К тому времени, как появился Кантор, одного из них, приходилось удерживать от того, чтобы броситься разбирать тюрьму по камешку голыми руками, пока второй язвительно высказывался о предлагаемых планах спасения, дополняя усталыми комментариями о том, что именно он думает о своем младшем братишке, так и не удосужившимся повзрослеть и начать задумываться о последствиях своих поступков.

Все это и привело к существующему положению дел: трое мужчин на взводе, находились в пригороде в доме какого-то знакомого трубадура, увлеченного алхимией, ожидая Клемана. Пустив в ход немалые деньги, Филиппу удалось нащупать хотя бы источник информации, в конце концов, они даже не знали, чем обусловлен специфический интерес Святого судилища к Тристану и Айсену. Луи отправился на встречу и вот-вот должен был вернуться с известиями.

- Элеонора не станет вмешиваться, - мрачно сообщал свои новости Кантор. - Ей это без надобности. И… я погорячился немного, когда говорил с ней…

- Ты уж извини, братец, но я от тебя отрекусь, - ровно выдал Кер и уточнил, поморщившись. - Публично в том числе.

Фейран спокойно кивнул, соглашаясь: да все, что угодно! В Тулузе ему все-равно не жить, лишь бы Керов оставили в покое, ограничившись незначительным покаянием и каким-нибудь штрафом. Лишь бы осталась возможность спасти мальчика…

Иначе у Айсена нет никакой надежды сохранить жизнь. Даже без применения обширного арсенала всевозможных «методов убеждения», юноша не сможет убедительно солгать. Он даже Символа веры не прочитает, а иных доказательств, что он мерзкий язычник и сатанинский прихвостень - не требуется. Самое же страшное заключалось в том, что единственной возможностью что-либо предпринять, получить время, необходимое для организации побега, например, - становилось установление инквизиторов способствовать спасению души. То есть, прежде кары, любой ценой вырвать признание и раскаяние.

Да, именно любой. Да именно души, а не бренного тела. Вы все правильно поняли.

Клеман заявился только к ночи, вымотанный до предела и злой. Вести, которые он принес, оказались предельно скудными, и оценить их было затруднительно.

- Узнать, скажем прямо, удалось немного, - молодой человек устало рухнул на ближайшую подходящую поверхность. - Этот субъект всего лишь охранник. Но он может свести с братом Амброзием, одним из писарей. Как я понял, за определенную плату монаха возможно уговорить посмотреть материалы дела, а может кое-что самое важное и скопировать…

- Уже хорошо, - согласился Филипп.

- Да, интересно, откуда ноги растут у этой истории! - задумчиво поддержал его Кантор: чтобы обороняться, надо знать от чего.

- Как Айсен? - тихо спросил Фейран, ни на кого не глядя.

- Его держат в строгом заключении.

Музыкант высказался крепко, как и в портовых кабаках не всегда услышишь, у старшего Кера тяжело вспухли перекатывающиеся желваки. Его младший брат - лишь прикрыл веки, откидываясь к стене с такой силой, что затылок гулко впечатался в деревянную панель.

- Сегодня его не допрашивали, и в первый день тоже продержали не больше часа, - продолжал тем же, как будто пригашенным тоном Луи. - Значит, всерьез за него пока не взялись, и у нас будет хотя бы пара-другая дней…

Пара- другая! И спустя добрую неделю Фейран все так же бросался на стены своего убежища. Само собой, сумасшедшим он не был и прекрасно отдавал себе отчет, что деньги Филиппа и влияние ле Флева, связи обоих, -вот что способно дать хоть какой-то результат, в отличие от его бесполезных судорожных метаний. Что объявись он, и начни разбираться лично, скорее всего, добьется только того, что окажется в камере по соседству…

Но мужчине кусок не лез в горло от осознания, что пока он мается дурью, отсиживаясь в полузаброшенном поместье чокнутого алхимика, тем не менее каждую ночь ложась в нормальную постель, его любимый - брошен в каменную дыру, в которой даже окна скорее всего нет! В цепях, на хлебе и воде… Вот, что подразумевало под собой понятие «строгое заключение», durus carcer, - великолепное средство, чтобы сломить и самую стойкую волю.

О, инквизиторское воображение на тему, как сделать жизнь узника невыносимой, воистину не знало границ! Положение заключенного, полумертвого от голода и нехватки воздуха, скованного по рукам и ногам, в камере, где невозможно было даже вытянуться в полный рост - считалось вполне приемлемым. Каждый изощрялся в меру своей фантазии. В Севилье, Фейран слышал о камерах со сдвигающимися стенами, которые ежедневно сближались на вершок, в Париже ему рассказывали о камерах, которые постепенно заливала речная вода, венецианские пломбы под свинцовой крышей томили жаром… Что же могли выдумать здесь, в Лангедоке, преемники и соратники тех, кто напутствовал крестоносцев словами: «Убивайте всех, Господь узнает своих!»?

Даже намек на подобные мысли приносил с собой кошмары наяву, а не думать - не получалось!

И они могли держать узника в тюрьме годами, создавая впечатление, что он заживо погребен, так что то, что Айсена пока не допрашивали со всей тщательностью, ничего не значило, и являлось крайне слабым утешением.

Новые сведения, которые приносил Клеман, служили тому подтверждением: Тристана Кера разыскивали, Филиппу пока удавалось отговариваться, зато Айсен уже был в полном распоряжении инквизиторов, - куда торопиться!

- Что за обвинения? - Филипп хмурился, с некоторых пор лоб прочертила неразглаживающаяся складка.

- Связь с нечистым, колдовство, - Луи пожал плечами, как бы говоря, что ничего необычного, но тут же покраснел слегка и продолжил, - содомский грех.

Кантор фыркнул: а то за крепкими монастырскими стенами сей грех не процветает, служа пикантным развитием тесных отношений со своей правой рукой, с острой перчинкой флагеляции, которая выдается за умерщвление плоти!

- Плохо то, что доказательств более чем достаточно. Установить, что Айсен не крестился, не причащался - просто, - перечислял Клеман. - Парочка приятелей из компании Фей уже дала весьма обширные показания…

Филипп резко барабанил пальцами по столу: с одной стороны, такой оборот был ему даже на руку, позволяя обернуть все так, как если бы и его семья была жертвой, а не соучастниками.

Однако это имело свою, предельно ясную цену.

С другой стороны, участь Айсена, судя по всему, уже была решена, сразу же на первом допросе, когда на теле юноши было зафиксировано наличие сатанинских меток. Услышав об этом, Кантор выразительно вздернул бровь, покосившись на белого, как покойник горе-любовничка.

- Это то, что я думаю? - холодно поинтересовался у брата Кер.

Фейран криво усмехнулся, отворачиваясь: он сам без рубашки выглядел как жертва шабаша в Вальпургиеву ночь, а для инквизиторов, способных любую родинку представить за печать Дьявола, не меньше, россыпь царапин и засосов просто подарок, равнозначный автографам всех демонов Ада! Мужчина повернулся, намереваясь выдать что-нибудь резкое и хотя бы таким образом сорвать накопившееся напряжение, но наткнулся на мрачный взгляд их разведчика:

- Они ищут вас, - сообщил Клеман. - И допрашивают его именно о вас. И знают, что вы и Фейран из Фесса одно и тоже лицо.

Как ни странно, первым прояснить подоплеку свалившейся беды, удалось Кантору. Однажды явившись на ставшие уже печальной традицией «совещания», трубадур против обыкновения молчал, поинтересовавшись лишь под конец:

- Кому-нибудь из вас имя Магнус Фонтейн, сир Магнус дес Фонтейн, - уточнил он, - что-нибудь говорит?

Братья, не сговариваясь, переглянулись.

- Дьявольщина! Я ссылался на твое имя в процессе тяжбы, - процедил Филипп, обращаясь к Фейрану, - и посылал за тобой. Но не думал, что он запомнит такую мелочь, как лекаря!

- Думаю, ты бы тоже вспомнил имя человека, который отрезает тебе руку, - у мужчины вышла даже не усмешка, а жутковатый оскал, и Кантор взглянул на него со внезапной оценивающей заинтересованностью.

- И лицо не забыл бы, - хмуро подтвердил очевидное Филипп.