— Не уходите так... рассердившись на меня...

Он быстро обернулся.

— Рассердившись на вас! — воскликнул он. Теперь его глаза смотрели на нее зовущим взглядом, притягивая ее к себе, молили о поцелуе.

Будто поняв его, Диана подняла лицо.

Любовь, словно могучий поток, залила все ее существо. Не было больше застенчивости, робости перед Гюгом, она забыла все, кроме того, что он здесь, близко, рядом с ней. Она потеряла представление о времени, о месте, об обычных условностях и вся отдалась порыву своего сердца.

— Гюг, — прошептала она, задыхаясь.

Он схватил ее в объятия и, как человек, умирающий от жажды, приник к ее губам. Ди казалось, что это конец, что в этом поцелуе она отдает ему свой последний вздох. Она чувствовала себя жалкой былинкой, подхваченной вихрем страсти. Силы покидали ее, сердце бешено билось, готовое вырваться из груди.

Но вот она почувствовала, что опять свободна.

Она откинулась на подушки, обессиленная, слишком счастливая для того, чтобы говорить. Гюг стоял на коленях возле ее кровати; она положила руку на его темные волосы.

Оба молчали. Наконец Ди промолвила:

— Я не знала, я даже не предполагала, что могу вам нравиться.

Он поднял к ней взволнованное лицо.

— Нравиться, — повторил он горько. — Я весь охвачен любовью к вам, Ди, я весь измучен ею. Я знаю, что виноват. Ди, клянусь вам, я боролся. Умоляю вас, верьте мне. Я хотел уехать, уйти от вас, но не мог противостоять желанию увидеть вас в последний раз, и вот я пришел...

— О, если бы вы не пришли, — вздрогнула Ди. Она приподнялась и взяла его лицо в свои ладони. — Я не понимаю, в чем вы виноваты, — сказала она, — но я ничего не хочу знать кроме того, что вы любите меня. Повторите мне это еще раз. Я хочу услышать это от вас!

Ее пылкость снова зажгла в нем страстный порыв. Он поднялся с колен и обхватил ее руками.

— Ваше сердце бьется под моей рукой, — сказал он ей очень тихо; его губы нежно ласкали ее шею. — Неужели вы не чувствуете, как я люблю вас? Вы слышите? Я люблю вас, я так люблю вас!

В коридоре раздался голос Виолетты. Она, запыхавшись, вошла в комнату.

— Ты здесь давно, Гюги? — спросила она.

— Я пришел к чаю, — сказал он.

Виолетта взглянула на Ди.

— У Ди очень усталый вид, — сказала она. — Я думаю, лучше тебе уйти.

Она следила взглядом за ним, за тем, как он прощался с Дианой. Но не заметила ничего, кроме обычного рукопожатия, не услышала ничего, кроме обычных слов прощания. Взгляд, который Гюг бросил на губы Ди, его страстное пожатие остались незамеченными.

Когда он ушел, Виолетта села в кресло, которое он только что оставил.

— Бедный Гюг, — сказала она, — у него сегодня был очень расстроенный вид. Я думаю, он иногда чувствует себя неважно, хотя и старается не показывать этого.

Она остановилась и ждала. Ди молчала. Она вся ушла в воспоминания о поцелуях Гюга, о словах любви, о чудесной тайне, раскрывшейся перед ней.

— Вы, конечно, знаете, что он женат, — продолжала Виолетта.

— Кто? — спросила Ди, чувствуя, что от нее ждут каких-то слов. Она почти не слышала слов Виолетты.

— Гюг, конечно, — отвечала та. — Он женился шестнадцать лет тому назад на леди Гермионе Эпрель. Они уже много лет как разошлись, но Гермиона не хочет дать ему развод. Она, видите ли, католичка. Так что бедный Гюг одновременно и свободен, и связан. Большая неудача, не так ли?

ГЛАВА IX

Воспоминания

Ди лежала совсем тихо в темноте; она слышала, как часы пробили двенадцать, потом час, два; скоро взойдет солнце, и весь мир засияет новой красотой.

Теперь Ди все стало ясно, она все поняла; Гюг женат и никогда не сможет развестись со своей женой, а если бы это и стало возможно благодаря какому-нибудь чуду, развод погубил бы его карьеру.

«Я должна побороть в себе это чувство, — снова и снова в отчаянии твердила себе Ди. — Ведь перестану же я когда-нибудь мучиться — через год я не буду, просто не смогу уже так страдать, но только я не должна его больше видеть».

В одном она была твердо уверена: надо положить всему конец. Несмотря на свою молодость, она успела усвоить твердые правила жизни, и первое из них гласило: «Не покушайся на то, что принадлежит другому».

Ди откинула с лица упавшую на него прядь волос и села на кровати, обхватив руками колени.

Она должна уехать отсюда, избежать возможности встретить Гюга. «Если я его снова увижу, я не в силах буду уехать», — говорила она сама себе. Она вся трепетала при воспоминании о вчерашнем дне, пробовала забыть, не думать о поцелуях Гюга, о страшном могуществе его прикосновений, но это было выше ее сил. Несмотря на отчаяние, на тоску при мысли о предстоящем ей самоотречении, воспоминания сладкой болью сжимали сердце Ди.

Она упала на постель и спрятала лицо в подушки.

«О, Гюг, Гюг! — шептала она. — Я не могу отказаться от тебя, я хочу тебя, хочу тебя!»

Ди страдала так сильно, как это возможно только в молодости. Она растерялась в этом мире новых для нее ощущений, где восторг и горькое страдание шли, казалось, рука об руку. Она лежала, обессиленная, глядя прямо перед собой мрачными, еще не просохшими от слез глазами. Тонкие полоски света пробивались сквозь темные шторы — занимался новый день.

«День, который нужно как-то прожить, — с тоской подумала Ди. — Длинный день, в течение которого придется казаться веселой и скрывать от всех муки сердца. А затем настанет ночь и принесет только одни воспоминания. И такова будет моя жизнь в течение многих лет. Вспоминать и влачить жалкое существование — вот мой удел».

Комната наполнялась светом, стали вырисовываться контуры отдельных предметов. Через ту же щель в шторах, сквозь которую проникал утренний свет, ворвался луч солнца; он упал на вазу с гвоздиками, стоявшую у постели Ди. Она взглянула на цветы. Они стояли на том же самом месте, что и вчера, но тогда с нею был Гюг... Он прикасался к цветам, вдыхал их аромат. Горячие слезы снова полились из ее глаз. Горько рыдая, Ди спрятала лицо в букет белых гвоздик.

ГЛАВА X

Признание

Гюг шел домой. В бессильной злобе он проклинал и презирал себя. И в то же время в глубине его души светилась радость, радость, в которой он боялся признаться даже самому себе.

В этот день он был приглашен на обед, но сейчас испытывал ко всем людям сильнейшее отвращение, ему хотелось быть одному. Он приказал Тому говорить всем, что его неожиданно вызвали из города.

Расслабляющий зной, заливающий переполненные людьми улицы, казался чем-то осязаемым. Он повис над утомленными пешеходами, над беспрерывно движущимся потоком экипажей и автомобилей. Гюг открыл дверь квартиры английским ключом и бесшумно вошел в гостиную.

Мужская фигура поднялась с кресла ему навстречу: то был Виндльсгэм.

Гюг почувствовал досаду — ему так хотелось быть одному.

— Алло, — сказал он, стараясь придать своему голосу достаточно дружеский оттенок.

— Алло, — повторил Виндльсгэм. В голосе его не слышалось обычной бесшабашности. — Я знаю, что вы должны уйти, — сказал он, — но не задержу вас надолго. Мне очень нужен ваш совет.

Виндльсгэм был младшим товарищем Гюга по Итону. Между ними была разница в шесть лет.

— Я сейчас в большом затруднении, — продолжал он отрывисто. — Я хочу нарушить свою помолвку с Сесиль, но у меня не хватает мужества. Может быть, вы сочтете меня подлецом, но, по-моему, большая подлость отказаться от девушки, которую ты любишь и которая, ты знаешь, любит тебя, чем порвать с девушкой, на которой обещал жениться, но которую не любишь. Скажите мне откровенно ваше мнение.

Гюг мрачно взглянул на него.

— Кто та, другая девушка? — спросил он.

Краска залила лицо Виндльсгэма.

— Она всего лишь гувернантка, служит у Гортонов. Там я с ней и познакомился, она помогала хозяйке дома разливать чай.