– Огранка – ничего, – согласился Дворкин.

– Перекрученных вуалей внутри нет, значит, не синтетика. Камешек на первый взгляд вполне себе натуральный.

– Так, может, все в порядке? – просиял Верман, услышав это.

Сема думал. Камень лежал перед ним, похожий на осколок зеленого льда.

– А нет ли у нас совершенно случайно стирального порошка? – вдруг задумчиво спросил Сема и поглядел на Моню через лупу.

– М-м?

Тот вскинул брови.

– Или хорошего мыла, – продолжал Сема.

– Такого, знаете, старой закалки мыла. Есть?

– Неужели вы нашли надпись? – съязвил Верман.

– Моня, бросьте говорить и бегите за порошком, – невозмутимо посоветовал Дворкин.

– А то я не ручаюсь за ваш камень.

Верман немедленно испарился, и через пару секунд они услышали, как он отряжает Яшу в ближайший хозяйственный.

– Зачем вам порошок, Семен Львович? – спросила Майя.

– Не будете же вы стирать этот изумруд?

Дворкин лукаво посмотрел на нее и подмигнул:

– А почему бы и нет, уточка моя?

Майя слегка обиделась. Обычно ювелир отвечал на все ее вопросы, и ей даже казалось, что ему нравится обучать ее. Что ж, она не будет переспрашивать.

Майя мучилась с янтарным ожерельем, которое принесли на переделку. Работа была несложной, но у нее никак не получалось вставить один янтарь на свое место. Камушек «не расцветал», как говорил Сема. Она никак не могла понять, почему. Хотела спросить у Дворкина, но теперь, после его шутки, решила, что обойдется своими силами.

Примчался запыхавшийся Яша с пакетиком стирального порошка. Его рыжая шевелюра полыхала в лучах солнца.

– Для ручной стирки, дядя Сема! Подойдет?

– То, что надо, Яша.

Майя исподтишка следила за тем, что будет делать Дворкин. Моня стоял в дверях, сложив руки.

Сема взял чашку, развел в воде стиральный порошок и преспокойно опустил туда изумруд.

– Э-э! – встрепенулся Моня.

– Не экайте, Верман, – попросил Семен Львович.

– Вы мешаете эксперименту.

Майя, забыв об обиде, смотрела во все глаза.

Подождав несколько минут, Сема вытащил камень, положил на стол и направил на него свет. Еще несколько секунд прошло в сосредоточенном молчании. Майя и Моня замерли, открыв рты, а за Моней торчал и заглядывал через плечо Яша, забыв про свои обязанности.

– Картина маслом! – торжествующе провозгласил Сема и хлопнул ладонью по столу.

Изумруд подпрыгнул, и Моня подпрыгнул вслед за ним.

– Ты что?! – воскликнул он.

– Скажи по-человечески, что ты нашел?

– Я тебе и говорю по-человечески, в прямом смысле: картина маслом! Иди и посмотри.

Все четверо сгрудились над изумрудом. Майя взглянула на чашку с порошком:

– А что это за зеленые разводы?

– Масло, – рассмеялся Дворкин.

– Моня, можешь сказать своему клиенту, что он купил натуральную масленку.

Майя поднесла камень к глазам. Теперь она отчетливо видела внутри изумруда пузырьки воздуха и трещины.

– Хитрецы, – заметил Сема.

– Пропитали изумруд маслом с красителями, заполнили пустоты. Маскировка! Слыхал я про такой способ, но думал, что им уже сто лет никто не пользуется.

– Вы растворили масло! – догадалась Майя.

– Вот зачем порошок – вместо растворителя! Моня, вашего клиента надули.

Верман пожал плечами:

– Это разве надули? Эх, Марецкая, не знаешь ты, что такое надули…

Они с Семой переглянулись, и в глазах обоих мелькнуло мечтательное выражение.

– Дядя Моня, без ностальгических воспоминаний, пожалуйста, – попросил Яша.

– Мы все знаем, что по вас плачет уголовный кодекс.

Вопреки ожиданиям Майи, Моня не рассердился. Он лишь погрозил племяннику пальцем:

– Яков, Яков! Моня Верман – хитрый человек, но он не вор. Я помогаю обмануться тем, кто сам обманываться рад. И только!

Загадочно улыбнувшись, он забрал изумруд и ушел звонить клиенту.

– Даже не верится, сколько существует способов морочить покупателей, – задумчиво сказала Марецкая.

– А ведь этот изумруд наверняка стоил его владельцу приличную сумму.

– Это что… – протянул Сема.

– Ты знаешь, что в Китае какой-то местный китайский умелец изобрел способ заполнять трещины и пустоты? Причем таким образом, что обнаружить это практически невозможно! Нужен очень сложный анализ, который покажет, что бриллиант обрабатывался искусственно. Понимаешь, уточка, что это значит для ювелиров?

Майя понимала. В любом драгоценном камне есть включения – внутренние повреждения. Трещины, пузырьки воздуха, слоистость, черные точки… Десятки лет ювелиры пытаются найти способы избавиться от них. Чем чище камень – тем выше цена! Но способы эти либо дорогостоящие, либо граничат с обманом. Человек, который придумал бы, как за умеренную стоимость «очищать» драгоценные камни, обогатился бы. И обогатил тех, на кого работал.

– Постойте, Семен Львович! – спохватилась она.

– Но если бы это было правдой, к нам из Азии уже вовсю бы шли обработанные таким способом алмазы! А я пока не наблюдаю на рынке большого количества чистых бриллиантов.

– Так в том и дело, – вздохнул Сема.

– По слухам, отдельные группировки их китайской триады передрались между собой за право первыми внедрить этот способ в производство, и желтолицый изобретатель сбежал, унеся с собой секрет. Решил остаться бедным, но целым. И я его где-то понимаю. Но – ах, какую технологию потерял ювелирный мир!

Майя обдумала его историю.

– А мне кажется, что все это выдумки, – наконец сказала она.

– Извечная мечта ювелиров, воплощенная в сказке об умном человечке. Человечек один нашел то, над чем бьются целые лаборатории! Семен Львович, это тоска по настоящему герою, вот только герой не пришел-увидел-победил, а пришел, изобрел и убежал.

– Вовремя сбежать и оставить шкурку целой – это своего рода подвиг! – моментально отреагировал Дворкин.

– Может быть, ты и права. Легенда о святом Граале ювелирного дела… А что ни говори, было бы здорово найти его.

– Да вы романтик, Семен Львович!

– Увы, уточка моя, в моем возрасте романтиком уже быть нельзя. Романтичны могут быть лишь юные! «Старый романтик» – это деликатное обозначение старого дурака.

Дворкин, напевая под нос, положил перед собой два алмаза и прищурился. Майя вернулась к своему янтарю и обхватила голову руками. Солнечные, медовые кусочки янтаря словно дразнили ее. Она любила янтарь и всегда успешно работала с ним. Отчего же сейчас ничего не получается?

– Уточка, подай планшайбу и угломер, – попросил Сема.

– А что ты сидишь загадочная, как Мона Лиза?

– У меня работа не идет, – призналась Майя.

– Дай-ка взглянуть…

Семе хватило одного взгляда, чтобы понять, в чем загвоздка.

– Не ложится камешек, – пробубнил он, почесывая в затылке.

– А вот так пробовала? Нет, нехорошо. А вот так? Гм, опять не то. Странно…

– Вот именно, странно! Вы тоже замечаете, правда? И я никак не могу понять, в чем причина! Янтарь практически одинаковый, подобранный, весь из родного ожерелья. Мне его принесли уже рассыпавшимся, но какая разница?

– Кто принес? Старушка в черной шляпке?

– Да, она. Вы ее знаете?

Эту старушку Майя окрестила божьей коровкой. Маленькая, круглая, с улыбчивым розовым личиком, она носила красный плащ и черную фетровую шляпку. Плащ топорщился на лопатках, как будто под ним прятались жесткие надкрылья. Старушка неторопливо переползала от витрины к витрине, и Майя не удивилась бы, если бы на крыльце она встопорщила крылышки и улетела.

– Смешная бабусечка, – сказала она с улыбкой.

Сема приподнял очки и посмотрел на нее с осуждением:

– Эта смешная бабусечка – Анна Андреевна Ольховская, между прочим, дочь той самой Ольховской. Как – какой? Бонны детей Николая Второго! Или ты знаешь другую Ольховскую?

Майя не знала никакой, но признаться в этом постыдилась.

– Ее мать расстреляли, а сама Анна Андреевна сумела бежать из СССР. Ее занесло сначала в Марокко, а потом – в Англию. Да по ее приключениям можно писать романы! В Англии она вышла замуж за потомственного аристократа, ездила с ним по всему свету, а когда похоронила его, вернулась в Россию. Между прочим, уехать из страны ей когда-то помог дед нашего Мони Вермана. Все ниточки сходятся, все, рано или поздно…