И на четвертую ночь все обошлось. Осип Макарович был доволен ходом работ – трезвые строители спешили изо всех сил, чтобы закончить дело как можно быстрее и забыть навсегда тот утренний кошмар, который они давеча наблюдали. В итоге к концу четвертого дня площадка под новое строительство была практически расчищена и подготовлена.

Осип Макарович решил переночевать в имении в последний раз, а поутру отбыть в Ленинград, так как чувствовал: брат сильно нервничает. Насчет брата он оказался абсолютно прав – взволнованный Пантелей Макарович сам примчался на строительство, чтобы убедиться в полном здравии Осипа.

Они вместе посмеялись над шуткой, разыгранной рабочими пять дней назад, и ночевать решили прямо на месте, поставив палатку, так как, живя у себя на Урале, были приучены к походным условиям. Перед сном немного покуражились, даже постреляли по верхушкам дубов и по стаям ворон из пулемета, посидели у костра с охранниками и, умывшись прямо из пруда, завалились спать.

Ночью палатки братьев Филипповых и охраны одним рывком взметнулись в воздух и унеслись ввысь на неизвестное расстояние. Продрав глаза, все увидели на пруду черный корабль.

С палубы на берег сошел призрак в мундире вице-адмирала царского флота и медленно направился в их сторону, поражая трехаршинным ростом.

– Стой на месте. Будем стрелять! – заорали охранники.

Но призрак продолжал идти к ним. Сделав несколько предупредительных выстрелов в воздух, охрана открыла огонь по цели. Вначале палили из нескольких ружей на поражение, но поскольку это не дало никаких результатов, один из стрелявших плюхнулся на живот и начал хлестать гигантскую фигуру очередями из «Максима».

Чем ближе подходил к людям призрак, тем отчетливее было видно, как пули, выпущенные в его сторону, не долетая нескольких пядей, резко поворачивали, расходясь веером, словно рикошетили о невидимое препятствие.

Вице-адмирал стал размахивать в воздухе руками. От каждого его взмаха один из охранников взмывал вверх, с огромной скоростью отлетал на десяток метров и падал, ударяясь всем телом о ветки деревьев или оземь. Казалось, они разбивались насмерть.

Призрак приближался к братьям. Подойдя к Филипповым вплотную и не обращая внимания на их стрельбу из наганов практически в упор, он медленно поднял обе руки. Осип с Пантелеем, оторвавшись от земли, повисли в воздухе, дрыгая ногами и вопя от ужаса.

Продержав их несколько минут перед своим лицом с пустыми глазницами, он уронил братьев на землю. Осип и Пантелей, ощутив твердую почву под ногами, побежали прочь.

Призрак резким движением руки крест-накрест «перечеркнул» их стремительно удаляющиеся спины, отвернулся и побрел в сторону пруда. Бегущие сделали еще несколько шагов и рухнули замертво. У обоих, словно острым мечом, были рассечены брюшины от грудной клетки до паха, вывалились кишки и внутренности, разлилась по траве кровь. Они так и остались лежать на земле с выпученными от ужаса мертвыми глазами.

Рядом, спрятавшись в кустах, сидел дрожащий всем телом сторож, который беспрестанно молился и крестился. Он чудом остался жив и наблюдал, как сами по себе вновь возводились полуразрушенные стены усадьбы из выбитых кирпичей и раскрошившейся штукатурки… (Из показаний сторожа от 12 июля 1924 года.)

Следующим в папке оказался документ времен Второй мировой войны.

…Летом 1942 года во время блокады Ленинграда военная часть армии вермахта разместилась в окрестностях усадьбы Браамкампа. Гитлеровцы основательно обустроились на новом месте. Они вырыли окопы вокруг двора в несколько рядов, построили блиндаж, соорудили блокпосты, обложенные мешками с песком, и установили там пулеметы. Выставили артиллерийские орудия на случай попыток прорыва блокады. Была построена даже сторожевая вышка, на которой находился часовой.

От генератора тока к вышке протянули кабель, чтобы ночью там горел прожектор, освещая поле и подступы к укрепленному лагерю.

Флигель усадьбы, уцелевший в отличие от других бывших помещений дома, использовался как склад имущества, а офицерский состав предпочитал ночевать в блиндаже – на случай бомбежки русской авиации, маловероятной, но все же возможной.

Лагерь разворачивали в течение месяца, и все это время обходилось без особенных инцидентов. Были пресечены одна-две попытки прохода русских партизан в соседних лесах, но военную часть не беспокоили, и она существовала мирно под едва доносившийся сквозь ночную тишину со стороны Ленинграда гул бомбежек и артобстрелов.

Однажды утром немцы решили порыбачить в пруду, так как заметили там рыбу. Немецкий офицер бросил в пруд связку гранат, раздался взрыв, и кверху брюхом всплыли туши оглушенных карпов. Издав возгласы одобрения, солдаты, раздевшись, полезли в воду собирать улов. Довольные, они выкидывали рыбу на берег, а наиболее крупные экземпляры выволакивали и складывали в горку. Все предвкушали прекрасный обед с рыбным супом и котлетами, которые приготовит им армейский повар Ганс в походной кухне.

К вечеру действительно по лагерю разнесся запах ухи. Выстроившись в очередь с оловянными мисками в руках, немцы по одному подходили к Гансу, и тот щедро наливал им суп большим половником с изогнутой ручкой.

Рыбный обед подали и офицерам, которые съели его, закусывая овощами и консервированным гарниром, запивая шнапсом, под марши из стоявшего в углу граммофона.

Ночью началось что-то невообразимое. Со стороны пруда на немецкие укрепления двинулся черный корабль. Он приподнялся над землей на четверть метра и полетел на окопы, в которых безмятежно спали фашисты. Внизу у корабля был толстый деревянный киль, оканчивающийся огромным рулем, обитым железом. Врезавшись килем в окоп, корабль, словно тупым ножом, стал давить людей, превращая их в бесформенные куски мяса. Оставляя за собой кровавые борозды, он «разрезал» блиндаж с офицерами. Каждый раз, пролетев расстояние вдоль окопа, корабль разворачивался на месте и возвращался по тому же маршруту, как пикирующий бомбардировщик, уничтожающий с воздуха марширующие колонны.

По кораблю открыли огонь с блокпостов и с вышки. Но пули не наносили повреждений черному деревянному корпусу судна, обшивка которого превратилась в прочнейший мореный дуб от длительного нахождения под водой. Вскоре блокпосты были также раздавлены и впечатаны в землю.

Корабль подлетел к вышке. На палубе, оказавшейся вровень с платформой часового, возникла призрачная фигура в старинном вице-адмиральском мундире. Он вытянул руку в сторону часового, повел ладонью вниз, и, покорная этому движению, вышка вместе с солдатом начала уходить под землю. Через мгновение над ней, как крышка гроба, «захлопнулся» дерн.

Вокруг происходило нечто похожее. Земля стала затягиваться на глазах, как рана на теле вампира, хороня трупы и боеприпасы. Раненые, если таковые еще оставались, были погребены заживо. Через несколько минут на поверхности не осталось никаких следов от лагеря немцев, который только что бесшабашно существовал на этом месте.

Лишь один человек продолжал стоять на земле. Это был армейский повар Ганс. Рядом с ним нетронутой высилась походная кухня немцев, не успевшая еще остыть после позднего обеда. Ганс пребывал в шоковом состоянии, наблюдая за происходящим.

Вице-адмирал с высоты палубы своего корабля пальцем указал Гансу на походную кухню. Не сопротивляясь, повар стал разогревать плиту. Он поставил на огонь большую кастрюлю, в которой еще недавно варил уху, налил туда воды из бака и подбросил дров в топку печи. Ганс работал машинально, не отдавая себе отчета, что и зачем он делает. Призрак стоял на палубе и ждал.

Когда вода в кастрюле закипела, Ганс вдруг затряс головой, явно стараясь чему-то воспрепятствовать. Но это длилось только несколько мгновений. Бунт повара был подавлен извне. Он покорно поднялся к плите по маленькой лестнице, снял крышку с кастрюли и опустил в кипяток голову по самые плечи, словно кто-то с силой нагнул его, удерживая внутри бурлящей воды. Передернувшись всем телом несколько раз, Ганс перестал шевелиться – сварился заживо.