У Дейка, видно, полегчало на душе, и он снова уставился на конверт. Но по-прежнему не открывал его.

— Вы хотите, чтобы я вышла? — Дальтон резко вскинул удивленные глаза. — Хотите прочесть его без свидетелей?

Дальтон наморщил лоб.

— А вы не знаете, о чем оно?

Девушка покачала головой.

— Дядя Рэнсом только велел мне передать его вам.

Детектив перевернул конверт и принялся разглядывать его обратную сторону.

— Можете не проверять, — отчеканила она. — Я не читаю чужие письма, мистер Дальтон.

Дейк поднял взгляд. Памела с удивлением обнаружила, что его словно вытесанные из камня скулы слегка заалели.

— Простите, — пробормотал он. — Привычка.

Еще несколько мгновений Дейк смотрел на письмо и наконец начал открывать его. Памела невольно обратила внимание на его пальцы — длинные и тонкие, с ухоженными ногтями. Однако в них чувствовалась сила, да и руки у него были совсем как у дядюшки Рэнсома — в шрамах и мозолях от многих лет работы с поводьями и лассо. Странно, а она-то думала…

Какой-то тихий звук — снова полувздох-полустон вывел девушку из раздумий, и она украдкой взглянула на Дальтона. Он сидел, прикрыв глаза, и на лице его была написана такая боль, что у Памелы перехватило дыхание. Однако в следующую же секунду все исчезло, и она решила, что ей это просто померещилось. Такая боль просто не может мгновенно и бесследно исчезнуть, да и вообще глупо предполагать, что ему так плохо — с чего бы это вдруг? — думала Памела.

— Мне… — Оборвав фразу, Дейк умолк и откашлялся. Быть может, шальная догадка Памелы была верной — этот человек и вправду страдал. Но когда он снова заговорил, голос его звучал ровно и холодно, как и прежде: — Мне жаль, что я не могу помочь вам, мисс Малкольм. Дело в том, что я больше не занимаюсь оперативной работой.

Значит, Рэнсом все-таки ошибался. Каким бы этот человек ни был раньше, теперь он уже не тот. Памела подавила вздох — ей стало больно за дядю, за то, что с ним так обошлись. Он и без того испытал в жизни слишком много разочарований.

— Я… я все же помогу вам. Найду кого-нибудь, кому эта задача по плечу и позабочусь о счете…

— Нет, благодарю вас. — Ее дядя мог просить об одолжении, но не о милостыне. — Рэнсом никогда бы… Ему это не понравилось бы.

— Пожалуй, не понравилось бы, — ровно и без всяких эмоций в голосе подтвердил Дальтон.

— Простите, что потревожила вас. — Девушка поднялась. — Спасибо, что уделили мне время, — вежливо прибавила она, протягивая Дейку руку. Тот помедлил, но все же пожал ее. Его рука оказалась гораздо мягче, чем рука Рэнсома, но не менее сильной… И удивительно нежной.

Памела непроизвольно отдернула руку, стараясь не выдать своего смятения. Взгляд ее испытующе скользнул по лицу Дейка в надежде, что тот ничего не заметил. В первое мгновение на его лице отразилось не меньшее потрясение, чем у нее самой.

— Жаль, что ваша поездка оказалась напрасной, — сухо проговорил Дальтон. — До свидания, мисс Малкольм.

Кивнув, Памела направилась к выходу. За ее спиной раздался шелест сминаемой бумаги, но она даже не оглянулась. Ей не хотелось видеть, как Дейк Дальтон швыряет письмо Рэнсома в корзину. Закрывая за собой дверь, она мучительно размышляла, как бы ей помягче рассказать дяде о том, что человек, которого он считал своим другом, предал его.

Близился рассвет. В комнате царили темнота и покой. Дейк сидел на своей старенькой софе, закинув ноги на уголок старого сундука, который служил кофейным столиком в этой маленькой дешевой комнатушке. Глаза Дейка были устремлены в никуда.

Сегодня ночью его одолевала тревога, хотя и не такая, как обычно. Сегодня его мучили не старые, до боли знакомые призраки прошлого — не лица погибших, видения пролитой крови и эхо отчаянных криков. Нет, его донимали воспоминания о бирюзовых глазах… Таких же, как у Рэнсома Малкольма. Сколько раз, бывало, юные ковбои из родео дразнили старшего товарища за эти глаза — бездонные, ярко-бирюзовые, опушенные густыми длинными ресницами! Глаза, которые больше подходили бы какой-нибудь томной красавице и казались совсем неуместными на обветренном суровом лице ковбоя. А они, легкомысленные и грубоватые юнцы, были так безжалостны в своих насмешках. Но Рэнсом лишь ухмылялся в ответ. И насмешникам ничего не оставалось, как только заткнуться. Все они знали, что жилистое худощавое тело Рэнсома Малкольма было все в шрамах. Почти каждый из них был чем-то обязан этому человеку…

Его племянница Памела Малкольм была очень привлекательной: полные губы, нежный овал лица, изящный, хотя и чересчур упрямый подбородок. Дальтон не знал, от кого девушка унаследовала непокорные густые белокурые волосы. Он никогда не встречал ее отца, брата Рэнсома, а у самого Рэнсома волосы были пепельно-каштановыми. Но глаза у Памелы были точь-в-точь как у Рэнсома, и на женском лице эти глаза производили совершенно неотразимое впечатление.

Да и сама она — девчонка что надо, несмотря на свою невзрачную одежду. На встречу с ним она явно не старалась принарядиться. Хотя, может, и старалась, подумал Дейк, вспомнив, что денег у нее не густо. Может, у Памелы и не было ничего лучшего, чем чистенькие, но потертые джинсы и стоптанные ботинки. Рубашка, правда, была поновее, ее яркие бирюзовые и белые разводы подчеркивали блеск глаз девушки и выгодно обрисовывали ее стройную фигуру. Пожалуй, просто девчонкой ее не назовешь. Она сама женственность, размышлял Дейк.

Да успокойся ты, ради Бога, одернул себя Дальтон. Что ты за человек? Племянница Рэнсома не заслуживает, чтобы ее оценивали, словно призовую кобылу, которую собираются купить, или случайную подружку, которую подбирают в баре и ведут к себе домой.

При встрече девушка показалась Дейку вымотанной до предела. Темные круги под усталыми глазами являлись не просто результатом недосыпа и утомительных часов, проведенных за рулем. Было очевидно, что Памела жила в постоянном напряжении. Дейк узнавал знакомые ему приметы переутомления и нервного срыва, которые часто замечал у себя на лице, когда смотрел в зеркало.

Раздался легкий шелест, серая тень скользнула к нему по подушкам кушетки.

Да, кстати, подумал Дальтон, если я уеду, то кто будет кормить Идола?

Он едва не рассмеялся.

О Боже, да ты и впрямь дошел до точки, саркастически сказал себе Дейк, если начинаешь цепляться за этого оборванного, паршивого, чужого кота как за предлог, чтобы никуда не ехать.

Дымчатый кот остановился. Он проявлял крайнюю деликатность: его независимая натура не позволяла ему сесть на подушку рядом с Дейком.

Однажды вечером Дейк обнаружил у себя под дверью кота; тот словно ждал его появления. Вообще-то Дальтон недолюбливал кошек, но, увидев окровавленное и разодранное ухо бродяги, пожалел его и позволил остаться. В течение следующих недель кот все время околачивался поблизости, не попрошайничая и не пытаясь пролезть в квартиру. И как-то раз, возвращаясь с работы, Дейк неожиданно для себя поддался какому-то непонятному побуждению (о котором впоследствии немало жалел) и, зайдя в местный магазинчик за газетой и чашкой кофе, прихватил заодно жестянку кошачьего корма. В благодарность кот одарил его таким снисходительно-поощрительным взглядом, что Дальтону не оставалось ничего другого, как сдаться.

— Раз уж ты так прекрасно обходился без меня столько времени, то вполне сможешь и дальше о себе позаботиться, — проворчал он, обращаясь к коту и включая ночник.

Кот лениво сощурился. Подобная угроза его не испугала.

— Иди-ка подыщи чьи-нибудь ботинки из змеиной кожи, — предложил ему Дейк.

В нем еще не улеглось возмущение от того, что каждый раз, прежде чем войти в квартиру, ему приходилось снимать обувь. Иначе дорогие ботинки немедленно становились объектом свирепой и молчаливой атаки кота. Со временем Дейку удалось приучить кота не трогать их, хотя бы до тех пор, пока они находились на ногах, — но стоило разуться, как кот тут же набрасывался на них.