— Отлично!
Всего лишь одно слово, к тому же сказанное где-то на другом конце провода, почти безличное, даже не слишком отражавшее заинтересованность в собеседнике. Потом, немного помедлив, он произнес:
— Передайте мисс Хант, что я позвоню еще после обеда, если смогу.
Когда послышались гудки, она так и осталась сидеть с прижатой к уху трубкой, удивляясь охватившей ее непонятной нервной дрожи и повлажневшим ладоням. Возможно, была виновата приближающаяся гроза или недоедание — накануне Стэси съела меньше обычного, — но она определенно была не в себе.
Стэси сообщила мисс Хант о звонке доктора Гуэлдера, и лицо ее работодательницы, обычно походившее на красивую маску, вспыхнуло радостью.
— Неужели? — оживилась она. — Я никуда не пойду после обеда, так что зовите меня к телефону сразу же, как он позвонит.
А когда он позвонил и Вера Хант уселась перед телефоном в своем крохотном кабинете, Стэси закрыла за собой дверь, чтобы ее хозяйка могла без всяких помех продолжить беседу, но она услышала ее радостное приветствие:
— Мартин, дорогой! Как чудесно! Да, конечно же. Я так рада слышать твой голос!..
Через два дня наступила настоящая жара, и Стэси чувствовала себя выброшенной на берег рыбой. С трудом переставляя ноги по тротуару, асфальт которого жег ей подошвы, она с тоской вспоминала прохладу зеленых улочек Херфордшира и речных лугов. Она исполняла свои обязанности машинально, как автомат, и до самого ленча стояла в кружевном платье цвета морской волны, пока портниха с полным булавок ртом ползала вокруг нее на коленях, вновь и вновь перекалывая подол.
Выглядела она такой бледной и измученной, что даже Вера Хант, неодобрительно глянув на нее, посоветовала в перерыв прогуляться на свежем воздухе. Но Стэси предпочла остаться в пустом магазине и, пристроившись в углу, без всякого аппетита жевала сандвич, запивая его стакан за стаканом безвкусной лондонской водой. Вода хоть немного оживила ее, а вот сандвич никак не лез в горло.
После перерыва она снова демонстрировала модели, на этот раз привередливой покупательнице, требовавшей показать ей одно платье за другим, и так продолжалось до самого закрытия магазина. Наконец дама остановилась на строгом облегающем платье из черного бархата с длинными узкими рукавами, и хотя этот фасон был не для юной Стэси, на фоне черного бархата бледная кожа девушки выглядела особенно безупречной, а пушистые завитки мягких темных волос, как нельзя лучше шли к фактуре ткани.
Стэси хотела сказать покупательнице, что черный бархат не слишком идет к ее розовому лицу, а обтягивающее платье подчеркивает слегка располневшую фигуру, но промолчала. А дама, договорившись о небольшой переделке, отбыла в своей шикарной машине. Мисс Хант, взглянув на часы и обнаружив, что уже запаздывает на весьма важный прием, поспешно опустила жалюзи и повернула во входных дверях ключ. Когда она почти бегом направилась в свой кабинетик, торопясь переодеться, к магазину подъехала машина. Хлопнула дверца, быстрые шаги пересекли тротуар, затем в окно настойчиво постучали.
— О Господи! — воскликнула мисс Хант. — Вот это неожиданность! Посмотрите-ка, кто к нам пришел, мисс Брент!
Стэси, все еще в черном бархатном платье, повернула ключ в замке и распахнула дверь. Она едва не вскрикнула от удивления, увидев высокую фигуру Мартина Гуэлдера.
— Мартин! — радостно воскликнула стоявшая на пороге своего кабинета Вера Хант. — Как мило, что ты решил заехать за мной сюда! Я думала, мы встретимся в обычном месте.
— Я сегодня освободился раньше, чем ожидал, — признался он, — поэтому решил, что ты сможешь сэкономить на такси, если я заеду за тобой.
Но он не замечал Веру, не спускавшую с него глаз, с высоты своего роста он удивленно разглядывал Стэси, отмечая невероятную бледность ее лица, фиолетовые круги под глазами, вспотевшие пряди волос и совершенно бесцветные губы.
— Что за черт!.. — начал, было он, но осекся, увидев, что она слегка покачнулась и, цепко держась за дверную ручку, стала оседать на пол.
Глава 4
Когда Стэси пришла в себя, она обнаружила, что лежит на маленьком, обитом муаровым шелком и отделанном шнуром диванчике в кабинете хозяйки, обдуваемая прохладным ветерком, который проникал сюда через выходившее в глухой дворик окно. Доктор Гуэлдер сидел у ее ног, обхватив пальцами запястье ее руки, очевидно, считал пульс, так как не отрывал глаз от часов. Вера Хант, с недовольно поджатыми губами, стояла около секретера и смотрела на него.
— Когда она ела в последний раз? — подняв глаза на Веру, спросил он. — Всегда ли она съедает нормальный обед или обходится парой чашек чаю с булкой?
— Откуда мне знать, — ответила Вера, скрывая нетерпение, ей казалось, что часы на камине тикают как сумасшедшие, а она еще не успела прогладить вечернее платье из жемчужно-серого тюля, которое собиралась надеть сегодня вечером. — Но думаю, она питается, как полагается. В противном случае она сама виновата.
— Ты хочешь сказать, что обеспечила ее нормальным питанием?
Его серо-зеленые глаза смотрели пристально, как бы пронизывая Веру насквозь, и она даже слегка покраснела.
— Ну, не совсем так, — призналась она, — но я плачу ей жалованье, обеспечиваю завтраками и ужинами, а также комнатой в моей квартире. Полагаю, причина ее обморока в этой ужасной жаре. Сегодня так душно!
— Может быть, — согласился он, едва ли не с отвращением глядя на глухое бархатное платье с длинными рукавами, которые туго обтягивали невероятно тонкие руки лежащей на диване обессиленной девушки. Глубокий вырез обнажал хрупкие плечи и тонкую шею, где билась нежно-голубая жилка. Он еще не забыл, как всего шесть недель назад она появилась в его врачебном кабинете, загорелая, пышущая свежестью и, несмотря на всю свою хрупкость, вовсе не вызывавшая у него впечатления пациентки, нуждающейся в усиленном питании. Это была здоровая деревенская девушка с чистыми огромными глазами и ясной головкой. И вот всего за шесть недель Лондон превратил ее в слабую тень — Лондон и Вера Хант, с ее модным магазином на Бонд-стрит! — Удивляюсь, как ты до сих пор не заметила, что на нее так плохо влияет обстановка такого тесного помещения, как это!
Он махнул рукой в сторону позолоченных стульев, черного ковра и бледно-розовых занавесей на окнах. Вера слегка приоткрыла рот от удивления.
— Ты хочешь сказать... — начала, было она, но он резко оборвал ее:
— Ей следует быть в постели как можно скорей, а пока ей нужно дать еще несколько глотков бренди...
Он протянул руку за стаканом, который держала Вера Хант; но как только Стэси ощутила резкий запах бренди, она приподнялась на кушетке и отвела стакан в сторону.
— О нет, спасибо! Мне теперь намного лучше, — заверила она его.
— Это так? — Он пристально посмотрел на нее. — Ваши щеки действительно слегка порозовели, но все-таки сделайте глоток...
На самом деле причиной слабого румянца на ее щеках послужил его пристальный взгляд и рука на ее запястье. Он снова считал пульс и долго держал руку, пока наконец не отпустил.
— Вы можете самостоятельно снять это платье и надеть свое? Или мне придется везти вас прямо в этом наряде...
— О, но я не погладила ваше платье! — виновато глядя на мисс Хант, неожиданно встрепенулась Стэси. — Ведь вы же хотели надеть его сегодня вечером!
— Вы не станете заниматься этим... — решительно заявил доктор Гуэлдер, а Вера Хант, как можно искреннее заверила ее, что сделает все сама, не забыв напомнить, что бархатное платье следует снимать с осторожностью, поскольку оно уже продано.
Мартину Гуэлдеру показалось, что Вера скрывает раздражение, предлагая помочь мисс Брент снять вечернее платье. Он поторопился выйти из кабинета. Стоило ему переступить порог, как она принялась с преувеличенной осторожностью умело стягивать узкое платье через голову Стэси, а затем, стряхнув, повесила его на плечики и выставила в витрину, где ему надлежало красоваться до утра, пока портниха не примется за переделку.
