Вирджиния, в руках у которой дрожала телефонная трубка, спросила, не в силах унять такую же сильную дрожь в голосе:

— Это означает, что с моей сестрой что-то случилось?

— Нет, ничего плохого. Вы сможете навестить ее, как только она выйдет из наркоза.

— Из наркоза? Ох!...

— Машина прибудет за вами через десять минут.

Мадам д'Овернь молча подошла сзади, взяла трубку из рук Вирджинии и повесила ее. Она улыбнулась, глядя на потрясенное лицо девушки.

— Я ожидала, что в этот раз вы услышите что-то в этом роде, — сказала она, — но в любом случае Леону было прекрасно известно, где мы находимся. Если было бы необходимо, он мог бы связаться с вами в любой момент.

— Но Лиза!...

Вирджиния не могла продолжать.

— Лиза предпочла бы увидеть у кровати после операции свою сестру. Поэтому, если вы хотите переодеться, я посоветовала бы вам поторопиться. Вы не хотите, чтобы я поехала с вами моя милая?

Но Вирджиния покачала головой.

— Нет, спасибо. Я справлюсь одна.

— Я в этом не сомневаюсь, — и тетушка Элоиза ободряюще похлопала ее по плечу.

Уже в машине Вирджиния откинулась на спинку серебристо-серого сидения и почувствовала себя воздушным шариком, из которого кто-то в один миг выпустил воздух.

Она почти ничего не ощущала, даже была не способна о чем-то думать. Руки вспотели в тонких нейлоновых перчатках, которые она наспех вытащила из ящика туалетного столика. А ноги наоборот похолодели. Доктор Хансон, несомненно, решил избавить ее от продолжительных мучений в ожидании Лизиной операции. Но на ум шло только плохое: она не сможет увидеться с Лизой, будет слишком поздно, Лизе пришлось встретиться лицом к лицу с тяжелым испытанием, когда рядом не было ни одного родного человека. И Вирджинии поступок доктора показался более чем бессердечным. Это было типично для спокойного и уравновешенного Леона Хансона, но она не могла признать его правоту, потому что он слишком много взял на себя и даже не посоветовался с ней по поводу такого важного вопроса.

Но когда машина подъехала к клинике, у нее в голове осталась только одна потребность — увидеть Лизу.

— Мисс Хольт еще не достаточно пришла в сознание, чтобы вы могли навестить ее, — было сказано ей, — но я уверена, что вы не откажетесь от чашечки чая, пока ждете, не правда ли? Через несколько минут подойдет доктор Хансон, чтобы поговорить с вами.

— Значит, он все еще здесь?

Ее губы дрожали, и она подняла носовой платок, чтобы скрыть это.

Улыбка женщины была абсолютно понимающей и сочувственной.

— Да, он все еще здесь, и я могу сказать вам с полной ответственностью, что он очень удовлетворен результатами операции.

— Значит... значит Лиза вне опасности? — выговорила она.

Сестра-хозяйка покачала головой ободряюще.

— Ей сейчас настолько хорошо, насколько может быть в ее состоянии.

Когда она вышла из комнаты, Вирджиния выпила чай, который ей принесли, и принялась рассматривать картинки на стенах и вазу с цветами на столе. За окном с небольшим балконом был тот чудесный ландшафт, который всегда пленял ее: в последних лучах света, замешкавшихся на вспыхнувших розовым горных пиках, в темно-фиолетовом озере, пронизанном магией первых звезд, которые висели, словно лампы в огромной, сумеречной пустоте, во всем этом было что-то успокоительное и утешающее. Вирджиния подошла и встала рядом с окном. Прелесть этого вечера проникла в ее душу. Она подумала, что если бы с Лизой что-то действительно случилось, и ей пришлось бы так же стоять у окна, что бы тогда она почувствовала, глядя на это великолепие?

Может быть, оно невыразимо опечалило бы ее или, может быть, она бы просто ничего не видела...

Дверь беззвучно отворилась, и в дверном проеме появился доктор Хансон.

Вирджиния раньше не видела его в белом халате, только в хорошо сшитых костюмах и смокингах. В халате он казался далеким, незнакомым и даже глаза были отстраненными. Он тихо вошел в комнату, твердо захлопнул дверь и повернулся к ней.

— Добрый вечер, мисс Хольт. Я надеюсь, вам позволят вскоре увидеть вашу сестру.

Глаза Вирджинии были огромными и обвиняющими.

— Почему вы не дали мне знать, что операция назначена на сегодня? — требовательным тоном осведомилась она с заметной дрожью в голосе.

Он бросил взгляд на чайные принадлежности на столе и даже осмотрел чайник, чтобы убедиться, что она выпила его содержимое.

— Если вам хочется кофе или даже еще немного чай, вас нужно только позвонить, — сказал он каким-то рассеянным тоном.

— Мне не нужно ни кофе, ни чая, — чуть не набросилась на него Вирджиния, — но мне действительно нужно знать, почему вы прооперировали Лизу, не удосужившись сообщить мне о своем намерении? Это нечестно!

— Вы так считаете?

На мгновение она как будто вновь очутилась в саду у виллы мадам д'Овернь, когда от ночного ветра трепетала листва на деревьях, а его рука держала ее под локоть и вела через лужайку, так как в его голосе уже не было отстраненности, а глаза смотрели мягко и от этого он становился таким близким.

— Вы так считаете? — тихо повторил он. — А мне казалось, что это было самое мудрое решение. Я посчитал таким бессмысленным держать вас в неуверенности и тревоге несколько часов, пока все не кончится. У вас довольно яркое воображение, и в случаях, подобных этому, оно оказало бы вам недобрую услугу.

Это было так верно подмечено, что Вирджиния не могла спорить, но все-таки была еще Лиза, которую лишили утешения и поддержки сестры — если ее присутствие, конечно, могло быть каким-то утешением здесь, в клинике, когда решалась вся ее будущая жизнь. Ведь Лиза была тем человеком, с кем действительно нужно было считаться!

— Может быть, ваше негодование немного уляжется, если я скажу вам, что это была идея вашей сестры, — сказал ей Леон Хансон, все еще пристально глядя на нее с тем несколько снисходительным и сочувственным блеском глубоких темных глаз. — По правде говоря, она просто настаивала на этом, и так как я с ней согласился, то вам ничего не было сказано. Я надеюсь, вы не собираетесь думать, что с вами плохо обошлись?

— О, нет, конечно, нет, — но поток чувств заставил Вирджинию быстро заморгать. — Это так похоже на Лизу.

Она невероятно отважная.

— Да, — согласился он. Он видел, как она дергает перчатки беспокойными пальцами, и вдруг протянул руки, взял в них обе ее ладони и довольно твердо сжал . — Вам станет лучше, когда вы увидите ее. Но она вряд ли будет в состоянии много говорить с вами сегодня, и вам не позволят остаться с ней больше, чем на несколько минут.

— Но с ней все будет хорошо? — спросила она, встречая его прямой взгляд.

— Я совершенно уверен, что у нее все будет отлично!

Вирджиния заморгала еще сильнее, потому что одна слеза уже в самом деле покатилась с боку от носа. И этим они были обязаны ему!... Ему Лиза будет обязана всем!...

Она проглотила слезы и отвернулась, сморкаясь в носовой платок.

Он нажал кнопку звонка.

— Мне положительно кажется, что вам не помешает еще чашечка чаю!

Лиза была так не похожа на самое себя, когда Вирджиния склонилась над ней в неярко освещенной комнате, что у нее могло создаться впечатление, что она ободряет незнакомку.

— С тобой все будет хорошо, дорогая! Очень хорошо!

В огромных темных глазах Лизы отразилось понимание, и она слабо улыбнулась.

— Конечно, — прошептала она. Ее бескровные губы, казалось, выговаривали другие слова, и Вирджиния наклонилась ниже, пока не почувствовала на щеке слабое дыхание сестры. — Скажи Клайву... ты не против...?

Вирджиния сразу ответила:

— Конечно, нет, милая. Я немедленно дам ему знать.

— Спасибо, Джинни! — прошептала Лиза, и улыбнулась более естественно. Ее веки закрылись, как у усталого ребенка, и она, казалось, погрузилась в какое-то забытье.

Вирджиния на цыпочках вышла из палаты и обнаружила, что доктор Хансон ждет ее по другую сторону двери.

— Я отвезу вас домой, — сказал он. — Это был изнурительный вечер для вас.