«Утопий-минимум» Уэллс написал множество. Иногда они имели форму самостоятельных трактатов, иногда попросту оказывались довесками к книгам о современности или о ближайшем будущем. В них немало противоречий. И все же смысл его представлении о путях перехода к счастливому будущему может быть резюмирован довольно кратко. Уэллс надеется на то, что увеличение роли научных исследовании, технический прогресс и автоматизация производства поведут уже не к созданию малочисленной прослойки интеллигентов, а к образованию невиданного прежде «нового среднего класса», который составит опору общества. Представители этого класса будут в силу своего положения и характера занятий чувствовать себя представителями всего человечества и постараются работать в общих его интересах. Как они будут действовать, каким путем отнимут власть у теперешних правителей общества, подскажет время.
Этот «идеальный» проект неизбежно терпит крах уже в самой системе логических выкладок автора. Уэллс слишком реалист, чтобы не задаться вопросом: «Из каких слоев будет формироваться этот „новый средний класс“?» Очевидно, из представителей современных общественных классов. А если так, будет ли он представлять собой единое целое? Согласится ли «просвещенный капиталист» (а это подобие «просвещенного монарха» просветителей XVIII века тоже принадлежит, по Уэллсу, к «новому среднему классу») трудиться ради будущего? Ведь его вполне устраивает и настоящее. Не будет ли он совершенно так же, как эксплуатирует сейчас рабочих низкой и средней квалификации, эксплуатировать высококвалифицированных, сравнявшихся с интеллигентами рабочих будущего, своих «собратьев по новому среднему классу»? И не ему ли будет принадлежать реальная власть внутри «нового среднего класса»? О новом ли классе идет после всего этого речь или о подновленной системе теперешних отношений?
Еще больший крах эта система воззрений терпела, когда ее пытались претворить в жизнь. Под влиянием призывов Уэллса иногда возникали небольшие группы энтузиастов, объявлявших его своим руководителем и наставником. Но, сталкиваясь с живыми людьми в качестве руководителя и наставника, Уэллс проявлял такую беспомощность, а сами по себе его проекты обнаруживали такое несогласие с жизнью, что все эти начинания кончались ничем. Иногда же происходило и нечто худшее. Его авторитетом начинали пользоваться люди, желавшие замаскировать и укрепить действительный характер отношений в буржуазном обществе, а отнюдь не изменить это общество и перевести его на рельсы социализма. Даже его призывы к единству всего человечества, призывы, за которыми скрывалось неприятие буржуазного общества, породившего невиданную разобщенность людей, пытались использовать для обоснования империалистических теорий. В подобном духе действовал, например, такой заядлый реакционер, как бывший премьер-министр Южно-Африканского Союза фельдмаршал Смэтс.
Неосуществимость просветительских идей Уэллса в условиях буржуазного общества лишний раз подчеркивала их антикапиталистическую сущность. Рисуя высокоразвитое идеальное общество будущего, Уэллс изображает его как общество, в котором и следа не осталось от сегодняшних отношений купли-продажи и вся жизнь человечества и отдельного человека пришла в согласие с велениями разума. Уэллс проделал до конца тот путь мысли, на середине которого вынуждены были остановиться просветители XVIII века. Их мечта о людском братстве потерпела крах, столкнувшись с реальностью буржуазного общества. Уэллс увидел, что она воплотила в обществе коммунистическом. Каковы ни были разногласия Уэллса с марксизмом, именно учение научного социализма помогло ему принять знамя из рук просветителей.
Уэллс немало ссылался на авторитет Маркса, когда воевал со своими противниками. Но, пытаясь отстоять свои реформистские идеи, он столько же, если не больше, спорил с Марксом. И все же, честно оценивая тенденции общественного развития, Уэллс не мог не прийти к выводам, сходным с конечными выводами марксизма. «Моя мысль всегда развивалась параллельно марксистской», – говорил о себе Уэллс. Это правильно сказано. Мысль Уэллса проходила через те же пласты общественных противоречий, что и марксистская мысль, и стремилась в конечном итоге к той же цели. Но мысль Уэллса труднее всего уподобить идеальной прямой. Моментами она ближе к марксистской теории, моментами заметно от нее отдаляется. Уподобив свою и марксистскую мысль двум параллелям, Уэллс забыл сказать, на каком расстоянии они одна от другой находятся. Да это было бы и непросто. Расстояние всегда разное. В «Машине времени», говоря о противоположности интересов буржуазии и пролетариата, он хотя и очень своеобразно, но приближался к Марксу. В романе «В дни кометы», когда он пытается объяснить современные неурядицы только существованием крупных земельных собственников и моральной неразвитостью буржуа, напротив, становится на совершенно противоположные позиции. В романе «Мистер Блетсуорси на острове Рем-пол» до тех пор, во всяком случае, пока он не начинает под конец излагать свои реформистские теории, снова к нему приближается. И так все время.
У одного из крупнейших современных фантастов, Станислава Лема, есть небольшой рассказ о машине времени. К Йиону Тихому – лицу, от имени которого писатель любит вести повествование, – является изобретатель машины времени и предлагает ему принять участие в распространении его идеи. А для того чтобы действовать наверняка и знать наперед, кто будет им помогать, а кто мешать, он решает перенестись немного вперед по времени и прочитать обо всем этом в исторических сочинениях. Это обычный прием фантастов и утопистов. Героя переносят в отдаленное будущее, чтобы из исторических трудов и преданий узнать о ближайших событиях. Уильям Моррис, например, включил в свою книгу о коммунистической Англии «Вести ниоткуда» даже специальную главу «Как произошла перемена». До него таким приемом воспользовался американский утопист Беллами. Уэллс тоже не раз строил свои вещи подобным образом. Но, удивительное дело, при всей своей подтвержденной опытом безотказности прием этот чем дальше, тем больше отказывал именно Уэллсу. И притом в годы, когда он особенно сосредоточил внимание на утопиях. В главной его утопии «Люди как боги» (1923) читатель не найдет никаких конкретных указаний на то, «как произошла перемена». Отличие от Морриса огромное. Тот описал очень подробно и очень прозорливо основные этапы пролетарской революции. У Герберта Уэллса этого нет и в помине. То же самое и в написанном год спустя романе «Сон». В этом романе Уэллс желает показать, что перестройка общественной жизни необходима в интересах самого человека, что более совершенный социальный строй и человека сделает другим, избавит его от подневольного труда и от личных страданий. С этой целью Уэллс переносит человека будущего в современность и заставляет его прожить свою жизнь такой, какой она сложилась бы в условиях начала двадцатого века, а потом заново, в полную меру оценить, что дали человеку новые условия существования. Не приходится спорить: убедительное доказательство того, что «перемена» необходима. Но все-таки как она произошла?
Не следует ждать от Уэллса убедительного ответа на этот вопрос. Он пытался дать его в своих социальных трактатах, но, очевидно, не слишком верил сам в предлагаемые решения. Важнее другое: уверенность Уэллса в том, что революция неизбежно произойдет и в конечном итоге приведет к формированию коммунистического общества.
Герой его утопии «Люди как боги» мистер Барнстейпл воочию убедился в осуществимости самых смелых революционных идей – тех, что объявлялись похороненными и возрождались вновь.
«Социализм был евангелием его юности; он разделял надежды этого движения и его сомнения, участвовал в его острых внутренних раздорах», – рассказывает автор об этом новом своем воплощении, мистере Барнстейпле.
Потом мистер Барнстейпл пережил период разочарования. Ему, наглядевшемуся на жестокость и несправедливость, царящие в мире, казалось, что человек по природе жесток и жаден, что его надо держать в крепких тисках, дабы обуздать его животные страсти. Развивается ли мир? Меняется ли человек?
