Да так.

Митч начал закипать.

— Дасти, мне некогда. Если у тебя есть что сказать, выкладывай побыстрее. Если нет…

Лицо мальчика жалобно сморщилось. Стыдно срывать на парнишке злобу, одернул себя Митч. В последнее время он сам не свой. На детей рычит, во время деловых встреч грубит. Так он скоро превратится в мизантропа. Конечно, сейчас на него навалилась куча проблем; но у кого их нет? А ведь Митч всегда льстил себя надеждой, что он не из тех, кто легко ломается. В конце концов, он мужчина и не должен никому показывать, если на душе у него тяжело.

— Не сердись, Дасти. — Он усадил мальчика к себе на колени и провел рукой по его волосам. — О чем ты хотел спросить?

— Ты хочешь нас отослать? — Голос Дасти дрогнул, и глаза его наполнились слезами.

Митч опешил.

— Вот глупости. С чего ты взял?

— Так. На футбол ты со мной больше не ездишь, отпускаешь нас к тете Джоанн, даже если мы плохо вели себя, и… — Дасти набрал в легкие побольше воздуха, — и вы все теперь вечно шепчетесь насчет бабушки и дедушки, а потом ты играешь на гобое…

На секунду Митч потерял дар речи. Он-то считал, что лучше скрывать от детей свои неприятности, чтобы не волновать их попусту. Считал, но просчитался. Мальчуган почувствовал — у взрослых что-то неладно, но никто не объяснил ему, что происходит, и он остался наедине со своими страхами и подозрениями. А Шеннон? С ней ведь все точно так же, мелькнуло в голове у Митча. Он не позволяет ей разделить с ним его тревоги и этим отталкивает ее.

А вдруг она, как и Дасти, вообразила себе Бог знает что? Разве он знает, о чем она думает? Что творится у нее в душе? Ничего он не знает, абсолютно ничего. От этой мысли он содрогнулся. Ему ни разу в голову не пришло поинтересоваться ее мнением, ее желаниями. Он убедил себя, что она хочет от жизни того же, что и он. Но ни разу, ни разу он не дал себе труда спросить ее, так ли это на самом деле.

Со вздохом Митч сгреб Дасти в охапку.

— По-моему, старина, нам с тобой надо как следует поговорить.

Почти целый час дядя и племянник провели вместе. К удивлению Митча, мальчик многое понял. Объяснения дяди развеяли многие его страхи — действительность, похоже, оказалась вовсе не так ужасна в сравнении с тем, что он себе напридумывал.

Когда Дасти наконец выбежал из дядиного кабинета, настроение мальчика значительно поднялось. Что же касается Митча, то не успел он собраться с мыслями, как до него донесся голос Росса. Митч вышел из кабинета и увидел, как Росс подбрасывает в воздух оглушительно хохочущего племянника.

— Еще, дядя Росс! — упрашивал мальчуган. — Выше!

— Выше некуда, Дастин. Смотри, расшибешь нос о потолок. — Росс взъерошил волосы Дасти и поставил его на пол. — Ладно, хорошенького понемножку. Нам с дядей Митчем надо поговорить.

— А потом сыграем в шашки? Знаешь, как я наловчился? Разобью тебя в пух и прах!

— Не сомневаюсь. — Росс присел на корточки, так что они с Дасти оказались одного роста, и привлек мальчика к себе. — Только давай попозже, идет?