– Но почему? – изумилась я.
Дядя Браня пожал плечами и сказал:
– Этот вопрос вы можете задать самому Гремиславу Гремиславовичу. Огнедар тоже ничего не понимает, но президент велел закрыть дело. Как мне кажется… Мне кажется, это дело слишком взрывоопасное, чтобы проводить расследование, даже секретное. Секреты обладают нехорошим свойством становиться известными широкой публике.
Я поежилась. Похоже, в действиях президента Бунича есть резон. Если СМИ, в особенности иностранные, узнают, что у меня на даче нашелся труп сестры его жены, пропавшей двадцать три года назад, начнется подлинная вакханалия, по сравнению с которой охота на бедняжку принцессу Диану покажется игрой в лапту. Это станет мировой сенсацией номер один. А если учесть, что убийца не найден… О, это даст пищу злокозненным умам и работу беспощадным языкам. Президента Бунича заграничные газеты и телеканалы и так не особо жалуют, а эта история только подольет масла в огонь.
– Значит, президентская свояченица, или как там зовется сестра жены, – прошептала я. – Ну-ка, ну-ка, Браниполк Иннокентьевич, колитесь, дорогой. Я уверена, что вам известно гораздо больше, чем вы мне только что поведали!
Дядя Браня скупо усмехнулся, на мгновение напомнив мне полковника КГБ. Вот они, наши рыцари без страха и упрека, Штирлицы, Рихарды Зорге и генералы песчаных карьеров! Браня мне нравился, но с ним нужно быть начеку. Хитроватый мужчина, весь в своего папочку, героя первой революции Иннокентия Сувора.
– Серафима Ильинична, если передумаете заниматься литературой и истязать гостей в телевизионной студии, то обращайтесь в спецслужбы, – произнес он с грубоватой галантностью. – У вас настоящий следовательский талант!
Увы, этот талант не помог мне вовремя сообразить, что все мои мужья ходили налево. И направо. И прямо. Но только не ко мне, а к своим подружкам. Дядя Браня прав – иногда на меня накатывает вдохновение, и я еще в середине очередного детективного романа понимаю, кто является убийцей, но в большинстве случаев я подозреваю не того, кто виновен на самом деле.
Гамаюн Подтягич гнусаво затянул гимн коммунистической Герцословакии. Воспользовавшись ситуацией, мы выскользнули на кухню. Моим глазам предстала унылая картина – нет ничего ужаснее, чем кухня после веселого застолья. Трупы грязных тарелок, заляпанные чашки, покрытые слоем жира кастрюли и сковородки громоздились в мойке и на столе.
– Я расколюсь, – заявил дядя Браня, – но с условием, что и вы, уважаемая Серафима Ильинична, поведаете мне о том, как обнаружили тело Драгостеи Ковтун.
– Это-то какое имеет ко всему отношение? – с некоторым подозрением спросила я. О смерти Драгушки упомянули в нескольких желтых газетах. Странно, что эта новость не вышла на первую полосу.
Я обстоятельно поведала Браниполку Иннокентьевичу о том, как наткнулась на тело «нашей Пэрис Хилтон» в картинной галерее.
– Кем бы убийца ни был, но он обладает злобным чувством юмора, – произнесла я. – Драгуша лежала перед картиной, изображавшей Мессалину…
Я хихикнула. Браниполк Иннокентьевич непонимающе посмотрел на меня.
Пришлось объяснить:
– Валерия Мессалина жила в первом веке нашей эры и была третьей женой императора Клавдия. Ее имя стало нарицательным для обозначения женского распутства. С ведома коронованного муженька ее и убили, после того как она тайно обвенчалась со своим молодым любовником и готовила план по свержению опостылевшего мужа и возведению на престол своего нового супруга. Ей не было и тридцати, когда она умерла: по рассказам современников, Мессалина не знала удержу в сексуальных забавах, напропалую наставляла рога несчастному Клавдию, позже отравленному грибами своей новой женой, матерью приснопамятного Нерона. Стоило Мессалине увидеть на улице, во дворце или на ипподроме смазливого римлянина, не важно кого – патриция, гладиатора или водоноса, как она отдавала страже приказание тащить бедолагу к себе на ложе. А если несчастный потом снова попадался ей на глаза, то преторианцы попросту убивали его по приказу похотливой Мессалины. Ей, видите ли, претило быть объектом пересудов. По поводу посещения ею борделя Ювенал в «Сатирах» заметил: «Lassata viris necdum satiate recessit»: «Ушла, утомленная мужчинами, но все еще не удовлетворенная».
Браниполк Иннокентьевич целомудренно закашлялся и произнес:
– В отличие от вас, дражайшая Серафима Ильинична, я не обладаю столь глубокими знаниями в области античной литературы и нравственности. Но то, что мне известно, напрямую связано со смертью Драги Ковтун. Следствие курирует КГБ – ничего удивительного, если учесть, что убита единственная дочь известного герцословацкого политика. Но и здесь Огнедарику и его подчиненным приказано не проявлять особую прыть. Официальная версия – преступление на почве страсти.
– Вполне может быть, – заметила я. – Драгушка была красивой девицей, вращалась в самых хм… достойных кругах столичного общества…
Сувор оглянулся по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто-либо нашу беседу, и сказал:
– Убийца, похоже, уже найден. Но в этом-то вся проблема!
– Какая проблема? – заявила я. – Если убийца найден, то нужно его арестовать.
– На месте преступления был обнаружен нож… Кстати, как сказал мне Огнедар, украденный у вас. А на этом ноже были отпечатки пальцев. Они и помогли идентифицировать человека, причастного к смерти Драги.
– И кто это? – спросила я. Дядя Браня самодовольно улыбнулся: – То, о чем сообщил мне Огнедар, является государственной тайной. Следствие идет дальше, и не удивлюсь, если через некоторое время, когда шумиха стихнет, публике презентуют «убийцу» – наркомана или несчастного студентика. Презентуют для того, чтобы отвлечь внимание от истинного виновника!
– Да кто же он такой? – спросила я. – Президент Бунич?
Сувор дыхнул мне в лицо и прошептал:
– Вы попали пальцем в небо. Отпечатки пальцев на ноже, которым убили Драгушку Ковтун, принадлежат Сергию Буничу, сыну президента!
Не ослышалась ли я? Сын президента причастен к… убийству? В голове закрутились обрывочные сведения об отпрысках четы Бунич. Сын и дочь, двойняшки. Родились в Восточной Германии в начале восьмидесятых, когда Гремислав Гремиславович служил в герцословацкой резидентуре на территории вассальной ГДР. Девочку зовут Ольга, молодого человека – Сергий. Дочь на публике не появляется, ее фото в газетах – пяти-семилетней давности, когда она была еще подростком. По слухам, учится за границей, в одном из частных швейцарских вузов: Буничи прививали детям немецкий едва ли не с самого рождения. А вот Сережа… В отличие от сестры он остановил свой выбор на знаменитом столичном вузе, где изучает экономику. Не чурается журналистов, наоборот, охотно позволяет себя фотографировать в компании «брильянтовой молодежи», числится заводилой и сорвиголовой. Наверняка является для отца с матерью постоянной головной болью.
Ну точно! Не так давно в одной из газетенок появилась фотография Сергия Бунича в обнимку с Драгой Ковтун. Еще судачили, уж не к свадьбе ли идет дело: вот была бы сенсация, президентский сынок женится на дочурке самой яростной критикессы режима президента Бунича.
– Вот это да! – произнесла я. – И об этом, конечно же, никто не знает?
– Только кое-кто, – заверил меня Сувор. – Сами Буничи, мой Огнедар, я. Теперь и вы.
Я поскребла в затылке и спросила напрямик:
– Браниполк Иннокентьевич, какой у вас резон рассказывать мне сверхсекретную информацию?
– Ух! – Сувор сверкнул глазами. – В корень зрите, уважаемая Серафима Ильинична. Рассказываю, так как не понимаю, к чему такая таинственность. Точнее, отлично понимаю, но не одобряю. Мой Огнедарик, скажем честно, обязан креслом директора КГБ в первую очередь своей преданности и лояльности к президенту. Но мне, отцу, неприятно наблюдать, как его преданность и лояльность беззастенчиво используются. Если президентский сынок нашкодил и имеет отношение к смерти Драги Ковтун, то он, как и обычный гражданин, должен понести наказание. А от Огнедара требуют, чтобы все было с точностью до наоборот: никто и ни под каким соусом не должен знать правду!
