Иначе что? На улицу с волчьим билетом. Либо навлечь гнев сильных мира сего на себя, семью… В селе еще хуже: опрокинул мессир лучину в солому, потравил птицу, скотинку со двора не забрал даже, а так… рубанул - и осталась твоя стыдливость голодной, холодной и без крыши над головой! Неизвестно кому тогда в ножки кланяться придется!

Если есть ум и стыд, еще и Богу спасибо скажешь, что нос кривой, вместо груди святые мощи или наоборот свиной окорок! С мужем оно и сладится, и слюбится, - а от беды убережет. Вот уж правда, рабу позавидуешь!

В общем, женская половина единодушно и бессловно встала на защиту: Айсена они видели изо дня в день и никаких шалостей за ним не водилось. К тому же, не зная о том, молодой человек обрел негаданного защитника, с которым спорить - себе дороже. Застукав очередные сплетни на зажеванную до оскомины тему, Берта вышла из себя.

- Да как у вас, охальников, только совести хватает! - кухарка гневно потрясала черпаком посреди своего царства, и о том, что она может и крепкой ручкой приголубить так, что мало не покажется, все знали, - Бог ведает, к чему дите понуждали: так разве то его грех?! Парень наконец честную жизнь начал, а вам лишь бы языки почесать! Он и без того судьбой обижен, узнаю, что еще и вы руку приложили - до конца жизни дальше двух шагов от отхожего места не отойдете!

Угроза была более чем реальна, и рисковать ради сиюминутного пустяка охотников не нашлось. А затем и вовсе ажиотаж сошел на нет, затмившись другими событиями и новостями, тем более что, чтобы там парень не предпочитал, но жил он скромнее монашки в пост. Даже белье, сдаваемое прачкам, оставалось в этом смысле прямо таки девственно чистым, как будто мальчишка даже в темноте ночи, наедине с собой, за запертой дверью под одеялом - рукам и то не давал воли. Вот уж истинно, богат мир чудесами!

Айсен уже и сам забылся совсем, успокоился. Мысли его занимал куда более важный вопрос: метр Кер не стал от него ничего утаивать и прямо сообщил, что смысла отправляться сейчас в Фесс он не видит. Во-первых, по письму не ясно было вернулся ли уже на данный момент Фейран в свой дом, а ситуация обострилась настолько, что вот-вот очередной виток извечного противостояния грозил разразиться настоящей войной, и город оказался бы в осаде либо под прямой угрозой штурма. Война…

Страшное слово! Оно давило на сердце тяжелее могильной плиты и заставляло его сбиваться на странный прерывистый ритм, а воздух в легких застывать осколками льда. Что это такое, Айсену объяснять не требовалось - бой и бойня на улицах захваченного города стали первым его воспоминанием, которое затмило собой все предыдущие, в десятки раз превосходило все последующие кошмары, и наверное уже никогда не изгладится из памяти.

…Что за город это был, что за улица, что за дом горел у него на глазах? Был ли то его дом, а крики гибнущих людей - криками его родных? Или дом очередных хозяев, а может просто незнакомых и чужих, но ни в чем не виновных людей… Кто скажет, кто ведает, кроме Аллаха, которому владетелю служил солдат, бросивший ему кусок хлеба, чтобы потом надеть ошейник? Как звали хозяев караванов и какими путями они шли, на чей корабль он поднялся, подгоняемый сапогом перекупщика…

Однако дело было не в том, что известие вдруг разбудило память о давно прошедших днях. Ничего необычного, в сущности, не происходило. Восток и его неизменный оппонент - представляли собой вечно кипящий котел, с которого то и дело срывало крышку: уж если они в кои-то веки переставали сражаться между собой, то эстафета переносилась во внутренние дрязги. С десяток мирных спокойных лет? Помилуйте, какая роскошь!

Но ведь сейчас в этот бурлящий на вулкане котел мог попасть самый дорогой его человек! Окажется ли он за прочными стенами, или поперек пути какого-либо отряда… Не говоря уж о бандах всяческого отребья, всегда шныряющего поблизости. И что из всего этого лучше?! А Фейран не такой человек, чтобы отсиживаться в подвале, - долг превыше всего!

Долг лекаря, призвание которого облегчать страдания. Что значит: как бы оно все не сложилось, любимый неизменно окажется в самом средоточии опасности.

Все его существо сейчас рвалось прочь из благополучной Тулузы, чьи покой и довольствие покамест не нарушало ничто. Айсен с принужденным смешком признал, что то, что происходит с ним - ни как иначе, чем сумасшествием не назовешь: раб намеревается сбежать от привольной жизни к прежнему хозяину, да еще в самое пекло!

Он так задумался, идя проулком между складами, что буквально натолкнулся на какого-то парня, который в ответ пихнул его от себя.

- Вот так встреча! - с фальшивой радостью протянул Илье, - А мы тебя уже заждались!

Айсен отступил, чтобы сохранить равновесие, и, определенно, удивленный не столько встречей, сколько приветствием.

И тем, что юный буржуа был не один: само собой, дополняя композицию, у противоположной стены пристроился Дамиан…

И не только он.

Молодой человек был не настолько наивен, чтобы ожидать от них сочувствия и поддержки, и надеялся, что приятели Фей просто забудут о его существовании, сочтя недостойным внимания предметом. Да по правде сказать, его и не тянуло нисколько рыдать в жилетки каждому встречному, снова и снова оживляя в памяти всю грязь и боль, которые он так упорно старался переступить, безвозвратно оставить в прошлом за накрепко запертой дверью.

- Для чего? - Айсен спросил это пытаясь сохранить спокойствие по крайней мере внешне, хотя поводов для того было немного: за спиной пустынный проулок перегораживали трое не в меру ретивых слуг, а в глазах обоих парней горел нехороший тревожащий огонек азарта.

Ответом стал удар, - короткий и резкий, он пришелся в живот, и оказался неожиданно сильным даже для самого Илье. Задохнувшись, Айсен почти отлетел к стене склада, распахнув глаза от боли и изумления, в довершении довольно ощутимо приложившись плечом, но на ногах удержался. Илье, видимо все же не привыкший к участию в подобных развлечениях, замешкался, растерявшись, и следующий удар пришелся от его товарища, сбив юношу в пыль.

От пинка, направленного в солнечное сплетение, Айсену удалось увернуться, но пока он пытался подняться, молодые господа уступили место слугам, скорее всего решив, что самим марать руки о постельного раба, подстилку - не достойно их положения. Его уже крепко держали, следующие несколько ударов, нанесенные куда более опытной и твердой рукой едва не погасили сознание. Тогда господа вмешались, поскольку попросту забить раба не входило в планы.

Айсен не кричал: звать на помощь было некого, унижаться и провоцировать юнцов, ошалевших от безнаказанности, окупавшейся весом кошельков их отцов, на еще большее глумление он не хотел, а говорить что-то было бессмысленно. Они определенно намеревались сполна расквитаться с нахалом, посмевшим заставить видеть в себе человека, пусть на краткий миг устыдиться своей спесивой высокомерной бездушности. Посмел не только забыть свое место, - в канаве, дерьме под сапогами, - но и претендовать на невыразимо большее. Это ли не преступление?!

Само собой, что физической силой Айсен не отличался, и уж тем более не был Голиафом, чтобы раскидать троих крепких мужчин, но природная ловкость и гибкость позволяли хотя бы уходить от некоторых ударов, не давая скрутить себя окончательно и не теряя надежды вырваться. Один из слуг попробовал схватить его за ошейник, но со вскриком отдернул руку, куда немедленно впились зубы. Со следующим ударом Айсен чуть-чуть их не лишился.

- Ничего, - протянул Дамиан, - сосать будет удобнее!

- Откуда бы такие познания? - Айсен не сразу понял, что это сказал он сам.

К демонам! Он пережил такое, на что у этих сопляков фантазии не хватит, так что стелиться под них не будет ни в прямом, ни в переносном смысле!

Записной острослов внезапно растерял все свои остроты. Дамиан вздрогнул и выпрямился, разом теряя свой небрежный скучающий вид.

- Пожалеешь, мразь! - прошипел молодой человек, глаза сузились в приступе бесконтрольной ярости от оскорбительного и дерзкого намека. - Держите его крепче и снимите лишнее!