— Все свежее, — отвечал на это разносчик.— Булки, мармелад, эвкалипт!..
В проходе показывались головы. Головы раздумывали, хотят ли они есть. А если не хотят, то можно ли еще чего-нибудь съесть.
Тем временем у корзины собралось человек семь. Дожидаясь своей очереди, Зуб с большим нетерпением присматривал себе пирог. Он хотел именно пирог. Вон тот, который шире и толще других. Как он пахнет! Голова кругом идет.
Странное дело: пузырьки с настойкой эвкалипта покупали все. Иные, осмотрев с недовольной миной булки, пироги и мармелад, требовали только эвкалипт. Даже Зуб смутно почувствовал, что не прочь заиметь такой пузырек, хотя у него не было даже намека на простуду. Но такая добавка к пирогу была бы для него роскошью. Он ткнул пальцем в облюбованный пирог — самый большой, самый поджаристый:
— Вот этот!
— А эвкалипт?
— Эвкалипт не надо.
Он схватил большой мягкий пирог и с трудом удержался, чтобы тут же в него не впиться.
— Рупь десять.
Он не сразу понял, что сказано ему.
— Рупь десять! — строго повторил разносчик.
— С меня? — упавшим голосом спросил Зуб.
— А то с меня, — постно, одной стороной ухмыльнулся хозяин корзины. — С рыбой у нас дорого.
Первая мысль была — положить пирог и взять булку, которая, наверно, раз в пять дешевле. Но он не посмел этого сделать, потому что руки у него были очень грязные. С обреченным видом он выгреб содержимое кармана, отсчитал себе тринадцать копеек, а остальное отдал разносчику. Тот, не считая, кинул деньги в широкий карман халата и двинулся дальше по вагону.
— Булки, пироги...
— Товарищ продавец! — окликнула его женщина с пузырьком в руках. — Сколько раз за день принимать?
Разносчик обернулся и изобразил на своем скучном лице раздумье:
— При болях... Булки, мармелад, пироги, эвкалипт!
— Приготовьте билеты! — донесся строгий голос. С другого конца вагона шла проводница. — Билеты готовьте — контроль. Парень, где твое место? Ты, ты, с пирогом! Где, говорю, сидишь?
— Там, — неопределенно кивнул Зуб.
— Садись на место и жди.
— Проводник, что сейчас будет?
— Проверка будет.
— Я спрашиваю, станция какая?
— Челябинск скоро.
Зубово место вполне определенное — на крыше вагона. Там он и уселся с пирогом в руках.
44
Поезд шел по сибирской земле. Плыли низкие клочкастые тучи. Сырой, холодный ветер хлестал по спине. От вчерашнего тепла остались одни воспоминания. Но Зубу на все это наплевать — он управлялся с пирогом. Он глотал его, едва успевая выбирать рыбьи кости, а которые все же попадали в рот, он их перемалывал крепкими молодыми зубами. Пирог был вкусный и сочный, каких он никогда, кажется, не едал. Но все равно на душе было тяжело, потому что Юрины деньги растрачены глупо и неблагодарно. Узнай об этом Юра, Зуб сгорел бы от стыда за свое тупоумие и нетерпение. Нет, это даже не тупоумие, это жадность, обжорство. Вот дай ему пирог пошире — и все тут! Дернуло же его кинуться с грязными руками! Ведь можно было потерпеть до Челябинска и купить там полбуханки черного хлеба. Ну и камсы какой-нибудь. И сыт, и целый рубль в кармане. А сейчас в кармане бренчит тринадцать копеек. Что на них купишь?
А брюхо ликовало! А настроение неудержимо лезло вверх. Ветер был уже не такой холодный, как сначала, а пробивающаяся желтизна зарослей и перелесков не казалась унылой. Хорошо. Внизу проверяют билеты, а он здесь, и ему дела мало до ревизоров. Зубу представилось, что по вагону ходит тот нервный ревизор с сумкой через плечо, который грозился отвернуть голову. Пусть теперь достанет...
Показался большой город — с дымами, пластавшимися над бесконечными крышами, с улицами, закованными в асфальт, с людьми, не обращавшими на поезд никакого внимания, с автобусами, похожими на неповоротливых разноцветных жуков.
Должно быть, от веселости, которую дал пирог, Зуб осмелел и решил не прыгать на ходу. Висел на торце вагона, ухватившись за скобы, и ждал, когда поезд остановится. На другой стороне проплывал скрежет репродуктора, объявляющего о прибытии пассажирского. Слышались топот по перрону, возбужденные голоса встречающих, отъезжающих и провожающих.
Когда поезд встал, Зуб пролез под вагоном на перрон и бесцельно пошел вдоль состава, глазея по сторонам. Потом вспомнил о карте и пошел искать ее в вокзале. Нашел. На стене были нарисованы ломаные линии железных дорог, кружочки-станции. Выходило, что половину пути Зуб уже одолел. Осталось столько же. Ну, может, чуть меньше. Ничего, теперь выдюжит. Будет ехать без остановок. Хватит с него всяких приключений.
Объявили, что через три минуты поезд тронется. Надо успеть пролезть на другую сторону состава.
Зуб выскочил из вокзала и, прежде чем нырнуть под вагон, огляделся по сторонам — нет ли милиционера. В людской толчее мелькнула фигура, показавшаяся знакомой. Он не придал этому значения. Откуда у него знакомые в этом городе, в такой дали? Наклонившись было лезть под вагон, Зуб все-таки снова поискал глазами ту фигуру. И увидел. На другом конце длинного вокзала двое свернули за угол. Один в сером плаще, а другой в драном пальто и черном берете. Салкин же это!
Забыв о поезде, Зуб кинулся следом. Он натыкался на людей, на чемоданы, на него орали, шипели. Он боялся выпустить из виду эту вертлявую голову в берете. Салкина за углом не оказалось. Тут вообще мало было народа. Зуб пробежал еще много, свернул за какие-то постройки, беспомощно заозирался. Исчез. А может, померещилось? Откуда тут взяться Салкину? Хотя ведь он бродяга. Да и сел на поезд, который шел в этом же направлении. От перрона отходил пассажирский. Надо успеть. Придется садиться со стороны вокзала. Он же решил не делать остановок.
Зуб бросился к перрону и тут же остановился. В закутке между штабелями пустых ящиков, высившихся у приземистого строения из белого кирпича, он увидел Салкина. Тот сидел с каким-то сутулым верзилой на опрокинутых ящиках и с нетерпеливым беспокойством смотрел, как верзила бьет ладонью по донышку бутылки.
— Салкин! — кинулся к ним Зуб.
Тот сначала и ухом не повел, а потом вдруг вскочил как ужаленный.
— Ворюга! — вцепился Зуб в лацканы драного пальто. — Отдавай деньги!
— Ты чо, ты чо, пацан? — забормотал ошарашенный Салкин. — Погоди, разберемся...
— Давай сюда деньги, гад! — орал Зуб и тряс Салкина, как грушу.
— Ты кто такой? — завизжал вдруг Салкин и изо всех сил ударил Зуба по рукам. — Чо к людям пристаешь, пацан? Милицию позвать, да?
Губы у него побелели, в глазах были страх и воинственность.
— Давай деньги! — хрипел Зуб, собираясь снова схватить вора.
Салкин увернулся. Тут же пришлось уворачиваться Зубу — Салкин хотел ударить его ногой.
— Миня, Миня! Чо этот пацан пристает? Дай ему!
Верзила в сером плаще сидел на ящике и хлопал глазами. На его бурой и тупой, вытесанной на манер клоуна физиономии было что-то вроде удивления.
— Миня! Ну чо сидишь?
Салкин схватил ящик и пустил его в Зуба. Тот пригнулся. В следующую секунду Салкин всхлипнул от сильного удара в челюсть. Пока пятился, беспомощно размахивая руками, получил еще один смачный удар, от которого перелетел через опрокинутые ящики. Зуб шагнул к нему, но тут в голове загудело, в глазах сделалось темно — тупорылый обрушил на него свой ядерный кулак. Он ударил так, как бьют молотом ло наковальне.
Зуб упал на колени. Штабели раскачивались и каким-то чудом не рассыпались.
— Ишо? — услышал он над собой и в то же время как бы издалека.
— Миня, теперь я сам! Я знаю...
Удар ботинком в живот согнул Зуба пополам. Он застонал и повалился на бок.
— Молодые люди!
Проблеском сознания Зуб подумал, что этот строгий, ровный голос доносился из станционного репродуктора.
— Молодые люди, не процитировать ли вам соответствующую статью из уголовного кодекса?
Раздался топот, и все стихло.
