— Конечно, я бы их сохранила, — сказала Фредерика, а про себя подумала, что если он на самом деле имеет в виду ее сестру, как оно, судя по всему, и было, то Розалин, несомненно, велела бы их вырвать с корнем, поскольку считала, что в ползучих растениях живут насекомые, которые прыгают на тех, кто по неосторожности оказывается под ними. А, кроме того, мнение Розалин относительно «Вдовьего домика» было полностью, до мелочей противоположно ее собственному; так что, если Лестроуд замыслил жениться на Розалин и поселиться здесь, единственный человек, у которого он должен был все это выяснять, — это его будущая невеста. Розалин наверняка станет настаивать на том, чтобы место очистили от лишней растительности, а дом перестроили. Фредерика отважилась высказать свои соображения, и Лестроуд, обернувшись к ней вполоборота, с едва заметной улыбкой заметил, не вынимая изо рта сигарету:

— Вы совершенно правы. У Розалин очень странное представление о старине. Но она сама настолько современна, что винить ее не в чем.

— А я и не виню ее, — отозвалась Фредерика, не отрывая глаз от дороги.

Лестроуд откинулся на пригретую солнцем кожу сиденья и некоторое время задумчиво покуривал сигарету. Затем он задал новый вопрос:

— Вы же понимаете, что есть вещи, о которых нельзя советоваться с людьми, лично вовлеченными в эти дела, правда? — Вопрос скорее констатировал факт. — Возьмем хоть вас, например. Если бы я хотел сделать вам подарок, я бы спросил вашу сестру, а не вас.

— Но вы не собираетесь делать мне подарки, — перебила его Фредерика.

— Может, и нет. — Он стряхнул пепел с сигареты в пепельницу на панели. — Но в данный момент мы обсуждаем подарки не вам… а мне бы хотелось знать, что бы вы сделали, если бы вам пришлось ремонтировать «Вдовий домик»? Можете сказать, что бы вы предприняли?

Фредерика почувствовала, что его глаза смотрят на нее с каким-то особым вниманием.

— Прежде всего, не допустила бы никаких коренных изменений. Оставила бы его более или менее в прежнем виде… не считая капитального ремонта водопровода и устройства дополнительной пары ванных комнат. Ну и конечно, если бы это зависело от меня, сделала бы новую кухню.

— Вы считаете, что кухня — это очаг, средоточие дома?

— Это было бы так, если бы она была моей.

— А… но я спрашиваю у вас совета! Мы-то с вами знаем, что дом не ваш, а у другой женщины — другие представления. Ну, скажем, женщины, которая не очень интересуется кухней… На чем бы она, по вашему мнению, сосредоточила свое внимание?

— Если вы подразумеваете Розалин, — вырвалось у Фредерики, — она бы захотела фантастическую спальную с уймой всяких горок и шкафчиков и необъятную гостиную, где бы она устраивала коктейли. Что касается садиков, то ими она особенно утруждать себя не будет, лишь бы они были ухожены и чисты; не особенно занимают ее и комнаты для гостей, поскольку она терпеть не может праздники, когда гости должны оставаться на ночь и их надо кормить; это же можно сказать и о моей матери. Обе они любят развлечения, но только такие, по окончании которых машины подъезжают к крыльцу и увозят гостей по домам.

— Ну, в нашем новом мире это не внове, — почти безразличным тоном заметил Лестроуд. — Обслуживание гостей такая тягомотина, что молодой жене этого не пожелаешь — во всяком случае, не на первом этапе брачной жизни.

— Я полагаю, у вас будет экономка, правда ведь? — проговорила Фредерика, продолжая как бы отвечать и одновременно показывать, что понимает, о чем он говорит.

— Весьма возможно, если жена не умеет готовить… но Люсиль не хочет оставаться.

— Я не уверена, что Люсиль осталась бы, если бы вы женились, — смело высказалась Фредерика.

— Потому что, по ее мнению, это будет неправильный выбор?

— Наверное.

— Но Люсиль любит детей… а я надеюсь завести кучу детей.

Фредерика завела машину, не дожидаясь приказа. Вероятно, солнце пекло нещадно, потому что ей стало немного дурно.

— Может, пора ехать?

Лестроуд тщательно загасил сигарету в пепельнице.

— Времени у нас полно, — ответил он. — Но, наверное, ехать можно. — Он улыбнулся, не поворачивая головы. Улыбка была, как всегда, холодной, несколько загадочной — может, даже слишком загадочной, подумала бы Фредерика, если бы набралась храбрости посмотреть на него. — Кстати, — бросил он, наблюдая, как она переключает скорости, — надеюсь, вы поймете меня, если я сделаю некоторое некритическое замечание. Вы же знаете пословицу: «У стен есть уши».

Фредерику бросило в жар. Она вся пылала, когда они выехали из аллеи, но не проронила ни слова. Она отлично поняла, что Лестроуд имеет в виду вчерашнюю ночь, когда она подслушивала… а подслушивая, услышала больше, чем он того хотел.

Леди Диллингер и сэр Адриан были от души рады видеть их. После кофе сэр Адриан препроводил Фредерику в розарий, а Лестроуд закрылся с леди Диллингер в библиотеке, чтобы обсудить интересующую ее проблему.

Для Фредерики это был исключительно удачный день, и, если б не гложущий ее червь, она была бы счастлива. Диллингеры обращались с ней так, как если бы она была не служащая Лестроуда, а его близкая приятельница; а если даже они и помнили об этом, это ни в малейшей степени не отражалось на их обращении с ней.

Ленч устроили в красивой столовой с низкими потолками, с драгоценным серебром в сервантах и солидным дворецким, возглашавшим что-то важным голосом каждый раз, когда обносил их очередным блюдом. По окончании ленча Фредерику попросили разлить всем кофе в гостиной, а потом ее усадили у ног леди Диллингер, будто любимую дочь или избранную гостью, и она внимала светскому обмену шутками между хозяевами и мистером Лестроудом, не присоединяясь к беседе и с грустью думая про себя, как хорошо было бы, если б жизнь всегда была такой мирной и приятной, как сейчас… И вдруг, словно тень в ясный полдень, ее пронзила мысль, что, как только ее сестра выйдет замуж, ей больше уже не придется вот так сидеть с Хамфри Лестроудом, потому что не придется возить его на машине; Розалин, несомненно, воспротивится этому, потому что и сейчас выказывает ревность, когда Фредерике надо уезжать куда-то с хозяином на весь день. Как раз сегодня утром она чуть ли не сцену устроила — и она добьется своего, заставит сестру бросить работу, благодаря которой нашла себе мужа.

Но пока что Лестроуд еще не муж Розалин… Когда же они остались на чай, ей выпало еще несколько часов воображать, что все совсем не так и что никакая она не водительница Лестроуда, а некто гораздо более близкий ему, — отчего она смотрела на его друзей с особенной теплотой.

Она незаметно посмотрела на него. Он уютно расположился в глубоком кресле с ярким цветным покрывалом поверх потертой кожи и покуривал трубку, что каким-то образом, как ей казалось, делало его недосягаемым для Розалин. Розалин терпеть не могла трубки и даже сигары, и, будь она на месте леди Диллингер, она бы никому не позволила курить в гостиной. Но леди Диллингер ничто не смущало, даже то, что ее гость привез с собой на ленч собственную служащую. Пока мужчины курили и беседовали — сэр Адриан был большим любителем сигарет, — она взяла Фредерику под руку и поднялась с нею в свою комнату, где стала говорить с ней как женщина с женщиной — симпатичная пожилая женщина с молодой, — и Фредерике показалось, что в ее обращении с ней было что-то превышающее светскую вежливость, а когда она смотрела на нее, та все время улыбалась. Она улыбалась и тогда, когда показывала свои ювелирные драгоценности и рассказывала о своей жизни и семье… о долгих счастливых годах, прожитых с сэром Адрианом, которого явно все еще боготворила. Брак был главной темой разговора; леди Диллингер почему-то очень интересовало, хочет ли Фредерика, когда придет ее день, венчаться в церкви — в норманской сельской церквушке. Фредерика не сомневалась, что если она и выйдет замуж, то будет к тому времени далеко отсюда, а потому затруднялась ответить с определенностью и уверенностью, коих добивалась от нее леди Диллингер, отчего, когда они покинули комнату и присоединились к мужчинам, на лице пожилой дамы было некоторое разочарование.