Суть представления сводилась к тому, что девушки перепутали сценарии и теперь нужно или заплатить большую сумму неустойки или всё же встретить новый год – в июле-месяце.

Новогодние шутки перемешивались с откровенно-пошлыми намеками и взглядами.

– Ксения, а ты знаешь, что в детстве Владимир Ульянов очень любил ходить на детские утренники в костюме снежинки? – спрашивала Лёка, делая вид, что не знает, что сказать.

– Ну и что? – отвечала Ксения, уже устроившаяся внизу у кого-то на столике и попивающая шампанское.

– Да как-то нелепо на фоне танцующих детей смотрелась лысая, бородатая снежинка…

Зрительский смех звучал как песня для Лёки – с каждой минутой она всё добавляла остроты в реплики. Спускалась в зал, беседовала с кем-то из зрителей, ехидничала и – передавала эстафету Ксении.

– Котик, как тебя зовут? – интересовалась та, укладываясь своим роскошным бюстом кому-то на коленки.

– Геннадий, – отвечал полный лысоватый мужчина, не замечая возмущенных взглядов жены.

– Ах, дорогой, ты разбил мне сердце, – обреченно шептала Ксения, поднимаясь на сцену и оставляя мужика в полной растерянности.

– Что такое, Ксюшенька? – Лёка изображала заботу, подходила, гладила по голове.

– Ах, дорогая, этот плут опять разбил мне сердце. Мало того, что нарядился как покемон и выстриг себе волосы на голове, так еще и имя себе придумал – Геннадий. Ууу, крокодилище… Между ног нет ничего, а изображает из себя…

– А что должно быть между ног? – спрашивала Лёка, поглядывая на замершую в ожидании публику.

– Бооольшой и толстенький, твердый… кошелечек с денежками, – закатывала глаза Ксения и улыбалась, слушая громовой смех зрителей.

Всё было как всегда – живо и весело. И дело было даже не в шутках, а в том, КАК они преподносились – игриво, ненавязчиво, с лёгким налетом издевки и ехидства.

Сверкали огни, бесшумно по залу передвигались официанты, и среди них – три новенькие девушки. И наступил момент, когда Лёка приосанилась и объявила:

– Специально для наших дорогих и любимых новый номер! Аплодисменты!

Погас свет. Какое-то время в зале стояла полная темнота. А потом три луча софитов выхватили из мрака фигуры тех самых девушек-официанток. Зазвучала музыка и форменные жилетики начали расстегиваться в такт красивому танцу.

Мужчины, рядом с которыми находились девушки, взвыли от восторга, забыв, что еще недавно эти «подавальщицы» ужасно их раздражали.

Это был момент отдыха для Лёки и Ксюши – пока стриптизерши исполняли свой номер, девчонки убежали за кулисы и наскоро договаривались о следующем блоке представления, прихлебывая между делом вино из высоких стаканов.

Отгремели аплодисменты, девушки-официантки убежали из зала, держа в охапке одежду и на сцену снова вышли бессменные ведущие.

– А теперь, чтобы вы не успели опомниться, новый сюрприз! – провозгласила Лёка, – Для вас танцует очаровательная Мари… И, пожалуй, я тоже посмотрю этот номер.

С этими словами она спустилась в зал и села прямо напротив сцены. А Марина уже выплывала из-за кулис, такая соблазнительная и невинная, всё в том же белом платье…

Первые минуты выступления пронеслись как одно мгновение – девушка была просто воплощением чистоты и света, мужчины в зале не закрывали ртов, глядя на неё.

А потом – понеслось. Свет выхватил из лица Мари самое главное: горящие алчным блеском глаза. Взметнулась белая ткань и девушка начала свой главный танец.

Это было совсем непохоже на репетицию – яркий, законченный номер, полный желания и страсти.

Марина не отрывала взгляда от жестких Лёкиных глаз и ей казалось, что она слышит яростный шепот, повторяющий из раза в раз одно и то же:

– Дешевка… Дешевка… Тебе никогда не дотянуться до меня… Ты смешна…

Взорвав в себе какие-то башни и бастионы, Мари спустилась в зал. Прикасалась к каждому из мужчин, водила сосками по их лицам, но не позволяла целовать. Сама с собой играла роль отвергнутой соблазнительницы, – которую хотят все… кроме главного человека.

А Лёка смотрела, едва сдерживаясь, и почти физически ощущала напряжение девушки, её желание, возбуждение, её страсть.

И вот – финальный аккорд. Ни один номер ни до этого не встречали столь бурными аплодисментами – разве что Лизу… Но это было давно – целых полчаса назад.

Шоу закончилось обычными репликами:

– Ну что, Лёль, повеселили мы с тобой народ?

– Это скорее народ повеселил нас.

– А как ты думаешь, что будем делать завтра?…

– Даже не знаю… Хотя…

Девушки шли к кулисам, спиной к зрителям и беседовали как будто между собой. А потом вдруг обернулись, улыбнулись хитро и сказали хором:

– Шоу… Завтра мы будем делать шоу.

И всё кончилось. За сценой их ждал обычный вихрь поздравлений, цветы и шампанское «от мужчины за третьим столиком», улыбающийся Дэн, хмурый Валентин и стайка шумных девчонок, готовящихся выслушать Лёкино «резюме».

Это тоже была своего рода традиция: если всё проходило хорошо, девушка говорила: «Гуляем, народ. Прокатит». Если не очень – «Гулять будем завтра». А если особенно не очень – «Вот надеру вам задницы – будете знать, как фальшивить».

Но сегодня Лёка как будто забыла о том, что должна высказать своё веское слово. Прошмыгнула в гримерку и открыла бутылку вина. Отхлебнула из горла и только тогда заметила испуганные лица, торчащие в дверях.

– Заваливайте, – засмеялась, – Гуляем сегодня. Прокатит.

Радостный визг был ей наградой: все наперебой начали высказывать свои впечатления от шоу, даже Ксения не язвила – поддалась всеобщему настроению.

В этом шуме Мари незаметно оделась в джинсы и майку и подошла к Лёке. Остановилась, пристально посмотрела в глаза и спросила:

– Ну и как я танцевала?

Никто не обратил на это внимания – продолжали общаться, не заметив. А Лёка ухмыльнулась и ответила:

– Неплохо.

– Дорогая, да скажи ты ей уже прямо: пошли трахаться, – раздался откуда-то сбоку ехидный Ксюхин голос, – Что вы как дети сопли развозите?

Мари покраснела. Сильно, яростно – пронзила Лёку взглядом и выскочила из гримерки.

– Ксюха… Ну ты… – угрожающе начала Лёка и побежала следом.

Нагнала она Марину уже на улице. Схватила за плечо, развернула и прижала к себе.

– Ты отлично танцевала. Просто здорово.

– Да неужели? Значит, и ты меня захотела? – пробормотала Мари, избегая пронзительного Лёкиного взгляда.

– Я всегда хотела, – Лёка прижалась губами к губам девушки и опустила ладони на её мягкую попку. Сжала крепко и – выпустила, – А ты? Хочешь?

Вместо ответа Мари языком провела по Лёкиной шее, к уху и прошептала что-то невнятное. А потом взяла за руку и повела за собой…

***

Ксения сидела на холодном песке пляжа. Равнодушно смотрела на чёрную полосу прибоя и теребила в руках сигарету. Она переоделась после концерта в строгие брюки и свитер, но, несмотря на внешнее спокойствие, выглядела уставшей.

Тонкая папиросная бумага легко загорелась от зажигалки, и едкий дым проник в лёгкие.

– Ммм… – промычала Ксения, задерживая дыхание.

Волны поднялись вверх вслед за тонкой струйкой дыма… Еще затяжка… В голове как будто образовалось маленькое облачко, бездумно скользящее по нервам.

Девушка прилегла на песок, сквозь закрытые глаза любуясь звездным небом. На окончаниях век появились картинки нежной лиричной музыки – такой, какую не встретишь ни на одном диске, кассете.

Она чувствовала каждую мышцу своего тела – расслабленную и спокойную, мысленно танцующую в такт той самой волшебной мелодии.

Еще затяжка… Еще… Внезапно Ксении стало грустно: она вспомнила про Лёку. Представила, чем она сейчас занимается и – заплакала.

Медленно, наслаждаясь каждой упавшей на щеку слезинкой.

– Ксюха, ты уже успела, чтоли? – раздался рядом голос, и растрепанная Лёка плюхнулась на песок рядом с девушкой.