Джексон прочитал заметку.

– Сразу не могу вспомнить, – несколько секунд он жевал нижнюю губу, потом медленно продолжил, – не уверен, но, кажется, припоминаю. Рядом с тем местом в Лайгейте произошло подряд несколько несчастных случаев, возник даже неофициальный наблюдательный комитет, который поднял по этому поводу дикий крик. Это было рядом с электростанцией – да, вы, наверное, знаете то место, там два очень неприятных перекрестка. История эта произошла утром, около девяти часов, на глазах у нескольких человек. Этот неофициальный комитет настаивал на том, чтобы водителя осудили. Я даже подумал, что полиция дала им слишком много воли, – похоже, Коннолли опасался, что если обвиняемого оправдают, комитет покажет зубы уже по-настоящему, – Джексон умолк, вспоминая обстоятельства, а потом, уже более уверенно, заговорил: – Да, теперь вспомнил. Жертвой была молодая женщина, беременная, если не ошибаюсь, – точно, беременная, потому-то дело и привлекло внимание. Вы же знаете, какой мечтательной может быть женщина, особенно в таком положении, – а кроме того, еще и очень медлительной. В общем, она вышла из автобуса, обошла его сзади и очутилась как раз на пути "ягуара", двигавшегося в противоположном направлении. Удар был очень сильным, – у нее произошел выкидыш. Я защищал водителя – добавил Джексон поспешно, – мы еще спорили в конторе, надо ли нам это делать – общественное мнение было целиком на стороне пострадавшей. Неофициальный комитет представил обвинению нескольких свидетелей, но и у меня были свидетели защиты. Среди них одна пожилая женщина – забыл ее имя. Спокойная, уверенная в себе. Абсолютно надежный свидетель. Был еще полицейский, он видел все, что произошло. И я отлично помню его – такой степенный, непоколебимый, но, видимо, с великолепной реакцией и очень наблюдательный, такой человек незаменим на перекрестке. Лицо, словно высеченное из куска дерева...

– Вы помните, как его звали? – очень мягко спросил Роджер.

– Да, припоминаю. Аткинсон. За несколько недель до моего отъезда из Лайгейта его перевели то ли в Клапамуэй, толи в Тоттинг. Он... – Джексон вдруг замолчал.

Роджер встал из-за стола. Это был один из тех моментов, когда скрыть волнение невозможно. Сержант Аткинсон! Он-то мог воспроизвести картину в мельчайших деталях. Молодая женщина, "ягуар", визг тормозов и крики, спокойный и уравновешенный полицейский, столь же спокойная и надежная миссис Брей, Джексон, эффективно и умело действующий в пользу подзащитного, и миссис Китт, категорично отрицающая обвинения.

– Этот наблюдательный комитет... – сказал Роджер. – Вы можете вспомнить, кто в него входил?

– Вряд ли, – ответил после некоторого раздумья Джексон. – Я смутно помню, как выглядели их свидетели, но имя могу назвать лишь одно. Вы сможете установить остальных.

– И кто же это?

– Проповедник. Тот самый, который до сих пор сотрясает воздух по поводу дорожных происшествий, – газеты называют его "Проповедник Пит". Это о нем вчера говорила Розмари, несколько недель назад они встречались и...

Он словно споткнулся и откинулся на стуле, судорожно хватая ртом воздух:

– Не мог же он...

– Пожалуй, я встречусь с проповедником Питом, – очень спокойно произнес Роджер. – Вы сейчас очень заняты?

– Уэст, мне действительно надо повидать мать Розмари, – Джексон боролся с желанием отправиться к проповеднику с Роджером. – Конечно же, я ненадолго, – если я поеду прямо сейчас, то буду у нее в половине девятого, а где-то к полночи вернусь домой. Если будут какие-то новости, вы можете позвонить к ней или перехватить меня по дороге. Та информация, что вы хотите от меня получить насчет миссис Китт, – это может подождать до утра?

– Да, но если вы вспомните что-то такое, что покажется вам важным, немедленно звоните в Скотленд-Ярд или мне. По-моему, у вас есть мой домашний телефон, не так ли?

– Да. Куда же я его сунул? – сказал Джексон, роясь в бумажнике. – А, вот он. Уэст... – он тяжело дышал, потом резко отвернулся, чтобы скрыть подступившие слезы, – впрочем, какой смысл умолять вас. Я же знаю, что выделаете все возможное.

Вскоре после этого он выехал к теще, за ним следовала полицейская машина – все полицейские на дороге в Оксфорд также были предупреждены.

А Роджер позвонил в Лайгейт. Коннолли уже ушел, но инспектор с готовностью пообещал разыскать все материалы по наблюдательному комитету и по делу водителя "ягуара". Хотя сегодня это вряд ли возможно, уже вечер, и секретарь суда, скорее всего, закончил работу.

– Прошу вас, сделайте это немедленно, – сказал Роджер, – это может быть очень важно. А что сейчас слышно об этом наблюдательном комитете?

– О, он распался сразу же после того дела, – ответил инспектор. – Единственным отголоском остался "островок безопасности", который сделали рядом с тем местом. Это уже кое-что, скажу я вам. Я тогда только пришел на службу и знаю об этом деле только по разговорам. Но имена найду. С адресами. Заправлял всем проповедник Пит – он и председатель комитета, и секретарь, да и все остальные должности, по-моему, тоже занимал он один.

– Спасибо, – сказал Роджер. – Я поговорю с ним.

За этот день Роджер собрал массу информации о проповеднике Пите, или преподобном Питере Уэйте.

Питер Уэйт был еще молод, не более тридцати пяти лет. Был он священником небольшой секты нонконформистов – титул "преподобный" был скорее почетным, нежели результатом упорной религиозной деятельности. Имя Уэйт досталось ему по иронии судьбы: история его жизни представляла собой череду каких-то взрывов и протуберанцев – преподобный Пит был нетерпелив и не мог ждать результатов своего труда.[1] Все высказывались о нем примерно одинаково. Приятная внешность, хорошая литературная речь, искренний человек, много времени уделяющий всевозможным общественным комитетам; кроме того, еще и лидер ассоциации бойскаутов. Репутацией он пользовался самой благополучной и мог бы иметь невероятную популярность, если б не одна слабость: его фанатизм по отношению к дорожным происшествиям:

"Водитель, сбивший пешехода, – не уставал повторять он, – это убийца, а к убийцам надо применять соответствующие меры".

Церковь нонконформистов имела всего два прихода – один в Лайгейте, другой в Тоттинге. Он был священником в Тоттинге уже три года и жил в одном из больших домов неподалеку от поля. Подобно большинству домов в том районе, дом проповедника тоже был многоквартирным. Часть своей квартиры он использовал как штаб кампании по борьбе с дорожно-транспортными происшествиями – оттуда он распространял буклеты и плакаты и, видимо, писал свои письма. Кстати, он послал письмо и Розмари Джексон, а вскоре после этого ей позвонил. Совпадение?

Домой Роджер попал уже после семи вечера. Настроение у него было отвратительное: пришло сообщение из больницы, что у Четуорта нет практически никаких шансов. Роджер всегда понимал, сколь велика роль Четуорта в жизни Департамента уголовного розыска, но лишь сейчас осознал, что значит для всех этот человек, – не было ни одного полицейского, который не расстроился и не горевал бы о помощнике комиссара.

Роджер позвонил в Тоттинг и сообщил, что выезжает. На углу – том самом, где был убит Аткинсон, – он встретился с Дэвисом. Дэвис был не один, с сержантом, но тому явно не хотелось влезать в эту историю, и всю инициативу он передал Дэвису.

– Я предпринял две попытки, сэр, но не смог найти связи между сержантом Аткинсоном и проповедником... я хотел сказать, мистером Уэйтом, сэр. Миссис Аткинсон помнит его по Лайгейту. Сержант Аткинсон очень тогда на него злился, но это все.

– Понятно. А как чувствует себя миссис Аткинсон?

– К ней приехала сестра из Манчестера, я думаю, сейчас ей будет легче. Я буду в курсе.

– И меня, пожалуйста, информируйте, – сказал Роджер. – Вы не знаете, Уэйт сейчас дома?